Приключения без путешествий

Еще не кончили есть, когда в репродукторе оборвался успокоительный, неторопливый стук метронома. Знакомая короткая пауза, и вот уже отчаянно завыла сирена. Бабушка заторопилась в убежище. Она не спускала глаз со Славика. С тех пор как начались большие налеты, ребят на крышу не пускали. Только Шурика никто не останавливал. Он вышел из комнаты и поднялся на чердак.
Было темно. Лучи прожекторов то сходились, то расходились, как будто огромные ножницы стригли черное небо. Снизу вверх потянулся золотой пунктир трассирующих пуль. Толстые пальцы прожекторов скоро уперлись в одну точку. Вспыхнули огоньки разрывов… Еще несколько серебристых лучей словно подперли небо, чтобы оно не свалилось на затаившийся город.
Шурик не раз уже видел этот короткий фейерверк ночного воздушного налета. Он знал, что тревога проходит быстрее, если чем-нибудь заниматься. В большом ящике, стоявшем у самого чердачного окна, осталось совсем мало песка. Если упадет несколько зажигалок, может не хватить. Нужно добавить. В дальнем углу чердака, за трубой, была резервная куча. Шурик взял лопату и пошел за песком.
Он хорошо знал эту кучу, потому что сам ее насыпал. Нащупав ее ногой, он глубоко вогнал лопату. Вернее, хотел вогнать. Лопата уперлась в какую-то железяку и скользнула в сторону. Что за чудо? Шурик встал на колени и погрузил в песок руки. Странно… Тонкий слой песка осыпался, и под ним оказался железный лист. Шурик отодвинул лист в сторону и нащупал какой-то металлический ящик… Ручки… Кнопки…
— Ты что здесь ковыряешься?!
Таким яростным тоном Тихон Фомич никогда еще е разговаривал. Он наклонился над Шуриком и светил ему в лицо фонарем.
— Я, Тихон Фомич, за песком пошел… — сам не зная почему, Шурик говорил виноватым голосом. — А тут ящик…
Жесткие пальцы перехватили его горло. Тихон Фомич потащил его к чердачному окну и выволок на крышу. Шурик задыхался и беспомощно размахивал руками. Тихон Фомич лег на живот и, не выпуская Шурика, пополз с ним вниз к железной ограде.
Шурик барахтался на спине, теряя последние силы. Все небо было в огнях разрывов, и ему казалось, что это лопаются звезды. Он еще не понимал, что произошло, что хочет делать с ним Тихон Фомич, в чем он провинился. Ему было больно и страшно.
Они сползали все ниже, пока ноги не уперлись в прутья ограды. Тихон Фомич приподнялся и двумя руками оторвал Шурика от крыши. Под ними чернел провал улицы.
В самую маленькую долю секунды промелькнуло в голове Шурика множество мыслей и одна из них все осветила. Перед ним враг, фашист, он хочет сбросить Шурика с пятого этажа, чтобы никто не узнал его тайны.
И вместе с этой мыслью вспомнилось все, чему учил его Виктор… Далеко откинув ногу, Шурик изо всех сил ударил Тихона носком ботинка. Ударил точно под ложечку. Рука, сжимавшая его горло, ослабела. Тихон перегнулся пополам. Шурик уже собрался повторить удар, но в эту минуту весь мир рухнул рядом с ним.
Крыша приподнялась и осела. Воздушная волна отбросила Шурика к трубе. Туча дыма и пыли закрыла небо. Дождем сыпались камни, щепки… Потом наступила страшная тишина. Шурик хотел подняться и не мог. Он пополз к окну, вывалился на чердак и, цепляясь за стропила, стал продвигаться к выходу на лестницу. Шатаясь на непослушных ногах, с головой, полной свиста и гула, спускался он со ступеньки на ступеньку.
7
Бомба попала в левое крыло дома и пробила все пять этажей. Когда Шурик очутился внизу, он не узнал двора, в котором прожил всю жизнь. Перед ним лежала груда камней, выросшая на месте знакомых стен, окон, подъездов. Все переместилось. Открылась противоположная сторона улицы. В потемках безлунной ночи торчавшие во все стороны балки, обломки стен и перекрытий казались руками гигантских чудовищ.
Под этими обломками были и подъезд, из которого он каждый день выходил, направляясь в школу, и квартира, в которой прошло и умерло его детство.
По руинам ползали люди, что-то разбирали, передавали друг другу, уносили… Подъезжали и уходили санитарные машины. Слышались стоны, плач, голоса команды. Шурик стоял, прислонившись к стене. Ноги дрожали. Все звуки доносились к нему издалека. Но один голос показался ему знакомым. Он шагнул вперед. Под его ногами заскрипели осколки стекла. Он подошел к мужчине в милицейской шинели и тронул его за плечо.
Виктор оглянулся, и впервые Шурик увидел его растерявшимся.
— Ты жив?! Живой!
Он обнял Шурика, прижал к себе, отпустил и снова посмотрел на него:
— Что с тобой? Где мать?
— Пойдемте, дядя Витя, мне нужно вам рассказать очень важное.
Они пошли к лестнице, которая вела на чердак, и Шурик рассказал о куче песка, о ящике…
Виктор даже не дослушал до конца. Он задал несколько беглых вопросов о выходах на чердак и на крышу, подозвал двух милицейских работников, одного куда-то отослал, а со вторым бросился к лестнице. Шурику он приказал:
— Оставайся тут, никуда не уходи.
С фонариками и пистолетами в руках они скрылись в подъезде.
Шурик и не собирался идти за ними. У него еще сильно болела шея и ноги в коленках подламывались. Тянуло лечь прямо на землю и заснуть.
Люди, без устали работавшие среди развалин, быстро расчистили вход в бомбоубежище. Оттуда теперь выходили оглушенные, испуганные жильцы. Некоторых несли на руках. Всех уводили в соседние дворы.
Даже уцелевший корпус, на крыше которого спасся Шурик, был признан опасным для жилья. Из обреченных квартир выносили вещи.
Перед Шуриком проходили потрясенные, изменившиеся за один час знакомые женщины, плачущие дети. Они уходили с узлами, чемоданами, захватив в охапку постели и одежду. Промелькнули в толпе Славик и бабушка. Дом, еще вчера полный шума и жизни, перестал существовать.
Одна из полуобрушенных капитальных стен сильно накренилась и точно раздумывала — падать или еще постоять. Начальник спасательной команды, высокий мужчина в каске и сапогах, долго освещал фонариком ее широкие трещины и решительно сказал:
— Нужно валить, иначе бед наделает. Прошу всех отойти.
Он успел только закончить фразу и поднял руку, требуя тишины. Все, кто был во дворе, услышали тонкий не то стон, не то плач, доносившийся из-под горы битого камня, над которой нависла треснувшая стена. Звуки то совсем затихали, то становились слышнее.
— Там подвал? — спросил начальник команды, обращаясь к сбившимся в темноте людям.
— Кочегарка, — ответил дядя Леша.
Кто-то, видимо, не успел добежать до бомбоубежища или понадеялся на своды кочегарки и спрятался там на время налета. Сколько там человек? Кто именно? Никто на эти вопросы сейчас ответить не мог. Да никто их и не задавал. Ясно было главное — погребены живые люди и их нужно спасти. Стену нельзя было трогать. Обвалившись, она могла окончательно разрушить свод кочегарки.
Начальник команды расставил людей двумя длинными цепочками, и вот из рук в руки стали передавать кирпичи, доски, которые осторожно, без рывков снимали с холма, закрывавшего доступ в кочегарку.
Виктор спустился с чердака расстроенный и возбужденный. Его уже поджидали приехавшие на машине военные. Он что-то доложил им, и они разошлись по соседним подъездам и дворам.
— Что, дядя Витя, не нашли? — спросил Шурик.
— Ушел… А он тебе ничего не сломал?
— Нет… Там кого-то завалило, дядя Витя.
У стены работу по расчистке завала приостановили. Два человека, лежа, пытались что-то разглядеть в темноте. Виктор присел на корточки рядом с ними.
Из узкой черной щели, открывшейся на уровне земли, слышался теперь уже отчетливо различимый детский плач. Луч фонарика не мог пробить темноту подземелья и освещал только тяжело нависшую над щелью изогнувшуюся и треснувшую балку. По-видимому, это было окно в кочегарку, раздавленное и осевшее под тяжестью обрушившихся пяти этажей.
— Больше трогать нельзя — рухнет, — сказал начальник команды, поднимаясь с земли. Он сдвинул на затылок каску, закурил, и Шурик увидел его лицо, густо запудренное пылью. — Что будем делать? И в щель не пролезть и расширить нельзя, все на нитке держится.