Сиротская доля
— Спасибо, хозяюшка. А я сегодня к себе в гости на новоселье жду: дядя у меня монах, придет, две подруги… Уж вы одолжите мне посуды — хочу чайком их угостить.
— Бери, милушка, бери все, что есть у меня… Чашек хватит, тарелок тоже и три ножа есть и три вилки хороших и масленка, коли надо, а вот ложек всего две и то не серебряные.
— Ничего, ничего… Ложек довольно. Ведь только помешать. Мы поделимся.
— А если хотите, голубушка, я к соседке сбегаю, она мне и ложек даст. Я ей тоже не отказываю.
— Нет, не надо. Зачем беспокоиться. Дайте, пожалуйста, еще стул и табуретки. Да пожалуйте и вы с мужем чайку попить ко мне на новоселье.
— Приду, приду милушка. Муж-то уйдет. Справляйтесь, а я к вам посуду перетаскаю. Тесно только… Ну да ничего, и в тесноте люди живут.
Наташа собиралась угостить своих гостей на славу. Она нарезала на тарелку колбасы и на другую ситного, положила сладких крендельков и пряников, а на блюдце варенья. Все было более чем скромно… Хозяйка носила посуду, а Наташа все укладывала. Она оглянулась кругом и улыбнулась. Немного гостей ожидала девушка, а хлопот, как у всякой хозяйки было, как говорится, полон рот.
Она не успела все прибрать и приготовить как следует, как послышались шаги, голоса и в комнату вошел Николай Васильевич с корзиночкою в руках.
Наташа радостно бросилась к нему.
— Дядя Коля, голубчик, как я рада вам!!! Вы у меня на новоселье… А я в своем углу…
— Поздравляю тебя, Наташечка, с новосельем! Вот тебе и хлеб и соль. Не обессудь. Уж знаешь мои средства.
— Зачем это, дядя Коля? Я так рада, что вы у меня!
Николай Васильевич принес маленький черный хлебец, на верху его стояла солонка собственного изделия и, кроме того, в корзинке пять пирожных.
— Неправда ли у меня хорошо, дядя Коля? — спросила улыбаясь Наташа.
— Очень хорошо, Наташечка… Какие обои миленькие… И обстановка тоже ничего… И вид из окон прекрасный…
Наташа рассмеялась.
— Ну что за вид во двор… Мужики да куры ходят, да крыши видны… Обстановки-то нет у меня… Главное, дядя Коля, у меня свой угол. Буду его зарабатывать сама. И я тут хозяйка… Что хочу, то и делаю. Какое счастье! Я так рада!
Николай Васильевич рассмеялся тихим смехом, заражаясь весельем девушки и проговорил ей в тон:
— Заживешь, Наташечка, ты теперь, как принцесса. А там, Бог даст, женишок подвернется и замуж тебя выдадим.
— Я об этом не думаю… Хочу работать, пробиться на дорогу, хотелось бы поучиться, почитать. И пользу кому-нибудь, кроме себя, приносить… Иначе жить тяжело… Научите меня, дядя Коля! — тревожно говорила Наташа.
Николай Васильевич смутился.
— Право, я и сам-то не ученый, Наташечка. Уж не знаю, что тебе и посоветовать… Сразу-то ничего и не придумаешь… Вот, разве книжки тебе божественные принесть.
— Ну, и не думайте… Время покажет. А сегодня будем кутить. У меня сегодня новоселье… И будут дорогие гости… Вы, моя хозяйка и две подруги приютские. Вы их видели — Андреевы. У них еще дедушка швейцар.
Николай Васильевич сделал испуганное лицо, завертелся на стуле и покраснел.
— Гости? Я не знал, Наташечка… Я не могу, я уйду. Я, ты знаешь, стесняюсь. И притом девицы… Я и говорить с людьми разучился. При девицах очень стеснитель но. Я уйду, Наташечка, как хочешь. Я приду к тебе в другой раз…
— Ведь у меня не бал, дядя Коля; странный вы человек. Нечего стесняться, все свои… Не пущу я вас. Я так вам рада!.. Не пущу ни за что!
Николай Васильевич умолк и как-то съежился. Он действительно разучился быть с людьми и испытывал не только чувство стеснения, но даже и страха.
Вскоре в комнатку Наташи вошли две девушки — Андреевы, свеженькие, миленькие. Подруги звонко, радостно расцеловались. Полились расспросы, разговоры, рассказы.
— Надя, Люба, как я рада вас повидать.
— А, вот как ты живешь, Наташа? Это твой дядя? Очень приятно. Мы вас знаем давно. Наташа вас так любит. Она всегда ждала вас в приюте. И мы все это знали.
Николай Васильевич переконфузился до слез, кланялся и только говорил: «Да-с, да-с, верно-с…» Он забился в угол комнаты и, казалось, готов был лучше провалиться сквозь землю, чем завести разговор с девицами. Наташе стало жаль его, и она занялась подругами. Обе девушки жили хорошо, спокойно у своего дедушки и работали на сторону. Наташа рассказала кое-что про свою жизнь.
— Знаешь ли, Наташа, я встретила недавно Анюту Мухину, — вдруг вспомнила Люба.
— Ну, что? Воображаю, что она тебе порассказала. Чудеса?.. — спросила Наташа и превратилась вся во внимание, приготовившись услышать сказку из «Тысячи и одной ночи».
— Нет, ты ошибаешься… Ты и представить себе не можешь, как жизнь ее обманула… Стала она худая, бледная… Похудела, подурнела… Грустная какая, и не узнать ее.
— Да неужели? Что ты говоришь? Может ли это быть? Что с ней? Как мне ее жаль!
— Правда, правда… Ее мать уже больше не живет у этой графини… У них там вышла какая-то история. Анюта заплакала и сказала: «Ах, в жизни так много горя через роскошь-то».
Как жаль Анюту! Бедная-бедная!.. Как она радовалась на свою жизнь, как ждала богатства и счастья, печально говорила Наташа.
— Я ее звала к себе. Она сказала: «Никуда не пойду и видеть никого не хочу»… Уж не знаю, что с ней случилось. Конечно, много на свете злых людей. Может, мать ее оклеветали перед графиней… Может, Анюта не сумела графине угодить… Графиня-то капризная, важная…
— Да, да, есть очень капризные барыни, — сказала Наташа и вспомнила Елизавету Григорьевну.
Ах, как жаль Анюту! Даже вспомнить не могу. Правду говорила Верочка Тимофеева, что через золото чаще всего слезы льются.
— Аня Ястребова замужем, живет хорошо. Муж у нее тихий, работящий, любит ее. Какой у нее сынок славный… Ну вот точно ангельчик. Ты поди к ней, Наташа, она рада будет.
— Некогда… Моя жизнь тяжелая. Надо теперь работы искать.
Хозяйка принесла маленький пузатый самовар… Гости стали пить чай. Пришла хозяйка, веселая старушка, всех оживила и развеселила своими шутками. Только Николай Васильевич жался в угол и ни слова ни с кем не говорил.
— Да что это ты, отец святой, такой молчаливый… Иди-ка сюда, к нам в компанию, — сказала хозяйка.
— Нет-с… Я после, ничего… Я не хочу чаю, — конфузливо отнекивался Николай Васильевич.
— Иди, иди сюда, батюшка. Потеснее-то — подружнее…
Николай Васильевич совсем растерялся и молчал.
Уже стемнело, когда гости разошлись. Ушла хозяйка. Наташа осталась вдвоем с Николаем Васильевичем. Он вдруг вздохнул весело и облегченно — точно у него гора свалилась с плеч, и живо заговорил:
— Прекрасно, Наташечка, весело сошло твое новоселье… Прекрасные девицы твои подруги… Так обстоятельно рассуждают… Сейчас видно, что девицы с образованностью…
— Ну, дядя Коля, выто все молчали… Точно бука… улыбнулась Наташа.
— Я ведь, Наташечка, не привык к обществу девиц… Очень стеснительно с ними говорить… Только весело у тебя… Компания очень приятная.
— Тесно очень, еле повернулись. Все-таки хорошо, что у меня свой уголок. А помните, дядя Коля, далекое время… Наши музыкальные вечера на кухне у дядя Пети?
Да, да… Вот что, Наташечка… Я, того… Вспомнил… Может быть… Того… Поиграть бы.
Николай Васильевич засуетился, достал из кармана подрясника узелок и развернул его дрожащими руками.
— Флейта, флейта! — воскликнула Наташа и захлопала в ладоши, — милый, старый дружок.
Да, это была старая флейта и старые потрепанные ноты. Сколько воспоминаний встало из прошлого… Девушка смеялась и готова была заплакать.
— А можно поиграть? — застенчиво спросил Николай Васильевич.
— Можно, конечно, можно!.. У меня хозяева хорошие, добрые… Ничего не скажут. Сыграйте, дядя Коля. Какая мне сегодня радость. Добрый вы, дядя Коля! — весело сказала Наташа.
Она оживилась — глаза ее блестели и лицо горело, Раскраснелось.
— Вот ты и веселенькая стала, Наташечка… Право, как я рад, что захватил флейту-то… Я не решался. Думал и то и се, и что хозяева не дозволят играть… Флейта-то… Оно беспокойно… Вот Марья Ивановна и Липочка не любили.