Полцарства за принцессу

— Ну, надеюсь, колдуны мне больше не попадутся, — прошептал Генрих.
Он обвел взглядом поле боя и заметил мужчину с черной повязкой на глазу, одетого в короткую кожаную куртку и облегающие коричневые штаны-чулки. Одноглазый разбойник, скрестив руки на груди, стоял в стороне и не вмешивался в ход битвы. Генрих почему-то решил, что этот мужчина — предводитель разбойников и если с ним покончить, битва тут же прекратится.
Сдавайся или умри! — закричал Генрих, бросаясь на одноглазого разбойника с поднятым мечом.
А ну, брысь отсюда. — Одноглазый криво ухмыльнулся. — Воин Скурд с детьми не воюет.
Он увернулся от удара и даже не убрал скрещенных рук с груди.
— Ты трус! — крикнул Генрих. — Немедленно сдавайся!
Скурд улыбнулся:
— Ты собрался взять меня в плен, сынок? Это замечательно, хотя, с другой стороны, сделать этого никому до сих пор не удавалось. Я искренне восхищаюсь твоей глупостью, малыш, и твоя безрассудная смелость мне даже нравится, но послушай доброго совета — убирайся отсюда, да поскорее, а не то…
Генрих попытался уколоть разбойника, но тот снова уклонился каким-то неуловимым глазу движением.
А не то что? — кипя от злости, спросил Генрих.
А не то я сниму с тебя штаны и отшлепаю, — ответил Скурд.
Ты трус! — снова выкрикнул мальчик. — Ты гадкий и ничтожный трус!
Точно! Пусть будет по-твоему, только отстань. Чего ты ко мне прицепился? Мало тебе других противников?
Я хочу драться только с тобой! Бросай оружие и поднимай руки! Иначе я разрублю тебя на куски! — заорал Генрих, осмелев от трусости разбойника.
Ах вот как? — пожал плечами Скурд. — Что ж, я вижу, мне таки доведется преподать тебе несколько уроков хороших манер.
С этими словами разбойник выхватил меч из ножен. Это произошло настолько быстро, что Генрих не успел ничего понять, а уже в следующее мгновение Скурд ударил по мечу Генриха. Удар был быстр и силен, он был направлен на то, чтоб выбить оружие из рук мальчика, но за какой-то миг до столкновения меч Генриха вильнул в сторону и благополучно избежал враждебного клинка.
Разбойник уважительно покачал головой.
— А ты быстр, малыш. У тебя есть шанс со временем стать хорошим воином.
Генрих промолчал, с удивлением рассматривая свое оружие.
 
Глава IV В ГОСТЯХ У РАЗБОЙНИКОВ
И вдруг над полем битвы зазвучал голос Христианиуса:
— Стойте! Остановитесь! Как смеете вы поднимать оружие против своего короля! Разбойники переглянулись.
Совсем из ума выжил старик!
Ты, что ли, король? — с иронией спросил кто-то, — и разбойники дружно засмеялись.
Преклоните колени, господа разбойники. Ибо не знали вы, что сражаетесь против короля Берилингии Реберика Восьмого. Ваше невежество извиняет вас. Не против того вы подняли оружие свое. Глупцы! Где была ваша смелость, когда на Альзарию и замок короля надвинулось Розовое Облако?! Вы должны немедленно просить пощады и, если король вам позволит, встать под знамя борьбы со страшным врагом!
Разбойники в третий раз рассмеялись, но тут вдруг одноглазый противник Генриха поднял руку и крикнул:
— Прекратить бой!
Сражение тут же прекратилось. Разбойники с растерянным видом замерли, рыцари устало опустили мечи. Гном сел прямо на землю, вытирая со лба пот.
Одноглазый спрятал меч в ножны и двинулся к Христианиусу.
— Я знаю тебя, старик! Ты церемониймейстер его величества. Ты сказал, что король спасся? Где же он? Я хочу видеть короля! Меня не обманешь, я знаю его в лицо.
Христианиус поправил очки и, близоруко щурясь, посмотрел на разбойника. Реберик Восьмой вышел из-за лошади. Поступь его была полна величия, голова гордо поднята. В руке он сжимал короткий кинжал.
— Ты хотел видеть короля, Скурд Проклятый?
Смотри же внимательней — король перед тобой!
Под недоумевающими взглядами разбойников одноглазый Скурд вдруг опустился на одно колено, расстегнул пояс с мечом и бросил оружие на землю.
Ваше величество, — сказал он, низко наклоняя голову, — даже в изгнании я оставался вам предан… Если бы я знал раньше, что в засаду попался сам король…
Твои подлость и предательство известны всей Берилингии. Мне странно слышать от тебя слова раскаяния, — сказал король. — Не затеваешь ли ты новой измены?
— Я жертва подлой лжи, ваше величество, — ответил смиренно Скурд. — Но я всегда был предан вашему величеству.
Одноглазый разбойник повернулся к своим дружкам и крикнул:
— Все без обмана. Перед вами король Реберик Восьмой. Сложите оружие!
Разбойники принялись поспешно бросать оружие на землю и вытирать руки об одежду. Всем своим видом они демонстрировали полнейшее раскаяние и сожаление о происшедшем. Когда на колени, упал последний из разбойничьей ватаги, Скурд снова повернулся к королю.
Ваше величество, моя вина безмерна. Но позвольте мне искупить ее хотя бы частично, нижайше прося вас принять мое приглашение и посетить наш лагерь. Мои люди станут вашей стражей и, если вы пожелаете, сейчас же принесут клятву верности.
Ах, не верю я в честность разбойников, — отмахнулся Реберик Восьмой. — Но твое приглашение я приму. Интересно глянуть, как живут-поживают разбойники.
— Коня его величеству! — крикнул Скурд.
Несколько разбойников тотчас вывели из леса
прекрасного жеребца под седлом. Весь черный, только со светло-рыжими подпалинами в паху, вокруг глаз и губ, этот конь воистину был достоин везти самого короля. Жеребцу было года три. От него исходили мощь и отвага. Приручить такое гордое животное, должно быть, стоило немалого труда.
Караковый, — определил Бурунькис со знанием дела.
Что? — не понял Генрих.
Жеребец, говорю, караковый, — объяснил Бурунькис. — Видишь, у него местами попадаются светлые пятна? Если бы их не было, был бы вороной, а так караковый. А если бы был черный, но с чуть-чуть порыжевшими концами волос, был бы вороной в загаре. Я разбираюсь в мастях, — важно сказал глюм. — А что тут происходит?
Что значит «что происходит»?
Да у меня, понимаешь, что-то с головой случилось. — Бурунькис почесал затылок. — Как вышли из лесу разбойники, помню, а что дальше — забыл. Как будто проспал все это время. Представляешь, какие дела? Так разбойники что, струбили или сами сдались?
Ага, что-то в этом роде, — с любопытством посмотрел на друга Генрих. — Кстати, ты не знаешь, кто такие «берсерки»?
О, это ужасные существа. — Бурунькис поежился. — Их все боятся. Берсерк — это воин, который, впадая в бешеное состояние, ничего не чувствует: ни боли, ни страха — совсем ничего. Против такого сумасшедшего никто не устоит. А жены у них, у берсерков, это ужасные великанши. В песне вот о них что поется:
Тор сказал:
«Я жен берсерков на Хлесей разил;
они извели волшбою народ».
Харбард сказал:
«Вот дело позорное — жен истреблять».
Тор сказал:
«То были волчицы, а вовсе не жены:
разбили мой струг, на подпорках стоявший,
грозили дубинами и Тъялъви прогнали» [2]…
Понял? А почему ты спрашиваешь?
Да так, просто интересно.
Генрих решил не говорить глюму правду, чтоб не расстраивать его.
— Господин Христианиус, а кто такой этот Скурд? — спросил Генрих королевского церемониймейстера, когда их отряд в сопровождении «романтиков с большой дороги» двинулся тайными лесными тропами к разбойничьему лагерю.
Это знаменитый преступник, — ответил Христианиус. — Скурда обвинили в заговоре против короля. А когда-то он был лучшим рыцарем Берилингии! Думаю, что даже сейчас во всем королевстве вряд ли отыщется мастер меча, способный выстоять против Скурда больше одной минуты. Под тяжестью неопровержимых доказательств Скурд был лишен всех своих регалий, имени и звания рыцаря его королевского величества, всех замков и привилегий. Он был изгнан из столицы без права посещения крупных городов Берилингии, а его имя было предано проклятию.*