С вечера до утра
Много гибнет дождевых червей и от ДДТ и других средств против вредителей, которыми посыпают поля (опасных, как теперь выясняется, не только для насекомых, но и для всего живущего в полях и вокруг них!).
Летний зной и зимние морозы дождевые черви переносят без особого труда. Зарываются глубже и там в подземных камерах, «оштукатуренных» собственными экскрементами, свившись в клубки, пережидают в оцепенении неблагоприятное время.
Числился прежде среди врагов дождевых червей еще один, ныне реабилитированный наукой ночной охотник — паук атипус, строитель удивительных ловушек.
Сооружение это — паутинный футляр, без окон и дверей, без входа и щелей. Паук сидит в нем, словно заживо замурованный узник, ни днем ни ночью никуда не выходя. Нижняя часть футляра погружена в землю примерно на полметра, верхняя — торчит вверх или лежит на земле.
В футлярах прячутся паучихи, а самцы-атипусы — бродяги бездомные: бегают ночами по пустырям и холмам, по опушкам сосновых боров. Они ростом поменьше самок (8–9 миллиметров) и темнее, почти черные, как ночным бродягам и положено.
Впрочем, и домовитые их подруги светлому дню не очень доверяют: мир ночи для них безопаснее. Когда под жарким солнцем закипает жизнь на земле, они удаляются в глубины обитого шелком подземелья. А ночью заползают в стелющийся по земле рукав своей паутинной упаковки. В этом футляре караулят добычу. Ползет ли по мху сороконожка, мокрица и взберется ли на этот футляр, сядет ли на него комар — вдруг рвется под ним «земля», длинные крючья-челюсти хватают неосторожных путников и тащат вниз, в «колбасу».
Добычу паучиха подвесит на ниточках, а сама поспешит наверх — заделывать дыру в футляре. Лишь когда дело сделано, она уже не торопясь и с аппетитом пообедает.
Покинув материнский дом-трубу, молодая паучиха из рода атипусов тотчас, как только найдет подходящее место, строит свою собственную трубу-дом, в котором и сидит до самой смерти. Только какая-нибудь стихийная беда может выгнать ее из добровольного заточения в шелковом футляре.
Работает она темными и лунными ночами. Строит сначала надземный этаж. Плетет вокруг себя просторный паутинный каркас, предварительно привязав тонкими нитями его коническую вершину к травинкам. Поэтому первоначально все ее сооружение обтекаемым своим концом торчит вверх из земли, наподобие устремленной в небо ракеты на старте. Но позднее нити рвутся и хитроумная ловушка паука, поникнув, стелется по земле.
Соорудив каркас, паучиха роет внутри него под собой землю. Зажав в челюстях комочек земли, пытается протолкнуть его через переплетения своих строительных лесов. Частью это удается, но немало мокрой от слюны земли прилипает к паутинкам каркаса. Затем паучиха тщательно штукатурит землей и песчинками внутренние стены возвышающегося над ней паутинного конуса.
Потом опять, вращая брюшком, оплетает еще раз штукатурку паутиной. Снова роет под собой землю, выталкивает, сколько может, наружу, остальную вмазывает в стены. Так, постепенно, опускаясь все ниже и ниже, очень целесообразно с точки зрения организации труда заканчивает она и подвальные покои своего дома. Между надземным и подземным «этажами» никаких перегородок нет. Связывает их только тонкая нить. Ее паучиха, притаившись в подземелье, держит в лапке. Лишь только неосторожное насекомое опустится в полном неведении на оштукатуренную ловушку, весьма похожую на обломок стебелька, сотрясение нити сейчас же о том сигналит паучихе. Тихо крадется она наверх, подползает осторожно как раз под то место, где сидит муха. Лишь тонкая паутинная стенка разделяет легкомысленное насекомое и паука, готового эту стенку пробить острым и отравленным оружием. Какая разыгрывается затем драма, мы уже знаем.
Разумеется, не только атипусы, но и другие очень многие пауки (с сетями или без них) охотятся по ночам (или преимущественно по ночам). Пауки прожорливы, а ловушки, которые они плетут, весьма добычливы. Когда охота особенно удачна, некоторые крестовики, например, ловят в сети… по пятьсот насекомых за сутки. В лесах и лугах на каждом гектаре живет около миллиона, а местами и пять миллионов всевозможных пауков! Подсчитайте, сколько на каждом квадратном метре такого луга или леса гибнет каждые сутки разных насекомых — сотни тысяч! И в основном вредных — мухи, комары и другие им подобные…
Обратили ли вы внимание: многие типично ночные животные — истребители всевозможных вредителей. Пауки, совы, козодои, жабы, квакши, летучие мыши, о которых речь еще впереди, барсуки, сони (много майских жуков губят они!) — полезнейшие из полезных друзей человека, возделанных им полей и садов, оберегаемых лесов!
А ёж? Он тоже такой… Полезный!
Или, скажем, гадюки! Они уничтожают вредоносных мышей и полевок. Впрочем, типично ночными этих змей не назовешь. Охотятся они и днем и ночью: если температура ночного воздуха не ниже +3°C. Когда холоднее, прячутся гадюки по разным своим подземным убежищам и замирают в неподвижности. Но и в теплые, как нам кажется, ночи (от +10 до +14°C) гадюки обычно не выползают из-под пней, из мышиных нор и прочих пустот в земле. При такой температуре они достаточно подвижны и охотятся успешно, но съеденную добычу переварить толком не могут. Голодают, слабеют. Даже в более холодные ночи, когда в неподвижности цепенеют в подземельях, они меньше расходуют жизненных сил и, следовательно, питательных веществ. Значит, весной и осенью можно смело рассчитывать, что в ночных наших путешествиях по лесам ядовитые змеи не встретятся, хотя темнота под ногами многих именно тем и пугает, что в шорохах земли чудятся вездесущие змеи.
Весной по утрам появляются они на поверхности земли и… жадно пьют росу. Потом ползут греться на солнечные поляны, косогоры, вырубки, просеки. Лежат часами, так распластав тело, чтобы солнце освещало большую поверхность. Беременные самки для лучшего развития в них зародышей большую часть лета проводят на солнечных местах. Ночью, однако, далеко не уползая, исследуют норы грызунов, пустоты под корнями. Ползут не быстро, нет ни резвого поиска, ни стремительной погони. Наносят укусы, резко выкидывая вперед голову, обычно только тем полевкам, мышам, лягушкам, ящерицам и мелким птицам, которые окажутся близко к ним (и редко когда преследуют убегающую неукушенную жертву). Укушенную ящерицу или лягушку змея тут же заглатывает. Но мышь, получив смертельную дозу яда, находит обычно в себе силы пробежать еще некоторое расстояние, прежде чем мучительная агония пригвоздит ее к земле. В погоню за ней гадюка отправляется не сразу (спешить некуда!). Минуту-две лежит, словно обдумывая возможные пути предсмертного побега обреченного грызуна. Потом ползет по его следу, низко опустив к земле голову и словно лаская ее легкими прикосновениями своего раздвоенного языка. Временами открывает рот, наверное, чтобы лучше чуять запах преследуемого. Найдет жертву, быстро-быстро выбрасывая язык, ощупает ее (и обнюхает тоже) и затем глотает. Если место для трапезы неподходящее, возьмет в рот добычу, переползет с ней туда, где спокойнее или удобнее.
Змеи не прожорливы: чтобы жить и не умереть, гадюке достаточно на день пищи в сто раз меньше, чем весит она сама. Но обычно вдвое «перевыполняют» они эту норму минимального рациона. Разумеется, в среднем за несколько недель или месяцев охоты. Потому что бывает так, что поймает гадюка, скажем, две мыши и, съев их, сразу на 50–75 % увеличит свой вес. В следующие ночи, переваривая сытный обед, она и вообще на охоту не выйдет. Затем выйдет и, вполне возможно, ничего не поймает. Потом может начаться линька (а меняя шкуру, гадюки ничего не едят). Постятся и весной, когда у них свадьбы. И позднее беременные самки едой почти не интересуются. А там, глядишь, и зима пришла — пора прятаться в разные дыры и щели в земле, спать всю зиму до весны (иногда на глубине в два и больше метров). Вот и получается, что за год взрослая гадюка съедает всего несколько десятков мышей и других равных им по размеру животных. А если съест всего дюжину, тоже не умрет от истощения, потому что немногих граммов пищи (1–2 % от собственного веса) ей на суточное пропитание вполне достаточно. Но ведь это так мало! Крот, например, за сутки пожирает вдвое меньше, чем весит сам. А синица и крохотный королек еще прожорливее: первая за день съедает почти столько, сколько весит сама, а второй немного и побольше.