Из деревни...
Дворник повез Акулю в больницу; помаялись они сначала: в двух больницах девушку не приняли — не было места, пришлось ехать в самую дальнюю. Акуля продрогла, кашляла и стонала от каждого толчка, и больную уже без чувств внесли в палату.
Долго и тяжело хворала Акуля. У нее оказалось воспаление легкого. В тяжелом бреду, почти задыхаясь, сквозь болезненные стоны, она вспоминала и мать, и деревню, и барыню Анфису Петровну, и Петеньку, и Феню…
Крепкая натура и молодеть взяли свое: Акуля стала поправляться. Лежит она одна-одинешенька, видит, как к другим больным по четвергам и воскресеньям приходят родные: то мать, то отец, сестры, братья, мужья; как иных берегут, жалеют, приносят булок, варенья; к тем и сиделки относятся лучше. А к бедной Акуле некому придти, и кажется ей, что она одна в целом мире, и жутко становится ей перед тем, что ждет ее по выходе из больницы.
Выписали наконец Акулину из больницы. Где ее полнота, где толстая коса, где румяные щеки?
Худая, бледная, со впалыми глазами, с остриженными волосами, тяжело дыша, поплелась она со своим узелком по улице, поминутно останавливаясь.
Куда идти?
К Ней… К Матери всех сирот… К Заступнице всех скорбящих…
Девушка зашла в маленькую часовенку, на последние деньги купила свечу и, упав перед иконой на колени, горячо молилась…
IV
Легче стало на душе у Акули, когда она помолилась. Вышла девушка на шумную улицу, идет, шатается, где постоит, где присядет: слаба она была еще после болезни, думала кое-как до ночлежного дома добрести.
Акуля подошла к каменной церковной ограде и присела на лесенке у церкви.
Была ранняя весна: тепло, тихо, солнце светит, воробьи чирикают.
По тротуару беспрерывно шел народ; из-за угла показалась старушка с двумя девочками; старушка — маленькая, седенькая, с приятным лицом, одета скромно: в старомодное пальто, в черной шляпке. Две беленькие хорошенькие девочки шли перед нею: одна — лет пяти, курчавая, с черными глазками, с ямочками на полных щеках; другая — лет 10-ти, с длинной косой, не по летам серьезная, милая и скромная, похожая лицом на старушку.
Старшая девочка приостановилась, что-то заговорила старушке, указывая головой в строну Акули. Старушка достала из кармана портмоне и дала девочке монету.
— Вот тебе… — сказала девочка, подавая Акуле медную монету. Девушка покраснела, на лице ее выразился стыд и даже испуг.
— Я не собираю милостыню… Не надо… Не надо мне, барышня…
— Она не берет, бабушка, — сконфуженно опуская руку с денежкой, сказала девочка подошедшей старушке.
— Ты, верно, больна, милая? — спросила старая барыня.
— Сегодня только из больницы выписалась.
— Чем же ты хворала, милая?
— Лекари сказывают, что такая грудная болезнь была, от простуды.
— Ах ты, бедная девушка! Уж очень плохо ты выглядишь! Как это тебя из больницы выпустили?
— Местов, барыня, мало…
— Как тебя звать?
— Акулиной.
— Что же ты тут, Акуля, сидишь? Куда ты идешь?
— Я деревенская… У меня никого в Питере нет… В ночлежный дом пойду, а после — на Никольский… Хоть бы какое местечко из-за хлеба… Сил еще нет, барыня…
Они разговорились, и старушка сердечно расспроса сила обо всем девушку. Та рассказала все просто и откровенно.
— Ах, ты, бедная, бедная! Вот что, Акуля, ступай-кй ты потихоньку ко мне… Там обогреешься, поешь; может, что и придумаем насчет места…
— Барынька, желанная!.. Да как же это!.. Спаси тя Христос, жалостливая… По гроб буду за вас Бога молить… — Акуля встала и порывисто ловила поцеловать руку старушки.
— Ну полно, будет тебе уже… Запомни адрес: Знаменская улица, дом Яковлева, квартира N 2. Не забудешь?
— Не забуду, ласковая.
— Иди потихоньку, скоро и мы вернемся.
Акуля доплелась по указанному адресу, робко постучалась и вошла в чистую, светлую кухню. Ее встретила пожилая женщина и тоже пожалела.
— Какая ты худа-а-а-ая, девушка! В чем душа держится! Право!
— Болезнь не красит, бабонька…
Акуля рассказала, как встретила старую барыню с барышнями и как они разговорились.
— Хорошие, редкостные господа! Старая барыня всякого пожалеет… Кабы не беда в деревне, ни в жизнь бы с ними не рассталась… Вишь, пожар у нас приключился, мать померла, отец домой требует… — рассказала словоохотливая женщина.
— Так ты уходишь в деревню, бабонька? Ишь какое горе-то! — сочувственно отзывалась Акуля.
Скоро вернулась старушка с девочками. Обе девочки выбежали на кухню и остановились перед Акулиной, застенчиво улыбаясь. Акулина встала и тоже улыбалась, глядя на них…
— Подь, подь сюда, милушка… Ясочка ты моя пригожая! — манила Акуля малютку, которая пряталась за старшую сестру.
— Нехорошо, Валичка! Ну, что ты прячешься?.. — заметила старшая девочка.
— Как звать вас, миленькие барышни? — спросила Акуля.
— Меня — Леной, а ее — Валей. Скажите, ведь в больнице очень страшно? — спросила старшая, близко подходя к Акуле.
— Ничего, дорогая барышня… Там не худо, все же помога болезни… Куда же бедному человеку идти? Там и лекаря и милосердные сестрицы-крестовицы; там лекарство даром дают.
— А мне бабушка всегда дает лекарство с чаем и с вареньем, а потом еще заесть — конфетку… Знаете, у нее конфеты лежат в маленьком комоде, — вмешалась в разговор Валя, преодолев смущение.
— Ах, ты, моя пташечка милая! — рассмеялась Акуля.
В кухню вошла старушка.
— Ну, что, Акуля, обогрелась, поела? И с моими внучками познакомилась. Вот и оставайся пока тут, поосмотрись, помоги Марье до отъезда, поучись, а там видно будет…
Акулина, ни слова не говоря, повалилась в ноги старой барыне.
— Что ты?! Что ты! Встань, встань скорее, — говорила старушка.
Леночка, испугавшись, бросилась ее подымать.
— Встаньте, Акуля… — шептала она.
Акуля встала и со слезами на глазах перекрестилась.
— Спасибо… Спасибо за жалость вашу!.. Вас Господь наградит!
— Полно тебе! Раздевайся, отдыхай… Пойдемте, дети. Леночка, ты еще и уроки не докончила.
Они ушли в комнаты. Леночка приветливо кивнула головой Акуле и улыбнулась, а Валя расшалилась и несколько раз сделала ручкой.
«Не в рай ли я попала? — подумала Акуля. — Барышни, что ангельчики, а старая барыня, что святая…» И радостно, тепло стало в благодарном сердце девушки.
— И есть же на свете такие люди! — подивилась вслух Акуля.
— Что и говорить! Редкостные господа! — подтвердила старая кухарка.
V
Уже скоро год, как Акулина устроилась на новом месте. «Прямо в рай попала», — говорила она всегда.
За старую барыню, Анну Петровну, за своих ненаглядных барышень Акуля готова, как говорится, жизнь отдать. То, что она чувствовала к своим господам, трудно описать. Она не спала ночей, когда они хворали, берегла их каждую вещь, дрожала над их копейкой, больше чем над своей, готова была идти, Бог знает, как далеко, лишь бы купить все получше и подешевле, и представить не могла, что когда-нибудь расстанется с ними.
Тихо и спокойно жилось в маленькой квартире на Знаменской. Старушка Анна Петровна имела очень порядочную пенсию и растила двух внучек-сироток, отец и мать которых померли в холеру. Бабушка любила всех, всем прощала недостатки, никого не осуждала, с открытой душой готова была помочь, говорила всегда ласково и кротко. И девочки подрастали добрыми и отзывчивыми.
Валя была еще мала и глупа, но Леночка все понимала. Она помнила, как умерли ее дорогие папа и мама, и в ее характере навсегда сохранился оттенок трогательной грусти.
— Бабулинька, милая, — часто говорила она, какое счастье, что у нас есть ты, такая хорошая, такая добрая!..
— Хотелось бы вас, моих дорогих, вырастить, поставить на ноги и видеть хорошими людьми, — задумчиво отвечала бабушка.
— А вот у нашей Акули никого, никого нет на свете…