Анвар и большая страна

Однажды Ване сказали, что он будет выступать в большом концерте. Пришлось совсем отложить тонкие учебники третьего класса и всё играть, играть…
Он был талантливый мальчик, но скрипке мало таланта, а Ваня не успел отдать ей столько труда, сколько она хотела. Он пустился взапуски со временем. У него хватило упорства и не хватило силёнок.
Как-то на восьмом часу занятий он выронил смычок и упал…
Ваня болел долго: лежал в больнице, жил в санатории, а потом его привезли в лесной домик старого музыканта: на берег реки, на поляну, окружённую окаменелыми дубами.
В ту ночь, когда мальчик наконец решил посмотреть, кто же разгуливает под окном, опять было темно и звёздно.
Он так устал бояться, что захотелось ему уж сразу умереть или жить спокойно и, конечно, долго.
Он встал с постели, подошёл к окну, словно это было днём. Открыл его. На поляне перед домом стояли кони. Они подняли морды и посмотрели на мальчика. Они долго смотрели на него, и он догадался: кони ждут хлеба.
Осторожно, чтобы не разбудить в доме людей, он прошёл на кухню и взял круглый мягкий хлеб.
Ваня был слаб от болезни, от бессонных ночей. Его пошатывало, и кони сами подошли к дому, встали под окном и бережно брали хлеб большими тёплыми губами. Потом они отходили, красиво переставляя высокие тонкие ноги, и земля под копытами чуть вздрагивала, чуть покачивалась.
В ту ночь Ваня спал крепко и не запомнил ни одного сна. Всё, что подали на завтрак, съел, съел обед, съел ужин.
В доме насторожённо обрадовались, а на следующий день поверили: Ваня пошёл на поправку. Много ел, был весел и под прозрачной кожей едва-едва, но уже затеплился румянец.
В эти дни недовольной была только кухарка. У неё пропадал хлеб — буханка, две, а то и булка. Наконец она не выдержала и пожаловалась хозяину дома.
Воришку решили выследить.
К тому времени уже наступило полнолуние.
Спать легли рано. Дом скоро затих.
Луна взошла. Белые стены комнат замерцали, и где-то за домом раздались глухие, глубокие звуки.
«Лошади пришли, — подумал хозяин. — Интересно, откуда они приходят? И почему всегда ночью? Может быть, из лесничества? Днём работают, ночью пасутся».
Раздался шорох. Хозяин затаил дыхание, но и в доме всё молчало. Хозяин хотел было подняться, но тут явственно прозвучали шаги босых маленьких ног.
Дверь в спальню была приоткрыта, и старый музыкант увидел, как проскользнула фигурка в ночной белой рубашке.
— Эге, наш больной!
Мальчик прошёл на кухню, повозился там и скоро опять мелькнул в дверях: возвращался к себе.
Старый музыкант поднялся и пошёл следом.
Он увидел, как Ваня распахнул окно, как подошли к окну лошади и как мальчик кормил их из рук, говоря ласковые слова.
Ваня говорил:
— Ешьте, лошади. Вы ешьте и хорошо работайте. Тогда ваш хозяин будет вас жалеть. А если меня больше не будет, вы меня помните, я вас очень жалел, а тебя, тёмный конь, я жалел лучше всех.
То, что произошло минуту спустя, так поразило старого музыканта, что, когда он очнулся, почувствовал: лицо — в слезах, и совсем не хотелось корить себя за женскую моду плакать.
Вот что произошло.
Тёмный конь съел хлеб и встал под окном боком, словно приглашал мальчика к себе на спину. Он стоял долго, терпеливо, поворачивал к Ване голову.
Ваня колебался, потом заправил длинную рубаху в трусы и с подоконника сел на коня, обхватил его высокую шею маленькими руками.
Конь тихо отпрянул от окошка, поворотился к дому спиной и пошёл через поляну в дубовую рощу.
Другие кони стояли неподвижно и смотрели им вслед.
Старый музыкант оделся и вышел на улицу.
Он прошёл мимо лошадей по низкой августовской траве, вброд по лунному половодью, под чешуйчатыми куполами дубов, где каждая пластина была кованой, старозаветной. Прошёл над старицей, аккуратно засыпанной серебряной мелочью ряски, с тёмными глубокомысленными окнами, в которых стояла чистая, как лицо спящего ребёнка, луна. Потом он сразу остановился, услышал, как падает отживший лист, как возле дома всхрапнула лошадь, и вздохнул так сильно, что закололо в сердце.
Луна, как большая настольная лампа, ласково осветила ему воду, блестящие иглы невысокой сосны, приблизила небо. Было видно, что небо — воздух. Воздух, воздух, воздух, пронизанный лучами, колышимый ветром, холодный, ясный, ледяной где-то там, у самой луны.
— Не догнать, — сказал тихо и внятно старый музыкант.
И он услышал, как затрепетала, загудела земля, как с посвистом прокатилась за лесами тугая волна воздуха.
— Поезд, — сказал музыкант вслух.
Он вернулся к дому, сел на крыльцо, положил голову на холодную росистую ступеньку. Потянул воздух в себя, уловил запах давно оструганного, хорошо просушенного, богатого теплом дерева и заснул.
Проснулся он вдруг, вздрогнув. Было светло, а у крыльца стоял тёмный конь. На его спине, припав к упругой нервной шее, спал Ваня.
Старый музыкант подошёл к лошади, снял мальчика и унёс домой. Когда он опять ложился в постель, потому что вставать было ещё рано, то услышал, как за стеной негромко и грустно заржал, видимо, тот тёмный конь.