Всадник на вороном коне

Ромкин сел за стол возле двери, раскрыл учебник. Сержант читал и слышал слабый стук наручных часов: не забыть вовремя оторваться от книги и вернуться к солдатам…
Молодая память, что вода. Брось в нее камень — она шумно всплеснет, пойдет кругами. Но быстрое течение тут же унесет их, сгладив, затеряв в игривых струях. У нее, у молодой памяти, слишком много свежих забот и заманчивых тайн. Причем заманчивость этих тайн возрастает, когда к тайнам в позволительной мере прикасаются друзья.
Жора Белей так сосредоточенно и медленно писал, что Костя, давно закончивший свое письмо, не выдержал — попытался прочесть крупно выведенные строки. Жора прикрыл их ладонью, беззлобно буркнул:
— Чего ты?
Костя со значением почесал макушку.
Жора сконфуженно улыбнулся:
— Подушевней стараюсь. Да трудно…
Он вроде и скрывал, кому и что пишет, и чуть-чуть выдавал свой секрет.
— А чего стесняться — дело житейское! — Костя хитро подталкивал Жору: мол, давай, выкладывай!
Жора вздохнул:
— Здравствуй да как живешь — и застрял. Стихи бы сюда…
Костя честно признался:
— Насчет стихов — ничего не скажу…
— А какие стихи нужны? — поинтересовался Прохор Бембин.
— Ну, какие… Не знаешь, что ли? — Жора развел руки. — Чтоб дошли…
— Все зависит от того, кому ты пишешь, — деловито пояснил Прохор. — Сестре — одни стихи, невесте — другие.
— Понимаю, — протянул Жора. — Пока не невеста, но…
Костя съязвил:
— Ишь, какой самоуверенный. «Пока», «но»…
Жора покосился на Костю, но промолчал, обратил ожидающий взор на Прохора.
Прохор читал строфу за строфой. Жора молча слушал, выбирал; сейчас это было самое важное — выбрать стихи для девушки. Тем более что девушка не невеста но и не просто знакомая.
Когда Жора записал понравившиеся строки, Прохор, сделав серьезное лицо, посоветовал:
— Ты нарочно подпусти ошибочку-другую, чтоб она подумала: это ты сам сочинил.
Жора задумался, перечитал записанное:
— Нет, врать не буду. Раз не сам сочинил, так не сам. А что надо — она поймет.
Выручив Жору, Прохор закончил свое письмо, вложил в конверт, запечатал:
— Пойду опущу в ящик и Юрку поищу.
 
2
…А за несколько дней до этого в Ростове-на-Дону состоялось важное совещание. Проводилось оно в квартире одного из жилых домов-башен, что стоит на Буденновском проспекте, на спуске к реке. Участвовали в нем люди, связанные семейными узами, но это не уменьшает общественного значения совещания — на нем шла речь о летнем отдыхе одиннадцатилетнего человека, а все, что связано с судьбой человека, особенно растущего, важно и значительно. Присутствовали: папа — Тимофей Васильевич Синев, мама — Нина Степановна, их старший сын — Володя, студент-медик, их младший сын — Максим, главное действующее лицо, хотя остальные члены семьи и участники совещания самоуверенно считали главными себя.
Так вот: Максим перешел в пятый класс, перешел без единой тройки, старательно и изобретательно вел общественную работу в пионерском отряде; за все это он получил благодарность от директора школы и книгу с дарственной надписью — повесть Аркадия Гайдара «Военная тайна». Старшим Синевым тоже хотелось поощрить младшего. А что можно придумать на время летних каникул?
— Надо найти что-то такое… Одновременно и полезное, и интересное, — сказал папа, завершая вступительную речь.
— Соразмерное, — со слишком уж серьезной миной бросил Володя с места.
Мама недоверчиво покосилась на него, папа решил не отвлекаться и сделал вид, что не замечает иронии:
— Это подразумевается. Я думаю, надо достать путевку в пионерский лагерь.
— А может, в станицу к бабушке отправим? — спросила мама. — Мальчику надо окрепнуть. А у бабушки — куры. Каждый день свежие яйца. Молоко.
— Лучше всего, — солидно произнес Володя, — оставить его дома, но купить корову и кур.
— Ты все бы смеялся! — обиделась мама.
— Принимаются только конструктивные предложения, — предупредил папа.
Мама тут же вернулась к своему замыслу:
— Вот я и говорю, что к бабушке — надежней всего.
— Признаю свой первоначальный план незрелым и вношу на обсуждение новый: пусть Максим вместе со мной включится в студенческий строительный отряд, — заявил Володя.
Мама огорчилась так, что ничего сказать не смогла. Папа отмахнулся.
Максима ни о чем не спрашивали, слова ему не давали — все обсуждали и собирались решать так, словно его тут нет, словно никакой у него самостоятельности. Правда, у него не было своего плана, а то, что предлагалось до сих пор, не устраивало, не радовало. Неплохо бы, конечно, поехать с братом на стройку в колхоз, но, во-первых, родители не пустят, во-вторых, Володя, постоянно высмеивая папу и маму за то, что они трясутся над Максимом, сам превращается в беспокойную и нудную няньку, стоит ему хоть на день остаться дома за старшего; в колхозе все может оказаться хуже, чем тут: шагу не шагнешь без разрешения Володи. Записаться в школьный пионерский лагерь? Родители — на работу, он — в школу, к ребятам, с которыми можно и в футбол сгонять, и на Дон сходить, и в военную игру сыграть… Но Максима ни о чем не спрашивали.
Объяснять взрослым, что он умнее, чем они думают, бесполезно — не поймут. Ему ничего другого не оставалось, как прикидываться: мол, все это его мало занимает, ему все равно — так или эдак они решат. И гораздо интереснее читать замечательную книгу — повесть писателя Аркадия Гайдара «Военная тайна». В первый раз Максим прочитал книгу залпом. Теперь, во второй, смаковал ее, некоторые куски трижды и четырежды перечитывал. А сказку о храбром Мальчише-Кибальчише сразу твердо запомнил, как стихи мог читать:
Стоит у окна всадник.
Конь — вороной,
Сабля — светлая,
Папаха — серая,
А звезда — красная!
— Эй, вставайте! —
Крикнул всадник.
Переступает с ноги на ногу огромный вороной конь с гладкой блестящей шерстью. Цокают копыта. В закатных лучах грозно поблескивает острая сабля. Серая папаха сбита на затылок. Пылает красная звезда. Пот на лбу всадника смешался с пылью дорог. Глаза потемнели и запали от усталости. Губы обветрились и растрескались.
— Эй, вставайте! — кричит всадник, поднимает людей, зовет на бой, сам готовый скакать впереди..
Неизвестно, чем бы закончилось совещание, если бы не одно неожиданное и счастливое обстоятельство. В самый раз, словно все происходило не в жизни, а в телефильме, длинно и требовательно зазвонил телефон. Папа поднял трубку, прижал к уху и, немного погодя, озабоченно сказал:
— Староморск вызывает… Что бы это могло значить? С Левой что-нибудь?
— Ну да: если звонят, значит — беда, — съязвил Володя.
— А вдруг решил переехать в Ростов? — с надеждой вставила мама. — Чего там сидеть? Из армии ушел, родных там никого…
— Да-да, слушаю! — громко сказал папа. — Лева? Здравствуй, Лева! Как ты?
Папа долго слушал своего старшего брата Леву, а потом радостно воскликнул:
— Смотри, какое совпадение! Мы тоже тут думаем, как быть с его каникулами!
Он снова долго слушал, затем, прикрыв трубку ладонью, быстро пересказал слова дяди Левы: «Приглашает Максима к себе на лето».
— Там же море! — встревожилась мама.
— А от нас Дон — за сто верст, — усмехнулся Володя.
— Мы это обсудим, — кричал папа, как все, кто говорит по междугороднему. — Все равно никто из нас не может отвезти его. Одну секунду…
— Что я — чемодан? — оскорбился Максим.
— Шкатулка с бриллиантами, — уточнил Володя, глядя на маму.
Мама не успела высказаться — ее отвлек папа:
— Лева предлагает посадить Максима в поезд, попросить проводников присмотреть за ним, а там встретят его…