Взрыв у моря
Учащенно дыша, весь мокрый, с растрепанными волосами — видно, бескозырку сбило пулей, — Костя прижал к косому срезу бикфордова шнура спичку, чиркнул по ней спичечным коробком. Спичка вспыхнула, и по шнуру быстрыми скачками побежал дымок, побежал к горе толовых шашек.
— Чего стоишь? На выход! — крикнул Костя Калугину.
— А ты?
— На выход, говорю!
«А если немцы помешают ему?» — подумал Калугин, посмотрел на уходивший к бакам тонкий шнур, и палец его запрыгал на спусковом крючке автомата. Костя глянул на часы — рассчитывал время взрыва. И время, когда нужно было немедленно уходить. Судя по всему, это время уже наступало.
— Пора, мы не успеем уйти! — Калугин дернул Костю за полу бушлата.
Костя ничего не ответил ему, потому что из-за складских помещений появилась новая группа немцев. Откуда их здесь столько? Моряки попадали на бетонную площадку и стали бить по ним. Немцы тоже залегли и открыли по морякам ураганный огонь. Пули с визгом отскакивали от бетона. И здесь Калугин заметил, что Костя пополз назад, туда, откуда они только что пришли. Неужели пуля перебила шнур?
Калугин по-пластунски пополз за Костей. Нельзя было оставлять его одного. Сзади двигался, отстреливаясь, еще один десантник. Обернувшись, Костя заметил их.
— А вы куда? Назад! — закричал он. — Уходите! — И пополз дальше, к тому гигантскому баку.
Немцы продолжали стрелять по ним. Осколки цемента секли щеки. Тогда ползший за Калугиным матрос, лежа, отвел назад руку с гранатой, размахнулся и швырнул в них. Грохнул взрыв. Огонь прекратился. Костя привстал и, сильно хромая — теперь было видно, что он серьезно ранен, — побежал к взрывчатке. Калугин с матросом кинулись за ним. Через несколько шагов матрос схватился за грудь и боком повалился наземь. Меж его пальцев била кровь, лицо передергивала судорога. Калугин догнал Костю и, придерживая, полуобняв его, побежал с ним.
— Уходи! — Калугин увидел яростное, закопченное, искривленное от боли лицо. — Уходи сейчас же! — Костя сделал жест, будто сейчас сорвет с ремня и бросит в него последнюю гранату.
— А ты что ж? — закричал Калугин. — Я с тобой!
— Уходи… Я приказываю!
Калугин остановился, посмотрел ему в лицо и… побежал от него. Опять остановился, обернулся. И побежал дальше.
Все, кто уцелел, выскочили из ворот нефтебазы и, на ходу отстреливаясь, стали уходить в сторону моря, а кое-кто, как успел заметить Калугин, к той тропе, по которой привел их сюда Петя Кузьмин. Во тьме, разорванной вспышками выстрелов и огнем ракет, трудно было понять, кто жив, кто ранен, кто погиб. Нигде не было видно и радиста. Убит? Успел ли что-нибудь передать в базу по своей рации? И Рыжухина нигде не было видно. Только лейтенант Горохов с пистолетом в руке и еще человек пятнадцать моряков — некоторые были наспех перебинтованы — отходили к морю. Кого-то несли, кто-то громко стонал.
И здесь из-под ног Калугина ушла земля, его швырнуло в сторону. Земля, казалось, развалилась надвое, и он стремительно полетел в образовавшуюся трещину. И глаза его ослепли от ярчайшего огня, на мгновение смахнувшего ночь…
Глава 25. ДЕЛЬФИНИЙ МЫС
— Остановитесь, пожалуйста, здесь, — попросила пассажирка неподалеку от морского порта в Кипарисах. И не успел Калугин сунуть в карман ее деньги, как с двух сторон его окружили горластые небритые мужчины в огромных кепках с длинными козырьками. С криками: «Шеф, привет!» — они стали решительно открывать дверцы машины. Калугин все еще был так погружен в прошлое, что резкие голоса их оглушили его, ошарашили, а их неожиданное появление показалось нападением.
— Куда вам? — спросил Калугин. — И нельзя ль повежливей.
— Ты что, забыл нас? — затараторили они, перебивая друг друга и выразительно глядя ему в глаза. — На рынок…
«Ах, это же те самые, — сразу вспомнил Калугин. — Из Сухуми или Батуми пришел теплоход…»
Несколько раз возил он их от Кипарисского порта и аэропорта к рынку, до отказа набивая багажник машины тяжелыми, ароматными корзинками и ящиками. Они заранее суют десятку и пакет с клубникой — «жене на угощение». Калугину во что бы то ни стало захотелось вдруг сбить с них наглость. Чтоб не думали, что все можно купить.
— С товаром? — спокойно спросил Калугин. — Покажите? Ага, корзины текут… Не возьму, не могу пачкать машину.
— Что такое?! — возмутился пожилой. — Что за ерунда! Где текут? Что за фокусы?
— Прошу отойти от машины! — Калугин с силой захлопнул открытую кем-то из торгашей дверцу, резко дал газ, и они в испуге отскочили от такси. Слыша сзади их угрожающие голоса, Калугин погнал машину к центру города. И в его уши опять вошел тот гулкий, чудовищный, давящий на барабанные перепонки грохот взрыва…
…Первым, о ком подумал он, когда вскочил на ноги, сбитый воздушной волной, был Костя. Видно, поджег шнур возле самого бака. В том месте, где была нефтебаза, полыхал пожар. Горючее после взрыва широко разлилось, и все вокруг пылало, распространяя нестерпимо душный жар. Кривые, раздуваемые ветром языки огня лизали тучи, тянулись все выше и, окутанные черным жирным дымом и гарью, ширились, стараясь сжечь, испепелить все, что было вокруг. Пользуясь замешательством врага, оставшиеся в живых десантники прорвались к морю. В небо, как и было условлено, взлетели три зеленых ракеты, означавшие, что катер должен подойти сюда, чтоб взять на борт моряков.
Однако противник уже очухался от взрыва и обрушил на берег не только пулеметный, но и минометный и даже орудийный огонь. Десятки осветительных ракет, разбрасывая искры, на парашютах висели над головой. Одна группа наткнулась на минное поле — в небо взметнулась галька и черная земля. Кое-кто упал замертво. Раненые не могли встать и ползли к морю, кто был в силах помочь, тащили их. Враг, опасаясь высадки десанта, сильно укрепил берег у нефтебазы, и морякам приходилось подлезать под колючую проволоку, рубить ее саперными лопатками и прятаться от прямого пулеметного огня за буграми и рельсами.
— Калугин, на прикрытие! — крикнул лейтенант Горохов, и он, полуоглушенный и закопченный, но, кажется, до сих пор не раненный, вместе с лейтенантом и двумя другими моряками бил из автомата, прикрывая посадку на катер раненых — на их неустрашимый, их верный СК. Ранены были почти все. Они помогали друг другу подползти к берегу — там, очевидно, не были заложены мины, помогали удержаться на ногах от ударов волн и взобраться на борт катера, едва заметного в белых гребнях.
Калугин с моряками вел огонь по вражеским цепям, которые приближались к ним; вжавшись в гальку, спрятав голову за небольшой валунок, бил из автомата и медленно отползал к воде. Это был… Да, это был их плацдарм, маленький, крошечный, каменистый, насквозь простреливаемый плацдарм, и от того, удержат ли они его еще пять минут, зависела жизнь раненых, их товарищей, их друзей, их братьев…
Больше Калугин ничего не помнил.
Неподалеку от него разорвался снаряд, его контузило и отбросило воздушной волной. Очнулся он через какое-то время и увидел над собой багровое зарево. Оно тяжело колыхалось над ним и, казалось, обдавало жаром. Он лежал навзничь, и до него глухо, точно уши заложило, доносился треск автоматов и возбужденные крики немцев.
Калугин повернулся на бок и посмотрел на море. Вскидывая столбы воды, там рвались снаряды. Враг старался попасть в суденышко, которое отходило все дальше и дальше от берега. И тогда он понял: все…
Немецкая цепь, строча из автоматов и подбадривая себя криками, приближалась к берегу. Калугин пополз к воде, волоча за собой пустой автомат: так и не выпустил из рук, когда его отбросила взрывная волна. Его охлестнуло холодом, и от этого стало легче. А может, и контузило не сильно. Чтоб освободить руки, надел автомат на шею и нырнул. Волной сорвало бескозырку. Калугин успел схватить ее, сунул за борт бушлата и поплыл вдоль берега подальше от этой орущей и строчащей черной цепи, от этого пожара. Он вдруг ощутил необычайный прилив сил и, скрываясь в гребнях и потемках, продолжал плыть. Здесь было неглубоко, и, когда волна отходила, он касался ногами дна и шел вперед, а когда опять налетала волна, нырял под нее. Так он плыл и шел по дну с полкилометра, а может, и больше, не чувствуя усталости и холода. А когда зарево и берег, где они прикрывали посадку, удалились от него, Калугин выбрался на гальку и побежал вдоль моря.