Фитюлька

Во дворе Павлик заприметил старого-престарого старичка. Тот сидел на скамейке, обеими руками опершись на палку с набалдашником. Звали его Евтихий Евтихиевич.
Увидев старичка, Павлик вспомнил, как однажды в субботу они с Даней — он тогда ещё был здоров — гуляли во дворе. Тайка с мамой остались дома. А папа отправился в магазин за картошкой, чтобы сразу много принести.
Павлик с Даней носились по двору, прятались за деревьями, выслеживали врагов и стреляли в них из палок: «Пых-пых! Тр-р-р!»
На скамейке сидел этот самый Евтихий Евтихиевич, так же, как сейчас, опершись на палку, лицо и седую реденькую бородку солнцу подставлял.
А на соседней скамейке развалился мальчишка. Он учился с Павликом в одной школе, кажется, в шестом классе, но жил не в их дворе, просто пришёл. Может, приятелей поджидал. Сидел мальчишка, развалясь, вдруг сунул в рот два пальца и свистнул так оглушительно, что Павлик вздрогнул, а Даня от неожиданности на корточки присел.
Евтихий Евтихиевич голову в плечи вжал и попросил слабым голосом:
— Не свисти так, пожалуйста! У меня уши не выдерживают!
— Хочу и свищу! — ответил мальчишка и захохотал оглушительно: — Ха-ха-ха! Хо-хо-хо! — Потом опять свистнул, ещё пронзительнее.
Павлик ему позавидовал: сам он так здорово свистеть не умел.
— Вежливых детей, — сказал Евтихий Евтихиевич, — скоро придётся записывать в «Красную книгу».
— А таких слабоухих, как ты, дедка, — ухмыльнулся мальчишка, — и записывать в «Красную книгу» не стоит. Пусть вымирают. — Он засунул два пальца в рот, надул щёки и вдруг… очутился в руках у папы Павлика, Дани и Тайки. Да, да! Оказывается, папа вошёл во двор и всё слышал.
Бросил папа на землю рюкзак с картошкой, схватил мальчишку за плечи, рывком поднял со скамейки, тряхнул так, что у мальчишки зубы лязгнули, и сказал гневно:
— Если ты, знаток «Красной книги», посмеешь ещё раз обидеть старого человека, я тебя осрамлю на пионерском сборе. Стыдно станет — век не забудешь!
— Не имеете права бить ребёнка! — заверещал мальчишка.
— Ты понял меня, ребёночек? — сурово спросил папа. — А ну марш отсюда!
Он отпустил мальчишку, и тот со всех ног бросился удирать.
Павлик и Даня молча смотрели на всю эту сцену.
— Будьте здоровы! — поклонился папа слегка ошеломлённому старичку, подхватил с земли рюкзак с картошкой и пошёл домой. Павлик с Даней за ним побежали.
— Пап, а пап, это какая такая книга — красная? — подскакивая возле широко шагавшего папы, спросил Павлик.
И Даня подхватил:
— «Красная книга» — ето что?
Папа им объяснил, что в «Красную книгу» записывают редких животных, птиц и насекомых, которых мало осталось на Земле. Их оберегают, запрещают на них охотиться, чтобы они совсем не исчезли…
«Конечно, этого Евтихия Евтихиевича надо тоже оберегать, — глядя в окно, думал Павлик. — Надо его записать в «Красную книгу», а не оставлять без всякой защиты!»
Опять они остались одни. Мама ушла в магазин, смеркалось на улице.
В «пещере», где они поселились, было совсем темно: накинутый на круглый обеденный стол плед спускался почти до земли. Только слабо светилась луна в облаках: на абажур торшера они накинули косынку. Из-под неё вырывался лунный свет. Совсем без луны, пожалуй, наткнёшься на деревья — стулья и скалу — книжный шкаф. Шторы-то на окнах плотно задёрнуты.
Поджав ноги, они сидели в «пещере» на медвежьей шкуре: мамино одеяло как раз пушистое, всё равно что косматое. Совещались, как им жить. Решили, что Павлик с Даней пойдут на охоту, а Тайка останется дома и будет варить обед — женщина потому что.
— Варить обед — нужна вода! — заявила Тайка и засмеялась.
Даня спросил:
— А можно пить воду не ротом, а носом?
Павлик подумал и предложил:
— Попробуем!
Все вылезли из «пещеры» и отправились в ванную. Ванная — не дикая пещера, там может гореть электричество.
Павлик зажёг свет, налил в тазик воды, поставил его на табуретку.
Даня наклонился, сунул нос в воду. И сразу захлебнулся, зафыркал, закашлялся. Во все стороны брызги полетели.
— Ты не так! — Павлик оттолкнул головой брата. — Надо втягивать ноздрями…
Он наклонился над тазиком, рот плотно закрыл, глаза зажмурил и сильно потянул носом.
Вода влезла в ноздри, в глотку, кажется, даже в уши…
— Фу ты! — Павлик поперхнулся, закашлялся, задохнулся. В носу засвербило, а чих не выходил. Рукой он нечаянно угодил в тазик, вода выплеснулась… Сквозь судорожный кашель он смутно слышал голос Дани:
— У тебя ещё хуже, чем у меня, получилось.
Сам Павлик не мог выговорить ни слова: кашлял, давился то ли водой, то ли воздухом.
Словно где-то вдалеке, с восторгом кричала Тайка:
— Сами! Сами! Я вас не поливала! Сами мокрые! Ой, что это?
Наконец-то Павлик сильно чихнул, в носу, в горле и в голове прочистилось, разлепил сжатые веки, широко открыл глаза, а вокруг — темным-темно. Что такое?
— Лампочка перегорела, — сообщил Даня.
Выбрались в коридор. Павлик нашарил на стене выключатель, повернул его. Всё равно было темно.
— И тут перегорело, — где-то под локтем у Павлика сказал Даня и, спотыкаясь, в потёмках побежал в столовую.
Павлик шагал не спеша, чтобы за что-нибудь не зацепиться: в узком коридоре вдоль стен стояли стеллажи с книгами, да ещё Даня с Тайкой вечно там игрушки бросают.
— У-уй! — вдруг донёсся до него сдавленный крик.
Кто это? Даня? Чего вопит? Павлик заторопился. Вот и дверь в столовую. А там тоже чернотища: луна не облаками, а тучами, как видно, закрылась. Павлик — к окну. Раздёрнул шторы, сумеречный свет с улицы проник в комнату. Это что же такое? Даня валяется на полу, придавленный торшером.
Павлик кинулся к брату, кое-как его из-под торшера выволок.
— Ты зачем торшер свалил?
— Хотел лампочку выкрутить, — поднимаясь, объяснил Даня. — Телепаются волоски или нет? Почему не зажгитая?
— Не соображаешь, что нигде света нет? Пробки, наверно… А где Тайка? Та-айка!
Ни звука в ответ.
— Та-айка-а! — заорал Павлик. Приказал Дане: — Ты тоже ищи! Притихла, значит, шкодит чего-то…
— У меня коленка разбилась, — пожаловался Даня. — И ветрянка ещё не кончилась.
Павлик ткнул его кулаком в бок:
— Носишься со своей ветрянкой, как… не знаю с чем! Та-айка-а! Нечестно так!
Он ринулся по тёмному коридору в другую комнату, выставив перед собой руку, чтобы не наткнуться на что-нибудь, потом в третью, потом в переднюю, в кухню, опять в комнаты…
— Та-айка! Тайка!
Даня прихрамывая тащился за ним.
— Да что же это?! Даже нигде не хихикает… вдруг она влезла куда-нибудь, брякнулась, стукнулась так сильно, что лежит без сознания?
Страх охватил Павлика. Тайка ведь не только очень озорная, а и глупая. Маленькая, не соображает… Только бы ничего с ней не случилось! А как она смеётся, напевает: «Па-ав! Па-ав!» Папина Фитюлька…
— Уби-илась? — протянул Даня. Кажется, смекалистый мальчишка догадался, какие страхи терзают Павлика.
— Не говори глупостей! — заорал Павлик. А сам весь задрожал и бросился к телефону.
— Свечку найди и зажги, — посоветовал Даня. — А где спички, ты знаешь? Мама прячет.