Чистосердечно привирая

Итак, что мне ему подарить? Пару носков для гольфа? Лосьон после бритья? Бутылку портвейна?
– Ты с ума сошла? – вскричала Карла, когда я спросила её по телефону. – В приглашении ведь ясно написано, что он хотел бы получить пожертвование. Ты можешь выбрать между фондом Питера Устинова и Лоос-Инициативой.
– А это что такое? – спросила я.
– Они продвигают терапевтические группы совместного проживания для душевнобольных, – объяснила Карла. – Чтобы разгрузить больницы.
Разумеется, я выбрала фонд Питера Устинова. Было очень мило со стороны Фредеманна, что он не стал себялюбиво требовать в подарок носков для голфа или портвейна, а позаботился о бедных детях в Африке. У меня на карточке было и так слишком много денег – наконец у меня завелась проблема, которая таковой не являлась.
По дороге из банка и парфюмерного магазина, где я оставила маленькое состояние, я сделала крюк и заглянула к Тони. При этой чудной погоде они все были в саду – Леандер в своей коляске, Генриэтта с Финном в песочнице. Тони сидела на солнце, закрыв глаза и прислонившись к надувной лошади.
– Ты спишь?
Тони открыла глаза.
– Ты шутишь? Что ты здесь, собственно, делаешь, я думала, ты так безумно занята!
– Я хотела только узнать, всё ли у тебя есть, что тебе нужно.
– Да уж, – сказала Тони. – Младенец с поносом, двое малышей, которые сыплют друг другу песок в глаза, муж на курсах повышения – что ещё человеку нужно для полного счастья?
– Я, собственно, думала о памперсах, детском питании и шпинате, – уточнила я.
– Всё есть, – ответила Тони. – Вчера мы пошли в другой супермаркет, верно, дети? Всё получилось как нельзя лучше. Хотя Финн и наклеил одной старой даме на плащ кусок колбасы, но она ничего не заметила.
– Ну ты видишь? – Я одобрительно хлопнула Финна по попке. – Всё удачно!
– О да, – иронически отозвалась Тони. – От чистой радости я бы, разумеется, крепко и безмятежно заснула, лучше всего часиков на двенадцать, но опять получилось только три. А что нового у тебя?
– Йост ушёл сегодня утром.
– В самом деле? Куда ушёл?
– В отель. Во всяком случае, на первое время.
Тони задумчиво закусила нижнюю губу.
– А что мама на это сказала?
– Что-то насчёт авторитарных угрожающих жестов, – ответила я, пожимая плечами. – Она не верит, что он долго выдержит в отеле.
– Почему нет? – спросила Тони. – там у человека есть всё, что ему надо: туалет, кровать и много-много покоя…
– Ты поиграешь с нами, Ханна? – спросила Генриэтта.
– Дааа! – сказал Финн. – Пожалуйста!
– Дааа! – сказала Тони. – Пожалуйста! Я бы могла поспать часок на диване…
– Простите, но совершенно нет времени, – ответила я. – Сегодня вечером я иду на этот юбилей, и я должна ещё душевно, телесно и духовно к нему подготовиться.
– Понимаю, – сказала Тони. – Ну нет так нет. В следующий раз.
На какой-то момент во мне зашевелилось старое доброе чувство вины, но я его энергично подавила. На сей раз у меня было действительно много собственных проблем, и их вряд ли можно будет решить за одну ночь.
Дома я проигнорировала, как могла, траурные физиономии мамы и Филиппа и провела несколько часов в ванной. Я сделала пилинг лица с последующей увлажняющей маской и выщипала брови. Я брилась, делала педикюр, маникюр, намазывалась кремом, красилась, гладилась и душилась парфюмом.
В конце концов я встала перед зеркалом, чтобы решить, какую блузку надеть под блейзер. Лучше всего я выглядела безо всякой блузки, единственно в простом чёрном минимизирующем бюстгальтере. Его можно было разглядеть, если изловчиться, но ни один дилетант (а какой мужчина разбирается в галантерейных изделиях?) не распознает, что он не совсем эротичного сорта. Глубокое декольте я украсила ожерельем из кристаллов Сваровски, подаренным мне Карлой, Виви и Соней на прошлый день рождения. Я в четыре слоя накрасила ресницы, наложила на веки тени трёх оттенков и перепробовала кучу помад, пока не нашла наилучший вариант.
Когда я наконец закончила, пора было выходить. Я погляделась в зеркало и осталась чрезвычайно довольна плодами своих усилий. Даже в моём сбитом с толку состоянии было ясно, что я потратила эти усилия не для бородавчатого кузена Анники Фредеманн, а для Бирнбаума, который, ясное дело, тоже будет присутствовать.
Бородавчатый кузен точно выпадет в осадок, а что касается Бирнбаума, то он при виде меня наверняка забудет, как я выглядела в тине и целлофане.
Когда я выходила, позвонила Карла.
– Как ты выглядишь?
– Грандиозно, – уверенно ответила я. – Я надела блейзер, который удачно распределяет мои жировые массы. А что у тебя?
– Тоже грандиозно, – ответила Карла. – Теперь, когда я знаю, что Алекс без очков практически слепой, я больше не беспокоюсь насчёт полосок и отпечатков, оставляемых на коже некоторым предметами одежды. Я даже надела стринги, на которые уже целую вечность не решалась – точнее говоря с того самого момента, когда Раймунд сказал мне, что это напоминает ему о линиях, наносимых пациентам пластических хирургов перед операцией. Но тем не менее я волнуюсь. Может быть, я действительно влюбилась в этого зануду.
– Иногда люди влюбляются в самых невозможных типов, – сказала я. – Но кто знает, может быть, тебя с Алексом и ждёт хэппи энд.
– Сейчас хотелось бы счастливого начала, а там посмотрим, – скромно сказала Карла. – Тебе тоже удачи, Брюква. Спокойно пей шампанское, если будут наливать, и не отпускай кузена без своего номера телефона. Даже если у него бородавки, в чём я сомневаюсь.
Она оказалась права. У кузена действительно не было никаких бородавок.
Не было и охранников – только дружелюбная дама в холле изысканного отеля, снятого на этот вечер Фредеманнами. Дама посмотрела на моё приглашение и поставила птичку напротив моей фамилии в длинном списке гостей.
Я едва успела взять у официанта бокал шампанского, как ко мне устремилась Анника Фредеманн.
– Йоханна! – она чмокнула меня в обе щеки. – Как замечательно, что вы пришли. Пойдёмте, я отведу вас к отцу, мы разделаемся с поздравлением, а потом пойдём искать Адама.
Тон, которым она произнесла Бирнбаумово имя, такой интимный и тёплый, заставил меня опрокинуть в себя весь бокал шампанского, пока я семенила вслед за ней. Излишне говорить, что Анника выглядела фантастически в своём чёрном декольтированном платье с разрезами. Такой предмет дизайнерского искусства могла носить лишь она или Гвинет Пэлтроу – любая другая выглядела бы в нём смешной. По пути я составила пустой бокал на поднос подвернувшегося официанта и взяла новый.
Я оказалась права в своём предположении, что Фредеманн не имел ни малейшего понятия, кто я такая, но он пожал мне руку с сердечнейшей улыбкой и многократно поблагодарил за то, что я пришла на его праздник.
Я столь же многократно поблагодарила его за сердечное приглашение. Один фотограф заснял наше рукопожатие, другой сфотографировал, как мне пожимает руку фрау Фредеманн – элегантная дама, выглядящая копией Анники тридцать лет спустя.
– Я желаю вам хорошо провести вечер вместе с нашей Жужелицей, – приветливо сказала фрау Фредеманн. Очевидно, она уже опрокинула несколько стаканчиков шампанского – но кто может её в этом упрекнуть? Что за Жужелица? Ансамбль музыкантов, нанятых сегодня играть, или сорт шампанского? Без разницы!
– Я прекрасно проведу время! – улыбаясь, заверила я.
Формальности были соблюдены, и Анника ухватила меня за руку.
– Пойдёмте, Йоханна, – настойчиво сказала она. – Я не могу дождаться увидеть выражение его лица.
Ах да, конечно, сейчас начнётся самое интересное. Бирнбаум и бородавчатый кузен Анники ждали где-то здесь в толпе. Я быстренько опрокинула в себя второй бокал шампанского.
Анника провела меня через огромный зал, мимо бесчисленных накрытых столов со сверкающими бокалами, благородными букетами и карточками из матовой бумаги ручной выделки, на многих из которых я успела заметить хорошо знакомые имена. Возможно, я буду сидеть напротив чемпионки по фигурному катанию или мэра?