К черту в гости

Костя стоял и ждал, что будет дальше.
— Старое уже, — добавил Семен.
Не поднимаясь с корточек, он стал оглядываться по сторонам.
— Смотри, — прошептал Сема, указывая куда-то пальцем.
Костя проследовал взглядом в указанном направлении. Прямо перед ним, буквально в пяти шагах, лежало полусгнившее бревно. Останки былой могучей ели. Комель бревна опирался на метровый пень, когда-то служивший основанием дерева. Другой конец ствола лежал уже в болоте. Под и над ним, охватывая поваленный ствол с обеих сторон, высился коричневый, собранный из хвои холм. Почти в человеческий рост — муравейник.
— Понял? — спросил Сема.
— Нет, — признался Костя.
— Это то самое место, о котором говорил нам у костра заблудившийся мужик. И грибник тоже. Подожди, здесь рядом должна быть яма.
Костя вспомнил, что их первый походный гость, по его собственным словам, провалился под землю, прежде чем потерять карабин своего брата.
Семен выпрямился и еще раз огляделся по сторонам.
— Вот она, — сказал он и шагнул в сторону от болота. В земле, в паре шагов перед ним, темнел провал.
Костя и Семен вдвоем подошли к яме. Она была неглубока. Примерно по грудь Семе. На дне ее вперемешку с сухой хвоей валялись обломки гнилых, довольно тонких бревешек.
— Ну-ка спрыгни туда, пошарь, может, и карабин найдешь, — скомандовал Сема, — а я вокруг посмотрю.
Костя присел, оперся рукой о край ямы и прыгнул вниз, да как-то неудачно. Он не удержался на ногах и откинулся спиной назад, чтобы опереться о земляную стенку. Он не сразу понял, что произошло: едва только его лопатки коснулись земли, она расступилась и Костя с тихим треском повалился навзничь.
Он лежал на спине, раскинув руки и широко открыв глаза от испуга. Над ним нависал бревенчатый потолок, весь прошитый лохматыми кореньями и свисающей вниз белой бородой какой-то плесени.
— Костян! — услышал он взволнованный голос Семы. — Что такое, Костян?
— Не знаю, — ответил Костя, — кажется, потолок.
— Чего-о?
— Потолок.
— Ф-фу, Господи, — сказал Сема, и глухой удар подошв о дно ямы возвестил о том, что Семен последовал за ним.
Свет сразу померк, и не стало видно ничего. Это Сема закрыл своим телом проем, через который Костя, вопреки своей воле, проник под бревенчатые своды.
— Костян, с тобой все в порядке? — спросил из темноты Сема.
— Кажется, да. Только ничего не видно, ты свет заслонил.
Сема нырнул вслед за Костей, и снова появился свет и бревенчатый потолок. Костя и Сема сели рядом на холодном земляном полу. Затхлый, тяжелый, сырой воздух наполнял помещение, в котором они оказались. Дышалось трудно.
Сема вынул из кармана брюк маленький черный фонарик и, включив его, стал высвечивать окружающие их подземные стены.
— Землянка, — очень скоро произнес Сема, — Только чья?
Он продолжал шарить лучом фонарика по подземной обители. В светло-желтом круге проступали из темноты то полуосыпавшиеся местами стены с бревенчатыми подпорками, то лохмотья неподдающегося определению тряпья, висевшие на стенке.
— А вот и хозяин, — луч Семиного фонарика остановился недалеко от пола, на какой-то бесформенной груде хламья. Затем желтый круг сместился немного влево, и Костя вздрогнул. Он увидел страшный последний оскал человеческой головы. Сема высветил голый череп.
— Кто это? — прошептал Костя.
— Посмотрим, — ответил Семен.
Он встал и, пригибаясь под низким потолком, пошел к останкам хозяина землянки. По мере его приближения все больше прояснялись в свете фонарика детали жуткой картины.
Скелет лежал оскалом вверх на небольшом возвышении, что-то вроде самодельной кровати или нар. На нем еще остались клочья истлевшей одежды, которые плохо прикрывали решетку голых ребер. Семен подошел к нему вплотную и рассматривал, освещая фонариком от головы до ног. Берцовые кости скелета прятались в неплохо сохранившихся сапогах. Семен долго изучал эти сапоги, присев с торца самодельной кровати и освещая фонариком подошвы.
— Сапоги немецкие, — сказал он, — времен третьего рейха.
— Откуда ты знаешь?
— Свастика на подошве. Они ее лепили куда ни попадя чаще, чем наши звезду.
— Ты думаешь, это фашист?
— Нет, скорее партизан. Вся остальная одежда гражданская. А потом, почему обязательно фашист, ведь не все же немцы, воевавшие на той войне, были фашистами. Были и такие, что шли вообще против воли. Но это точно не фриц. Это наш.
— А может, диверсант? Специально в нашу одежду переоделся.
— Ага, а сапоги свои оставил, чтобы ноги не промочить. Нет, Костян, скорее эти сапоги партизан с убитого немца снял. Так что они трофейные. Сапоги-то у них не в пример нашим будут… У нас в Узорове у одного похожие были, так он их до прошлого года таскал.
Ты знаешь что, — Сема перевел луч фонарика куда-то в угол землянки. — Давай я тебе посвечу, а ты пошарь по углам и под нарами. Может, здесь есть оружие, оно нам теперь может пригодиться, даже ржавое и без патронов.
Костя обшарил всю землянку, холодея от ужаса, заполз под нары. Оружия нигде не было.
— Может, это все-таки не партизан, — решил Костя.
— Может, и не партизан, может, какой-нибудь беглый зек, может, еще кто. Бог его знает. Давай теперь отсюда выбираться.
Но перед выходом Сема уже сам еще пошарил вокруг скелета, оружия он и там не нашел.
После землянки с человеческими останками сырой тяжелый воздух Чертова леса показался Косте свежим и чистым. И вообще лес не выглядел теперь таким угрюмым и страшным. Костя и в Подмосковье ходил в такие за чернушками.
— Что дальше делать будем? — спросил он бодрым голосом Сему.
— Ты знаешь что, — ответил тот, — попробуем вот как. Полезай обратно в яму и, если что, прячься в землянку. А я ребят покричу. Боюсь, что другого способа их найти не существует.
— Я туда больше не полезу, — заявил Костя. — Лучше здесь.
Семен молча пожал плечами, сложил ладони рупором, набрал полные легкие воздуха и заорал богатырским басом:
— Се-ре-е-га! Же-енька! Лы-ы-ков! Гри-го-рьев!
— Ау-у! — закричал вслед за ним Костя.
Весь остаток дня пробродили они вдоль болота, поочередно и вместе выкликая имена потерявшихся ребят. К вечеру Костя сорвал голос и говорил теперь все время шепотом и с присвистом. На зов никто не шел, никто не откликался.
Казалось, что в Чертовом углу не бывает ни дня, ни ночи. В Карелии, южнее полярного круга, даже в разгаре июля все-таки ночью темнее, чем днем. Но здесь под еловыми лапами сумрак царил постоянно. Приближение ночи выдало себя лишь густым бурым туманом, клубами полезшим с болота на еловый лес. Теперь заблудиться в Чертовом углу стало еще проще. Можно было залезть и в трясину.
С трудом они отыскали знакомое место, вернулись к землянке у поваленного дерева с муравейником. Развели костер на месте старого кострища. Есть было нечего. Только попили чистой воды, загодя набранной Семой из Шойны в его любимую флягу, с которой он никогда не расставался в походе.
Костя уже не спрашивал, что они будут делать дальше, как искать Женьку и Сергея. Семен сам строил планы:
— Будем сидеть здесь до тех пор, пока не сойдет туман, и орать, пока не охрипнем.
Костя кивнул.
— А потом подождем еще немного и пойдем назад за помощью.
— Может, они уже вернулись в лагерь? — предположил Костя.
Сема только пожал плечами.
— Сем, — просипел Костя, — а если вместо них придет тот, кто подрубил дерево? — Этот вопрос Костя хотел задать уже давно, но боялся, что Сема посчитает его трусом.
Семен опять пожал плечами, — конечно, и он не раз уже думал о том же. Потом все-таки ответил кратко:
— В тумане не придет. Действительно, на три шага от костра уже не было ничего видно.
— Попробуй поспать, — предложил Сема. Костя отрицательно покрутил головой.
Какой тут сон, да еще под Семины крики.
Сема еще покричал немного и тоже замолчал. Устал, видно. Он подкинул в костер еловых сучьев и сел, опустив голову на скрещенные руки. Костя сделал то же самое.