Пароход идёт в Ростов

 
 
«Я не знаю, что со мною будет, —
 
Этого никто не может знать,
 
И нельзя нисколько приоткрыть этот занавес…
 
Но хотелось бы прожить свой век,
 
На земле оставив след хороший.
 
Пусть не все, не весь наш мир —
 
Кто-нибудь когда-нибудь, но вспомнит:
 
Дескать, жил такой чудак,
 
Странный, добродушный и ленивый,
 
И писал стихи он, где всегда
 
Прославлял он дружбу и отвагу.
 
Я спокоен, если будет так…»
 
 
Что ж, ребята, много хороших людей уходит из жизни до времени, до срока, но они не умирают. Остались книги Льва Кассиля — и он с нами. Остаётся эта маленькая книжечка Миши Гринина — и он с нами. Миша мечтал быть писателем — и, как видите, он стал писателем, хотя прожил на свете очень мало, обидно мало, и очень мало написал. И всё-таки оказывается» что, как бы мало времени ни прожил человек, он может успеть сказать хорошее людям. Когда вы будете читать Мишину повесть, вы обязательно улыбнётесь, и у вас станет тепло и хорошо на сердце. Вот это и сделал Миша Гринин, когда в пятнадцать лет написал свою повесть «Пароход идёт в Ростов»: он каждому из нас подарил добрую улыбку и заставил наши сердца чуть-чуть потеплеть…
С. Соловейчик
  
1. Мы отправляемся в плавание
 
Всё началось с того, что поздно вечером принесли телеграмму. Папа прочёл и сказал сердито:
— Ну вот, дождались!
Мы уже лежали в постелях, но с интересом прислушивались к разговору. Мы — это я, моя сестра Натка, мои младшие братья-погодки Саня и Женя и трёхлетний малыш Лёня.
— Сколько раз говорил: езжайте, езжайте, — недовольно продолжал папа, — так нет, всё тянули, а теперь — пожалуйста!
Мама вздохнула и прочла телеграмму вслух:
 
АБРИКОСЫ ОСЫПАЮТСЯ ВЫЕЗЖАЙТЕ НЕМЕДЛЕННО ЦЕЛУЮ БАБУШКА
 
Я не знаю ни одного человека добрее нашей бабушки Веры. Но её телеграмма была краткой и строгой, как приказ. И я понял, что поездка не откладывается, а ускоряется. Улыбка сама собой расплылась на моём лице. Натка тоже сообразила и, подпрыгнув от радости на кровати, закричала: «Ура!» А братцы подняли такую беготню и кутерьму, что папе пришлось вмешаться.
Мама у нас долго обдумывает, но в критические моменты решает быстро, и распоряжения её в нашей семье обязательны для всех.
— Едем завтра же, — сказала мама и тут же распределила обязанности.
Папа должен был перед работой купить билеты на шестичасовой вечерний пароход и постараться пораньше заехать за нами на такси. Мне было поручено сходить в магазины за продуктами на дорогу и вымыть братцев. Натка с мамой должны были подготовить бельё и одежду, постирать, подшить — словом, обеспечить всех нас на месяц самым необходимым.
— А сейчас спать, спать, спать, — сказала мама. — Завтра у всех много дела.
Малыши помчались в спальню, устроили из своих кроватей пароходы и заснули довольно быстро. Не знаю, снились ли им пароходы или абрикосы, но мне приснился несуразный и неприятный сон, не имевший никакого отношения к поездке. Наш физик раздавал контрольные работы, потом подошёл ко мне и с язвительной улыбочкой указал мне на глупейшую арифметическую ошибку, которая испортила мне решение задачи и, конечна, оценку. «Нельзя, мой милый, быть таким рассеянным», — сказал он, и от этих его слов «мой милый», которые он употреблял, когда хотел кого-нибудь из семиклассников поддеть, и от всего этого сна у меня утром остался дурной привкус. Откуда было мне знать, что сон окажется вещим.
Побудка — дело папы. Он встаёт раньше всех и возглашает:
— Хлопцы, подъём!
Зимой утро у нас — самое хлопотливое время, потому что все семеро спешат по своим делам: папа и мама — на работу, я и Натка — в школу, а братцы — в детский садик. В каникулы такой спешки нет. Но в это утро хлопот оказалось много.
Проводив папу, мама с Наткой собрали такую кучу белья и одежды, что я ахнул:
— Да куда же столько? На полюс, что ли, едем?
В другое время мне, возможно, влетело бы за моё остроумие, но теперь мама пропустила мимо ушей моё замечание и, вручив мне список и деньги, отправила в магазин. Я добросовестно выполнил поручение: купил хлеба, колбасы, плавленых сырков и, поскольку у меня остались деньги, без раздумий подошёл к кондитерскому отделу. Я очень люблю пряники, а на витрине они были трёх сортов.
— Свежие? — на всякий случай спросил я.
— Съедобные, — равнодушно сказала продавщица и взвесила два килограмма.
В обеих руках я нёс сумки и потому лишь у дома, присев на лавку, смог вынуть самый большой пряник. Я сунул его в рот и чуть не вскрикнул. Зубы не оставили даже вмятины на блестящей глазированной поверхности пряника. Это был настоящий камень.
Первой моей мыслью было сейчас же вернуться в магазин. Но когда я глянул на солнце, стоявшее в зените, и представил длинную дорогу в магазин и обратно, то решил просто помалкивать о свежести пряников.
— Всё купил? — спросила мама.
— Конечно, — бодро сказал я, ставя покупки на кухонный стол.
Размышлять было некогда, предстояло ещё купание братцев. Я привёл обоих сорванцов со двора и с рвением принялся за дело. Загнал братцев в ванную и запер. Затем приготовил таз, мыло, мочалку, полотенце. И быстренько намылил им головы. Мыть их поодиночке показалось мне слишком долгим, и, смывая мыло с тёмной Санькиной головы, я сказал Жене:
— Ты подожди пока…
Однако он ждать не желал, у него защипало глаза, и он заныл тонко и противно. Я заторопился, мыльная пена потекла по Санькиной физиономии, он сморщился и отчаянно замотал головой. Ещё минута — и с ним было бы кончено, но Женькино нытьё вдруг перешло в крик. Я кинулся к нему и подставил его голову под кран. Но тут не выдержал Саня.
— Ой! Мыло в глаза лезет! — закричал он.
— И мне лезет! — завопил Женька.
Я кидался то к одному, то к другому, ласково уговаривая:
— Женя! Не плачь, сейчас смоем, всё пройдёт…
— О-о-о, щипет!
— Ну и что! Подумаешь, щиплет. Пощиплет и перестанет…
Мама отворила дверь и сказала:
— Парню четырнадцать лет, а он братьев вымыть не умеет…
В новых костюмчиках они стали неузнаваемыми. Вместо чумазого сорванца Саньки и неряшливого увальня Женьки стояли чистенькие и благовоспитанные ребята. Я любовался своей работой.
— Во, братцы, — сказал я довольно, — то были какие-то босяки, а теперь совсем другой вид. Мне спасибо скажите.
Но братцы почему-то смотрели на меня без особой признательности.
Между тем Натка с мамой делали своё дело быстро и умело. Всё необходимое было уложено в чемоданы, мама взялась за продукты. При виде пряников мама вопросительно глянула на меня.
— Это я на сладкое купил, — пробормотал я, страстно желая, чтобы мама не вздумала их пробовать или дать по пряничку ребятам. — Пригодятся в дороге. Знаешь, какой бывает аппетит…
— Да, это верно, — согласилась мама. — Пряники будут кстати. Вот если ещё папа привезёт помидоры — он обещал, — то нам вполне хватит на два дня.
Она вынула из холодильника две жареные утки и присоединила к остальным продуктам, ещё раз повторив:
— Пожалуй, хватит.
Увы! Это была роковая ошибка. Ни мама, ни я не представляли, что происходит с аппетитом на пароходе.
Папа приехал не на такси, а на электричке.
Ему не удалось достать билеты на вечерний пароход.