Калейдоскоп

— Нет, конечно. Просто разлетятся по разным Вариантам.
— Он тянет время! — закричала Алька. — Если всё это правда, нас разбросает по разным мирам, и он будет в безопасности!
— Глупая девочка, — со взрослой горечью сказал Маркус. — Если бы я тянул время, разве сказал бы об этом? Наоборот, я бы хитростью выманил книгу, а вас заставил разойтись как можно дальше. Тогда действительно вы ближайшие лет двести искали бы друг друга, забыв про меня. Но я не враг Максиму, чтобы ты там себе не придумывала. Держитесь за руки крепче, сейчас начнётся.
В дверь снова постучали.
— Я нашел книгу, — проскрипел лесной дед. — Куда положить?
— Отдай её Маркусу! — закричал я раньше, чем Алька успела что-то сказать. — Быстрее, Пнюк!
Мальчик метнулся за дверь. Я схватил Альку за руку, Пузырёк вцепился мне в плечо. Комнатушка начала терять очертания. Она оплывала, как свечка. Со всех сторон надвигалась серая мгла. Она несла безысходный ужас.
Алька стиснула мою ладонь.
  
Возвращение
 
Где-то недалеко играла модная музыка: «тынц-тынц-тынц».
Мы с Алькой сидели на диване, взявшись за руки.
Пузырька не было.
Я посмотрел по сторонам. Да это же моя комната на Воронежской! Тот же стол, знакомый книжный шкаф, кресло, диван… И одежда нездешняя пропала. На мне — футболка и джинсы, Алька в домашнем платье.
Я разжал пальцы.
— Мы дома.
Сестра удивлённо посмотрела на меня:
— А где ещё мы должны быть?
— Могли бы оказаться в любом месте этого Варианта, — объяснил я.
— Месте чего?
Я посмотрел ей глаза. Кажется, она не понимает, о чём я говорю.
— Алька, что мы делали пять минут назад?
— Разговаривали…
— Где?
— Здесь.
Я не хотел верить, что она всё забыла. Шевельнулся, не зная, что сказать, и почувствовал в заднем кармане что-то твёрдое. Вытащил расчёску — деревянный гребешок с узором на ручке.
— Ты начал причёсываться? — удивилась Алька. — Красивый гребешок, дай посмотреть. Где взял?
У меня, наверное, изменилось лицо, потому что она спросила совсем другим тоном, негромко и участливо:
— Что с тобой, Максик?
— Голова что-то разболелась. Давай потом поговорим.
Алька вздохнула, поднялась и вышла, тихонько прикрыв дверь.
Я упал на кровать и уткнулся лицом в подушку.
Алька ничего не помнит. Пузырька нет. Маркус неизвестно где. Значит, мне будет не с кем поговорить. Конечно, Алька любит, когда я рассказываю свои сны, но ведь даже она не поверит, что всё это было по-настоящему.
Раньше я думал, что помнить другие Варианты — это дар. А сейчас я вдруг понял, что это проклятие.
Кавдиус, Маркус и Урана не стали тенями из сна. Они были реальными людьми, казалось, я расстался с ними только вчера. И папа из Каменки — весёлый бородатый дядька, который заботился о нас вместо мамы, тоже оставался живым, настоящим. Все три Варианта существовали в моей голове одновременно. И это нужно теперь скрывать, иначе меня посчитают психом. Скрывать от всех. Всю жизнь.
Как было бы здорово всё забыть и стать самым обычным пацаном! Только теперь я понял слова Маркуса: «Ты обречён на вечную тоску». Это на самом деле оказалось страшно — знать о жизни в разных мирах, когда эту память не с кем разделить.
Я стиснул зубы.
Проклятый кристалл. Всё из-за него.
Подвёл меня Маркус. А говорил — безопасно. Выходит, права была Урана?
Так ничего и не придумав, я задремал. И увидел короткий, но неприятный сон. Сквозь туман, висящий хлопьями, шел мальчишка. Тяжело, как старик, часто спотыкаясь. Он поднял голову, и я увидел своё лицо. И проснулся.
Открылась дверь, и вошла мама.
— Максим, ты что, спишь, что ли?
— Задремал немного.
— Ты не заболел?
— Нет, просто голова болит.
— Это у тебя от голода. Не обедал, наверное, весь день на улице носился?
Я кивнул, чтобы ничего не объяснять. Да и что я мог сказать? Мама, я только что прибыл из другого мира? Тогда она мне точно врача вызовет. Из психушки.
Мы пошли на кухню. Я заметил, что стол отодвинут от стены, как раньше, когда мы жили вчетвером. А потом увидел, кто сидит на своём любимом месте, между стеной и столом. И сбился с шага. Мама чуть не налетела на меня.
— Максим, что с тобой?
— Играет, — ответил отец. — Обычное дело.
Я оглянулся на маму. Она спокойно смотрела и на меня, и на папу. И у неё совсем не было седых волос. И морщин стало меньше. Алька сидела за столом и невозмутимо строила в своей тарелке башню из картофельного пюре.
— Сейчас, — пробормотал я. — Минутку.
И проскользнул между мамой и стеной. Бросился в комнату родителей, открыл шкаф. Рядом с мамиными платьями и кофтами висели папины пиджаки и рубашки.
Вот это Вариант! Папа не уходил! Он всегда был с нами!
— Мак-сим! — повысила голос мама. — За стол!
Я послушно вернулся на кухню, сел ужинать. За окном медленно темнело. Кажется, там начиналась осень.
— Уроки выучили? — дежурным тоном спросила мама.
— Ага, — отозвалась Алька.
— А ты, Максим? Или опять русский на перемене писать будешь? В коридоре на подоконнике?
— Выучил, выучил, — заверил я маму.
Придётся проверить, что там с уроками. В этом Варианте я, оказывается, хожу в школу, как все!
Папа включил телевизор. Показывали новости. В кадре появился берег реки и репортёр с микрофоном. Он затараторил:
— Именно здесь отдыхающие, приехавшие на пикник, нашли мальчика. Он лежал без сознания у края воды, в мокрой одежде. Наверное, упал в реку и долго не мог выбраться. Несчастный смог добраться до берега, но дойти до города сил у него не хватило. Хорошо, что семья Игнатьевых решила в этот день отдохнуть на природе…
— Бедный ребёнок, — вздохнула мама. Алька хмыкнула — она телевизор каждый день смотрит, и таких историй видит сотни. А я вдруг почувствовал, что сейчас что-то произойдёт. Что-то важное. Такое, от чего будет зависеть вся моя жизнь.
Папа хмыкнул и сделал потише. В кадре появился пузатый мужик, он размахивал руками и что-то рассказывал. Потом снова возник репортёр и бодро заявил:
— Сейчас мальчик находится в первой городской больнице. Долгое время он не приходил в сознание, а, когда очнулся, не мог сказать, кто он и откуда.
— Прямо сериал, — пробормотал папа.
— Главное, чтобы всё хорошо кончилось, — отозвалась мама. — А то мальчишку в детдом отдадут.
Алька бросала на экран заинтересованные взгляды.
Репортёр продолжал:
— К счастью, его мать, обеспокоенная пропажей сына, подала заявление в милицию. По закону положено начинать поиск только через три дня…
— Какие чудесные у нас законы, — прокомментировал папа.
— …Но в данном случае всё получилось быстрее. Больница со своей стороны начала поиск родных мальчика. И уже на вторые сутки семья воссоединилась.
Показали больничную палату. На кровати сидела и плакала немолодая женщина. К её ноге прижималась маленькая девочка, наверное, пятилетняя. Она испуганно смотрела в камеру.
Женщину обнимал мальчишка лет десяти, одетый в больничную пижаму. Кажется, он тоже плакал. Вот он на секунду оторвал лицо от кофты матери, и его показали во весь экран.
— Пузырёк, — прошептала Алька.
* * *
Мы пошли к нему на следующий день. Долго ехали на старом дребезжащем трамвае. Алька задумчиво молчала, и только у самой больницы спросила:
— Получается, Пузырёк «ключ» этого Варианта? Я его увидела и всё вспомнила.
— Выходит, так.
— А почему он вместе с нами не оказался?
— Потому что я дурак. Маркус же сказал — крепче держите друг друга. А я не догадался за него взяться. Он меня держал, а я его нет.
— Интересно, а он нас помнит?
— Скорее всего. Он ведь волшебное существо, хоть и почти превратился в человека.
Трамвай остановился у больницы, мы вышли на улицу, мокрую после недавнего дождя. Детское отделение в первой больнице одно, так что Пузырька мы нашли быстро. Мальчика, которого показывали по телевизору, здесь знали все.