Этот несносный Ноготков

— Чепуха? — усмехнулась Варвара Никаноровна. — Если это чепуха, то скажите, почему вы не оставили мне этих ваших новейших экспериментальных таблеточек? Опасались, что я их израсходую?
— Ничего я не боялся. И если... — Профессор умолк, как бы пораженный какой-то страшной мыслью. — Постойте! Но я же дал вам эти таблетки, я это хорошо помню! Во флакончике!
— Нет, дорогой профессор, вы этот флакончик забрали домой, домой, и я еще подумала: что произойдет, если вы случайно их проглотите. Они, кажется, действуют на мозг?
— Не только на мозг, — тихо проговорил профессор, и его лоб покрыла испарина. — А вдруг... — Он внезапно побледнел.
— Что с вами? — испугалась Нарзанова. — Дать вам воды?
— Дайте мне такси! — простонал Филипп Иванович.
Остановив первую попавшуюся машину, Филипп Иванович уже через несколько минут вбегал в свое парадное. Но тут он услышал голос, показавшийся ему совсем незнакомым:
— А денежки?
— Какие денежки? — изумился профессор, берясь за ручку двери.
— За проезд, доктор, за проезд, — уточнил шофер. — Троячок.
— Троячок? — изумился Филипп Иванович. — А разве это не институтская машина? Вы разве не Леша Горбунов?
— А ну гони монету, гнилая интеллигенция! — рассвирепел шофер. — Ле-о-ша!
— В чем дело, папа?
Вопрос был задан, конечно, Аликом, вышедшим на улицу из дому.
— Ах ты старая галоша, — не обращая внимания на мальчугана, продолжал шофер. — Денег не даешь! Да ты...
Он не договорил, внезапно повернулся к Алику, почти мгновенно сник и опустил глаза.
— Сейчас же извинитесь перед папой, — тихо сказал Алик. — Ну!
— Прошу прощения, папаша, — виновато пробормотал шофер.
Включив зажигание, шофер подал машину назад, развернул ее и, обдав Алика и Филиппа Ивановича клубами выхлопного газа, скрылся за переулком.
— Какой-то нонсенс, — проговорил Филипп Иванович, с недоумением пожимая плечами.
Уже войдя в гостиную, Филипп Иванович вдруг остановился и, сжав пальцами виски, задал самому себе вопрос:
— Зачем же я сюда приехал?
Звонок, раздавшийся в парадном, помешал Филиппу Ивановичу сразу же ответить на этот вопрос. Открыв дверь, он едва успел отпрянуть в сторону, ибо мимо него, словно стрела, выпущенная из лука, пролетела Елена Петровна. Он заметил разъяренное лицо.
Через минуту, хлопнув дверью спальни, где она сбросила туфли и косынку, Елена Петровна вернулась в гостиную.
Вонзив в своего супруга пылающий взор, она выдохнула:
— Ясно?
— Ясно, — сказал он. — Только не ясно, что именно ясно. Что случилось? Тебя уволили из училища?
— Ты с ума сошел!
— У мамы пропали золотые часы, — сказал Алик. — И это произошло в троллейбусе.
— Ясно? — торжествующе произнесла Елена Петровна. —
Ребенок догадался, а ты... — Она устало махнула рукой. — Да что уж там говорить — что упало, то пропало.
— Вспомнил! — радостно воскликнул Филипп Иванович и рысью побежал в свой кабинет.
— Доктор биологических наук, — страдальчески вздохнула Елена Петровна и многозначительно притронулась указательным пальцем к своему виску.
— Кстати! — совсем некстати воскликнула она. — Будь осторожен, Алик, на улице. Из зоопарка удрал удав восемнадцати метров длины и за каких-нибудь два дня передушил трех девочек, пятерых мальчиков и одного очень красивого водопроводчика.
— Лена! — крикнул Филипп Иванович, выходя из своего кабинета. — Ты случайно не видела флакончик? В нем находились таблетки.
— Мне своих таблеток хватает, не знаю, когда избавлюсь.
— Флакончик я поставил на книжный шкаф, — сказал Алик.
— Фу ты ну ты, — радостно улыбнулся Филипп Иванович, — а я было перепугался — ведь это экспериментальные таблетки.
— Извини, папа, но флакон пуст.
— То есть как это — пуст? А где же таблетки?
— Здесь, — ткнул себя в живот Алик. — Мне понравилось.
— То есть ты их просто-напросто слопал?
— Угу.
— Душегуб! — страшным голосом закричал Филипп Иванович.
— Ты посмотри-ка на своего отца, — иронически усмехнулась
Елена Петровна. — Когда он узнал, что пропали мои золотые часы, то даже глазом не моргнул, а когда пропали его жалкие таблетки или пилюльки, он затевает скандал.
— Да их там и было-то штук пять, не больше, — заметил Алик и посмотрел на папу. Тот лежал в кресле без сознания.
  
Глава девятая, 
 
служащая подтверждением той непреложной истины, что иногда родители недооценивают своих собственных детей
 
Если бы Филиппа Ивановича вызвали однажды, допустим, в какое-нибудь солидное учреждение и спросили, ч т о он думает о своем сыне, ответ, очевидно, был бы краток: Мальчик как мальчик.
И как бы поразился Филипп Иванович, когда узнал бы из абсолютно достоверных источников, что его сын Алик превосходит — и значительно! — своего папу не в какихнибудь упражнениях с лянгой, а в высшей нервной деятельности, что его сын Алик действительно умеет делать то, что не умеет и никогда не сумеет он сам, профессор.
Что говорить, иногда родители недооценивают своих детей, и в этом еще убедится читатель, если он терпелив и не столь тороплив в выводах, как уже знакомая нам машинистка.
Филипп Иванович очнулся еще до того как Елена Петровна подняла трубку телефона и вызвала «Скорую помощь». Таким образом, убедившись, что ее супруг жив, ей пришлось снова позвонить по тому же короткому номеру и сообщить об отмене вызова врача. Затем она сбегала на кухню и, вернувшись со стаканом воды, плеснула ее на лицо супруга.
— Я жив? — слабым голосом спросил профессор.
— Слава богу, жив! — подтвердила супруга. — И чего это ты так?
— Папа не знает, что теперь скажет Константину Степановичу насчет этих своих стимуляторов, — спокойно заметил Алик.
— Стимуляторов? — в изумлении повторил Филипп Иванович.
— А откуда ты знаешь? Лена, я разговаривал, когда был в обмороке?
— Ты молчал, как глухонемой! — заверила супруга.
— Может быть, я иногда, извини, болтаю во сне?
— Один раз ты что-то бормотал о своей Инфочке. Кстати, много было народу на похоронах?
— Да пойми ты, наконец, — взмолился профессор, — что Инфочка, к которой ты меня до сих пор ревнуешь, не женщина, а инфузория!
— Знаем мы этих инфузорий, — вздохнула Елена Петровна.
— Теперь появился так называемый Мотылек килограммов на пятьдесят.
— В лаборатории производятся опыты над гусеницей кукурузного мотылька, а тебе жалко, что ли? — пожал плечами Алик.
— Вот именно, — кивнул Филипп Иванович, улыбаясь, но тут же спохватился и с недоумением посмотрел на сына. —
Позволь, позволь, а откуда ты все это знаешь? И, милостивый государь, — уже рассерженным тоном произнес Филипп Иванович, — из каких таких источников, а, быть может, и первоисточников вам стало известно о фактах, которые являются, черт побери, секретом?!
— Ну что ты пристал к ребенку? — вступилась за сына Елена Петровна. — Наверно, в газете прочитал или по радио услыхал.
— Пардон, мадемуазель, — повернулся к жене профессор, — но сведения об этой лаборатории ни в печать, ни в эфир не просачиваются!
— Но не мог же ребенок все это выдумать?
— Ну так ты мне скажешь, милостивый государь, в чем дело?
— Все очень просто, — улыбнулся Алик. — Я вижу, о чем ты думаешь, и поэтому знаю, что делается у вас в институте.
— Все очень просто, — саркастически усмехнулся Филипп Иванович. — Ты, миленький мой, видишь, о чем я думаю. А ты, конечно, случайно, не слышишь, какого цвета молекулы фтора и какой запах у атомов бараньего рога?
  
Глава десятая, 
 
в которой дается положительная оценка не только отрицательной температуре
 
На второй день после столь знаменательного собеседования Филиппа Ивановича, Елены Петровны и их удивительного отпрыска Ноготков-старший зашел в лабораторию имитации.