Дощечка через лужу

Петровна(неожиданно строго). Никаких «пяти минут»! Вот еще удумали!
Лизка. Ну, Петровна!.. Пожалуйста!.. Родненькая!
Петровна(ворчит). Чего это вас сегодня вдруг разобрало? А слушать впредь меня будете?
Лизка и Аглая(хором). Да-а!!!
Петровна. Думаете, напрасно увела я вас в этот лагерь? Спрятала от равнодушных глаз?
Лизка и Аглая(хором). Не-ет!!!
Петровна. Понадеялась отсидимся, переждем демократоров… Еще и не такое пережидали за тыщщи лет! А вы? Совершенно ведь от рук отбились! Тела себе вон какие отъели! Обленились! ОЧЕЛОВЕЧИЛИСЬ! Чего замолчали, отвязанные?
Лизка и Аглая(хором). Да-а!!!
Петровна. Телевизора, в натуре, наслушались? Походить нам с вами на людей совершенно не след!
Лизка и Аглая(хором). Не-ет!!!
Петровна(машет рукой). Да что с вами разговаривать!
Лизка и Аглая(хором). Да-а!!!
Петровна. Тьфу!
Петровна вновь включает телевизор, переключает с программы на программу, и вдруг сквозь шум и треск из динамика прорывается негромкий «человеческий» голос. Лизка прислушивается, замирает в нерешительности.
Аглая(кричит). Механика на мыло! Давай показывай, Лизка! Чего ждешь?
Петровна. Сапожники!!! (Оглушительно свистит в два пальца.)
Лизка(вдруг растерянно). Я… Я не могу.
Петровна и Аглая. Чего?!!
Лизка. Да чего-то вдруг стесняюсь…
Голос из телевизора. «… но если вы не любите меня, я совершу тысячу подвигов и понравлюсь вам, наконец».
Пауза. Лизка, Аглая и Петровна молча переглядываются.
Аглая(неожиданно опять взрывается, как бомба, которая уже давным-давно «тикала»). Я ЗДЕСЬ!!!
Голос из телевизора(повторяет чуть слышно), «… тысячу подвигов и понравлюсь вам, наконец!»
Аглая(кричит). Я здесь, родненький! Я тут! Я так давно тебя жду! (Не дождавшись ответа.) Не слышит он, что ли?! (Подскакивает, изо всех сил лупит телевизор.) Да тут я! Тут! Я с Лизкой и Петровной!..
Голос из телевизора(он уже только угадывается, как откатившая морская волна). «… шшш-шшш-шшш…»
Прозвучавший трижды голос принца из кинофильма «Золушка» истаивает и смолкает, как рано или поздно замолкает на свете все, что остается без ответа. Опять слышны только звуки огромного неуютного мира: свист и треск.
Растерявшаяся было Петровна тянется к телевизору, чтобы его «заткнуть», но вместо этого только в сердцах машет рукой…
Лизка(в волнении прижав руки к груди). А не он ли ту досточку на те камушки все время кладет?..
Петровна. Не мой ли это богатырушка прорвался? Хоть бы одним глазком на него взглянуть!..
Аглая же молча загорается с ног до головы и начинает робко и мягко светиться, как телевизор, отчего ближайший к крыльцу куст (рядом со скамейкой, на которой пионеры обычно признаются друг другу в любви) ответно вспыхивает мерцающим светом, освещая Петровну и Лизку , крыльцо и замолкший телевизор, стадион и пустой флагшток, и тогда начинает казаться, что в лагерь завезли какой-то счастливый широкоформатный фильм из тех, что обычно показывают в лучшие дни нашей жизни в южных открытых кинотеатрах…
Петровна(Лизке). Помнишь, как мы однажды ночью в августе в прошлом веке в Гурзуфе купались? Точно так же тогда телами в воде светились!.. Были молодыми, бесшабашными, эх!..
Лизка(не слыша ее). Горим, что ли? Тогда воды!.. (Но вместо того, чтобы куда-то бежать, остается на месте, как завороженная.)
Петровна, Аглая и Лизка(не выдержав, громко, как с необитаемого острова). А!.. МЫ ЗДЕСЬ! МЫ ТУТ! СЮДА! А!!!..
Осветив все вокруг, включая ближний лес и далекий залив, куст гаснет. Лагерь вновь погружается в темноту. Только слышно, как где-то в заливе плещется и булькает, ухает и неистовствует таинственный и невидимый восьминос.
Петровна(она первая приходит в себя и сразу же начинает ворчать). А об числе мы, значит, сёдня снова не узнали! И-э-х!..
КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ И ОТБОЙ
 
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Картина первая
Новый рассвет. Рано, сыро и, пожалуй, темновато лагерь в основном еще спит. На крыльце Аглая и Петровна. Аглая , не отрываясь, смотрит в сторону залива, где встает солнце и где у горизонта алеет парус. Видно, что она куда-то собралась: на ее спине рюкзачок вроде пионерского. Петровна , по обыкновению, сидя дремлет и клюет носом.
Аглая(вглядываясь в горизонт). Смотри, смотри, Петровна! Вроде он немного приблизился почти на целый сантиметр! (Сбегает с крыльца вниз и тут же возвращается.)
Петровна(не открывая глаз). Да не, по-моему, стоит на месте. По-морскому это называется у них «дрейф»!
Аглая. К заливу не подойти!!!
Петровна. Болото. Грязь. Все к черту заросло! Чего разбудила ни свет ни заря? Который уже четверг не сплю!
Аглая(нервно). А в болоте, поди ж ты, восьминос!!! (Озаряясь новой мыслью.) Лизка где?
Петровна. Дрыхнет, конечно. Где ж ей быть? Не буди ее.
Аглая. Вот что хотелось бы еще узнать: четверг сегодня все-таки или?..
Петровна(не открывая глаз, пожимает плечами). Да кто ж его знает? Возможно даже, что этого не знает никто! (Страшно зевает.) Не разучились бы вполне могли бы ветер ему нагнать!
Аглая(заметно оживляется). Ну!
Петровна. Да толку-то? Фарватера тут все равно нет. Еще при Петре Великом не прорыли. Ему бы со стороны фортов зайти чрез час был бы.
Аглая. Твой водоплавающим был, что ли?
Петровна(от неожиданности открывает глаза). Почему водоплавающим?
Аглая. Ну, ты так морскими словечками сыплешь!
Петровна. Не, вполне сухопутный. Это я из Лизкиной книжки почерпнула, где про морзянку.
Аглая. А как ты полагаешь, Петровна, к тебе или ко мне этот алый парус? Или он вообще к Лизке?
Петровна. Да там их много, матросиков-то этих бедных!
Аглая(присаживается рядом с Петровной на краешек крыльца, готовая в любую минуту сорваться с места и, несмотря на восьминоса, сломя голову нестись к заливу). Я тебя никогда раньше не спрашивала: твой он во… (после того как Петровна открывает глаза и бросает на нее строгий взгляд). .. вообще каким был?
Петровна(наконец просыпается, но говорит спросонья, перескакивая через слова и как-то всмятку). Мой он ведь еще самим Пушкиным Ляксандром Сергеичем описан был. Никакая это была, конечно, не голова! Отрубленная голова, это, скажем так, вольность поэта. Я ведь молодой ох и красивой была! Такой красивой, что просто ужас! За то, должно быть, он от меня перед самой свадьбой и свинтил. Буквально как Подколесин, что Гоголем в «Женитьбе» обсмеян. Боялся, может, что зменять ему буду, а может, еще чего. Он рядом со мной вздохнуть робел. Может, спугался, что так и задохнется, не вздохнув в своей жизни больше ни разу, кто ж их поймет, мущщин этих?.. Короче говоря, сбежал, не помня себя. Тогда ведь мущщины сильные к нам чувства испытывали, не то что сейчас. Да… И врос по самые плечи в сыру мать-землю от горя. Так дальше и жил, не живя. Это еще до Ляксандра Сергеича. Тогда ведь мущщины огромные были, до звезд. А после Ляксандра Сергеича, дав ему себя описать, говорят, опять выбрался на твердую сушу. Где-то, наверное, с тех пор и бродит, не показываясь. Стыдно, должно быть, за то. А можь, и сама я в чем виновна пред ним?.. (Помолчав.) А ты говоришь водоплавающий! Хотя теперь он, может, уже и того… (Бросает быстрый взгляд на горизонт.) Но я его все равно, конечно, дождусь!