Сказочные повести. Выпуск десятый

  
2
 
Молча Митя отдал мальчикам картофелины и морковки, и мрачно стал катать голову своей маленькой бабе. Ему было так жалко часы, что он не видел, как с неба падали редкие звёздочки снега. А когда Митя высунул язык и на его кончик упала снежинка, мальчик её проглотил не заметив.
Из-за риг показались розвальни с большой ёлкой, но Мите и это было всё равно. Макушка ёлки волочилась по снегу, оставляя кружевной след. Рядом шагал дядя Вася, держа вожжи в руке. Ребята побежали к ёлке; они уже вставили своим бабам картофелины вместо глаз и по морковке вместо носа. Всем было хорошо, только Мите было плохо. Прилепив голову своей маленькой бабе, он поплёлся за мальчиками.
Дядя Вася взвалил ёлку на спину, ребята подхватили её кто за что и шумно потащили в школу. Но Митя с ними не пошёл. Он не мог забыть часиков.
— А вдруг там… — пробормотал он и повернул обратно к своей маленькой бабе.
От огорчения у него щипало сердце и, что было всего досадней — он сам выбирал эти часики в ларьке! Стоило выбирать, чтобы тут же потерять!
Митя начал разрывать ногой снег и шарить руками.
Позади него лошадь, запряжённая в сани, мотала серебряной головой. В лучах низкого зимнего солнца снег искрился, как рассыпанные драгоценные камни.
— Что ты ищешь, мальчик? — спросил вдруг какой-то нежный голосок.
Митя поднял голову. Никого! Посмотрел на телеграфный столб — это не он. На обледеневший колодец — это не он. На лошадь, покрытую инеем, — это не она.
Раздался тихий смех. Перед Митей стояла ожившая снежная баба: девочка в песцовой шубке, белых ботиках, отороченных мехом, в белой меховой шапочке и в белых пушистых перчатках. Её заснеженные глаза были широко открыты.
Митя отступил на шаг; у него перехватило дыхание.
— Я спрашиваю, что ты ищешь, мальчик?
— Часы… — пролепетал Митя.
— Они здесь, — девочка положила руку на сердце. — Слышишь?
И Митя, наклонив голову к шубке, услышал: «тик-так, тик-так…»
— А ты кто? — прошептал Митя.
— Не знаю, — сказала девочка.
— Как не знаешь? — рассердился Митя. — Я же тебя слепил. Скажи спасибо!
— Спасибо, — сказала девочка.
Они помолчали. Митя от смущения раскатывал ногой снег. Он исподлобья поглядел на девочку и удивился: её глаза делались синее и синее! Митя кашлянул и ни с того ни с сего сообщил:
— А завтра Новый год. Мамка печёт пироги.
— А я люблю мороженое в стаканчиках, — сказала девочка.
Они опять постояли, не зная, о чём говорить.
— Тебя как зовут?
— Не знаю.
— А фамилия?
— Нету, — сказала девочка.
— Нету? — удивился Митя.
Он уже открыл рот, чтобы спросить ещё что-то, но его окликнул с порога школы Саша Тимошкин:
— Митька-а!..
Митя сказал девочке:
— Айда в школу… Золотые кольца клеить…
И, схватив за руку, потащил за собой. Потом остановился, поглядел на девочку:
— Знаешь, лучше я скажу, что я тебя в лесу нашёл. И пусть тебя зовут Лёля. А то ребята засмеют. Они мне всегда говорят: «Сказки рассказываешь!»
И Митя с Лёлей побежали в школу.
  
3
 
В школьном зале за длинным столом и на полу сидели мальчики и девочки. Они клеили разноцветные коробочки, красили орехи, вырезали бумажные цепи. Руки у всех были липкие, золотые, а у одной девочки был даже золотой нос.
Посреди комнаты в потолок упиралась ёлка. Дядя Вася, сельский электротехник, прибивал к потолку провода; его валенки сзади были обшиты кусочками кожи.
Скрипнула дверь, и вошёл Митя с незнакомой девочкой в белой шубке.
Дядя Вася спустил очки со лба на нос и поглядел сверху.
— Вот, в гости приехала, — буркнул Митя, снимая с неё шубку. — Звать Лёлей…
— Здравствуйте, — негромко сказала она.
— Здравствуй, — ответили ребята.
А Сашка Тимошкин взял стеклянный шарик, положил на кончик своего пальца и держал не меньше минуты. Но Лёля это не заметила.
Она смотрела на шкафы, где за стёклами пестрели коллекции бабочек, гербарии, чучела птиц, заспиртованные лягушки и камни под номерами. На табуретках и подоконниках грудами лежали шубы, ушанки и платки, а на полу валялись коньки с ботинками, калоши.
— Подвинься, — сказала подруге девочка с золотым носом и, освободив место, протянула Лёле кисточку. — Садись, крась орехи!
Митя сунулся справа, слева, но возле Лёли места не было. А напротив, как назло, сидел Тимошкин. Теперь он держал шарик на кончике носа. Этого Митя перенести не мог.
Он подошёл к Лёле сзади и сказал на ухо:
— А что у меня есть!
— Что? — спросила шёпотом Лёля.
— Уголёк! Из трубки Кощея Бессмертного!
Лёля со страхом покосилась на него. Митя гордо взглянул на Сашку Тимошкина и нанёс ему следующий удар. Он наклонился к самому уху Лёли:
— И ещё есть волшебная копейка! На неё что хочешь покупаешь, а она у тебя в кармане.
— Не мешай, — сказала девочка с золотым носом. Но Митя отодвинул её локтем:
— И ещё у меня волшебная сургучная печать…
Тимошкин ехидно заметил:
— Только он ещё не разобрался — от какого волшебника!
Все захихикали. Но Лёля не рассмеялась, она посмотрела на Митю серьёзно и доверчиво:
— А где они у тебя?
— Сейчас принесу! — обрадовался Митя и кинулся на улицу.
«Подумаешь, на кончике носа! Это кто угодно…» — бормотал он, открывая дверь.
Выскочил на крыльцо и разинул от удивления рот: только что светило солнце, а сейчас что! Выл ветер и мёл снег. На крыше школы скрежетал и вертелся флюгер. Снежинки мчались по воздуху, от них шёл шорох, и ничего нельзя было разобрать. А мороз вдруг ударил такой, что трещали деревья, из глаз текли слезы и тут же замерзали, превращаясь в звонкие льдинки.
Прикрыв голову руками от ветра, Митя помчался по улице и налетел с разгона на какого-то старичка, чуть не сбив его с ног.
— Здрасте! — сказал Митя. Он хотел сказать «извините», но сказал «здрасте», и снег сразу набился ему в рот.
Старичок поправил пыжиковую шапку, так замотанную башлыком, что из-под него торчал только пушистый хвостик.
— Отдавай волшебные часы! — пробурчал он.
— Какие волшебные?!
Митя почувствовал, что душа у него уходит в пятки, оглянулся. На улице с воем крутилась метель. В стороне, как три тёмные тени, стояли три снежные бабы.
— Не хитри! Те самые… — сказал старичок. — Сам говорил! Ну, от которых остановятся будильники… Давай, давай!
— Не могу, — упавшим голосом пробормотал Митя. — Я нечаянно закатал их в бабу, а она стала девочкой…
— Побожись! — сказал старичок.
— Честное слово, — сказал Митя.
— Этого ещё не хватало! — Старичок чуть де заплакал. — Разве ты не знал, что эти часы сделал сам Антонио Сегеди? Как же мне теперь быть?..
— А что? — спросил Митя. Но старичок продолжал своё:
— Как же ты так… Ай-яй-яй… Волшебные часики, сделанные тысячу лет назад, и вдруг… Ай-яй-яй…
Митя в тоске переминался с ноги на ногу, не зная, что сказать. А старичок гудел:
— Главное, сам мне посоветовал…
Тут снег насыпался и старичку в рот. Он поморщился, выплюнул снег, недовольно махнул рукой. И ветер сразу прекратился, снежинки разлетелись в разные стороны и улеглись. Стало тихо. Только три снежные бабы по-прежнему молча стояли, будто ничего не было. А Митя боялся пошевелиться.
Старичок продолжал ворчать:
— Сам мне посоветовал не уходить… Без тебя я бы не догадался… А теперь, когда догадался и решил остаться, вдруг оказалось, что… Ай-яй-яй…
Митя вздрогнул — такая странная мысль пришла ему в голову.
— А вы кто? Неужели Старый год?
— А то кто же, — мирно сказал старичок. — Думал: приеду, возьму у тебя часики, остановлю их, время остановится, и всё будет хорошо. А теперь… Вот беда! Ай-яй-яй… Придётся у живой девочки останавливать сердце…