Еще одна блондинка

– Видите ли, мой дорогой, мы взрослые люди, да и время сейчас не то, что раньше. Я сторонник прямых формулировок. Мсье Гарольд прожил бурную и разнообразную жизнь. Он объездил весь мир, побывал в различных переделках, добился успеха, заработал баснословное богатство – одним словом, мой друг, его жизни с лихвой хватило бы на десять человек. Такие люди, как правило, просто не успевают завести полноценную семью. Женщины вашего дядюшку обожали, скажу прямо.
Тут Джон слегка покраснел. Истинная причина отношения дяди Гарри к неизвестной девчонке приобретала весьма пикантную окраску...
– Мсье Жювийон, я не хотел бы выглядеть любопытным и нескромным, но... Вы имеете в виду, что эта девочка может быть... моей родственницей?
– Изящно. Но недоказуемо. Гарольд никогда об этом не говорил. А ведь он был солдатом, он умел выражаться прямо. Да и ханжеством не страдал. Друг мой, я ничего не могу сказать вам наверняка. Лично мое мнение – не поверенного, а друга мсье Ормонда – заключается в том, что, будь эта девочка его внебрачной дочерью или внучкой, он бы сам дал ей свою фамилию и официально признал бы факт отцовства. Но, поскольку документов на сей счет нет, я не стану этого утверждать со всей уверенностью. Теперь вы знаете все, что знаю я.
Джон склонил голову и ненадолго задумался. Потом взглянул в глаза мэтру и просто сказал:
– С меня достаточно того, что дядя Гарри просил позаботиться о ней. Я собираюсь забрать прах дяди сегодня вечером, а завтра отплыть в Англию. Если для оформления бумаг потребуется больше времени, просто скажите.
Жювийон прищурился и стал напоминать толстого и доброго кота из мультфильма.
– Ах, кровь есть кровь. Он в вас не ошибался, мой мальчик. Да и я тоже не сомневался ни на миг, едва только взглянул в ваши синие глаза. Нет, все бумаги в порядке, и вы можете отправляться в путь, как планировали. Сложность только в одном...
– В чем же?
– Жюльетта пропала.
– Как?! И вы только сейчас говорите мне об этом?!
– Видите ли... Мы, в некотором роде, знаем, куда она пропала. Мы – это я, Натали и мадам Клош, домоправительница Гарольда.
– Так почему же вы не вернете ее назад?
– А вот в этом, мой друг, и заключается деликатность данной ситуации. Я не зря заметил, что крокодила в ванне содержать было бы намного легче. Что там! Это было бы просто приятно!
Мсье Жювийон пришел в крайнее волнение и, вскочив, забегал по кабинету. Джон решительно поднялся вслед за ним.
– Ерунда. Она уже взрослая девушка, вполне разумная и должна понимать, что ей хотят только добра. В каких отношениях она была с дядей? Я имею в виду... они были дружны?
Двусмысленность собственной фразы покоробила Джона, и он почувствовал, как румянец стал гуще. Однако мэтр ничего не заметил, ибо бегал вдоль большого окна, то и дело взмахивая ручками.
– Да в том-то и дело! Положа руку на сердце, мадам Клош и я сотню раз предлагали ему отдать Жюльетту в хорошую школу-пансион. У нее жуткий характер, мой друг, просто жуткий. Гарольд в ответ только смеялся и говорил, что на войне было гораздо страшнее, а уж в джунглях Амазонки и вовсе водятся такие хищники, по сравнению с которыми мадемуазель – тихий ангел. Честно говоря, он ее очень любил. А она его... знаете, наверное, все-таки да. Но в таком случае – тщательно скрывая это от окружающих.
Джон тихо и медленно произнес:
– Она сбежала из дома четыре дня назад, верно?
– Да. Но откуда вы...
– Простое предположение. Дядя Гарри ведь умер четыре дня назад.
– Да! И она не явилась ни на панихиду, ни на прощание в крематории!
– Что ж, мсье Жювийон, поверьте мне, это еще не показатель ее черствости. Вы говорите, что знаете, где она?
– Да. Почти наверняка.
– Тогда поехали. У нас будет мало времени на первое знакомство, но я надеюсь, мы сможем найти общий язык. Да, я должен что-то подписать? Где? Здесь?
– Погодите. Не спешите. Это ведь...
Четкая, ровная, элегантная подпись легла на листы гербовой бумаги. Джон Малколм Ормонд, граф Лейстер, тридцати трех лет, принимал отныне на себя все обязанности опекуна мадемуазель Жюльетты Арно, семнадцати лет. Мэтр Жювийон вздохнул – и прослезился.
Через полчаса они заехали в изящный особняк на рю Гренель, где их встретила пышная красавица средних лет, мадам Клош. Глаза у нее были заплаканы, глубокий траур оттенен лишь белоснежным воротничком строгого платья, но племянника «дорогого мсье Гарольда» она встретила радушно и приветливо. Несмотря на предложение Джона отправиться на поиски Жюльетты немедленно, мадам настояла, чтобы они с мсье Жювийоном слегка перекусили и выпили кофе.
При этом мадам сердито махнула фартуком куда-то в сторону Сены.
– Никуда она не денется! Видели ее сегодня, не волнуйтесь. Паршивая овца...
Джон слегка вздрогнул. Опять это выражение!
– Вы не поверите, мсье Ормонд, я уж на что впечатлительная, а за эту злющую кошку не волнуюсь ни капельки. Она пропадает четвертый день, да только я никогда не поверю, чтобы нашелся в Париже такой злодей, который причинит ей хоть какой-то вред и останется при этом в добром здравии.
Джон кашлянул.
– Мадам Клош, я допускаю, что у девочки может быть дурной характер, но ведь ей всего семнадцать...
– Вот-вот! Страшно подумать, что она будет вытворять в девятнадцать! К счастью, я этого не увижу. Мсье Жювийон из-за нее чуть жизни не лишился...
– Клотильда!
– Я правду говорю! Я и мсье Гарольду всегда говорила – хотите сильных ощущений, так заведите тигра. Или обезьяну. Оно безопаснее.
Джон невольно улыбнулся.
– Интересная у меня будет воспитанница. Всего за час с небольшим ее сравнили с крокодилом, тигром и обезьяной, причем все не в ее пользу. Она всего лишь девочка...
– Ох, не знаю...
– Клотильда!!!
– Что «Клотильда»?! Ничего я не говорю, только в мое время, ежели кто шлендрал по ночам и домой ночевать не заявлялся...
Джон успокаивающе положил ладонь на руку разбушевавшейся мадам Клош.
– Вы же сами говорите, она может за себя постоять. В любом случае, ваши мучения с ней закончились. Теперь за нее отвечаю я.
– Спаси вас Господь, милый молодой мсье Ормонд! Человек вы хороший, дядя вас очень любил, уж я-то знаю. Все ваши фотографии стоят у него на камине, я и не убирала. Может, захотите их взять с собой?
Мадам Клош мигом забыла про неведомую пока Джону Жюльетту и унеслась – насколько позволяла ее комплекция – в кабинет покойного хозяина. Вернулась она, держа в руках довольно толстую стопку фотографий.
– Я уж из рамок их вынула, ладно? Так они и места меньше займут, да вы их, наверное, в альбом вставите...
Джон разглядывал фотографии с изумлением и едва ли не со слезами на глазах. Он был уверен, что мадам Клош принесет ему пару-тройку фото, традиционных в такой ситуации: голый младенец, прыщавый юнец на велосипеде и молодой человек в университетской мантии...
Мама и Гарри держат маленького Джона на руках.
Гарри с ужасом и благоговением прижимает к груди белый кулек, не сводя с него глаз.
Гарри и отец о чем-то разговаривают рядом с детской коляской, сидя на холме неподалеку от замка.
Джон в матросском костюмчике.
Джон на пони.
Джон в ванне.
Джон выдирает страницу из книжки.
Джон едет в колледж – лицо испуганное, уши торчат, в глазах отчаяние...
Джон с отцом на велосипедах – это во время первых оксфордских каникул.
Джон около Вандомской колонны.
Джон у Триумфальной арки.
Джон у ворот Сорбонны.
Джон в строгом костюме садится в «бентли»...
Сердце билось где-то в горле, и молодой граф Лейстер не в силах был поднять глаза на мэтра Жювийона и мадам Клош, притихших и пригорюнившихся у стола.
Ему было стыдно, невыносимо стыдно и больно.
Он ни разу не попытался найти дядю Гарри, хотя проучился в Сорбонне три с половиной года. Ни одну из этих фотографий он дяде не посылал. Это делали отец и тетя, причем наверняка по просьбе самого Гарри. На фотографиях была запечатлена вся жизнь Джона. Жизнь, которую он подчинил железному распорядку, которую расписал по минутам и которой страшно гордился. А в это время дядя Гарри, повидавший в сто раз больше жизни, чем Джон, трепетно собирал фотографии любимого племянника и крестного сына, выставлял их по порядку на каминной полке, радовался его победам, гордился его успехами, переживал за его неприятности...