Тайна похищенного пса
Я же говорил — он находился примерно в пятидесяти метрах от Мади, поэтому она его плохо разглядела. На нем были серая шляпа и шарф, а лица она вообще не видела… О машине известно следующее: она черного цвета, не старая и не новая, таких в Лионе тысячи.
А я считаю, что с тех пор как Кафи исчез, у него все время был один и тот же хозяин, — добавил Гиль — новый член «Гро-Каю», прозванный так потому, что долго жил в районе Гильотьер.
Почему же ты так считаешь?
Мы знаем, что его увели грабители, орудовавшие на улице Руэтт, а эти люди не могут жить в богатом квартале.
Да, — согласился Сапожник, — Мади тоже об этом подумала… но зачем ворам понадобилось оставлять у себя такую собаку? Они могли ее продать и получить деньги. И не говорите мне, что они к ней привязались, — на грабителей это не похоже.
Тогда, может быть, они ее используют?
Для чего? Хоть Кафи и немецкая овчарка, но ведь его же не дрессировали, правда, Тиду?
Чем больше мы задавали вопросов, тем меньше находили ответов. Одно не вызывало сомнений: отныне наши поиски будут сосредоточены на Фурвьере.
К счастью, дни стали длиннее и до семи часов вечера было светло. Если мы немного задерживались, то наши родители все равно не волновались — они думали, что мы у Мади.
Теперь мы выходили на поиски каждый день: в хорошую погоду с Мади, а в дождь и холод — одни. Улицы на Фурвьере еще круче, чем на Круа-Русс, поэтому с коляской можно было справиться только вчетвером. Наш маршрут всегда пролегал мимо аптеки, как будто зеленая змея, изображенная на ее вывеске, могла открыть нам тайну. Однажды мы с Сапожником даже зашли вовнутрь и убедились, что там действительно продают те самые таблетки. Мы их купили и попытались выяснить у аптекаря, хорошие ли они и часто ли их покупают, но он так подозрительно на нас посмотрел, что мы убежали, не дождавшись ответа.
Дни шли один за другим. Мы уже давно прочесали все улицы Фурвьера, заглянули во все окна, на все балконы, залезли на все заборы, за которыми мог быть сад или двор. Все впустую!
Я утешал себя тем, что Кафи жив и находится где-то рядом, но мысль о том, что его бьют, не давала мне покоя. Мой бедный пес! Ведь мне было так же больно, как ему!
Мади старалась меня утешить:
— Да, он его ударил, но ведь не просто так, а из-за того, что Кафи не послушался; наверное, это бывает нечасто. Вот увидишь — скоро все волнения будут позади.
Милая Мади! Она так расстроилась, что мы упустили того человека, что с большим трудом вновь обрела свою уверенность. Если в один прекрасный день я все-таки найду собаку, Мади будет счастлива не меньше, чем я. Она уже почти забыла о своих собственных бедах, хотя, когда доктор заходил к ней в последний раз, он не сказал ничего обнадеживающего. Мади хотела выяснить, выздоровеет ли она до лета, но доктор отвел глаза и ответил, что это будет ясно только после обследования. На следующий день Мади повезли в больницу на рентген, а вечером я зашел узнать, как ела. Мади, как всегда, улыбалась, но я понял, что ее что-то тревожит. Оказывается, если она остается в Лионе, то вообще никогда не выздоровеет — ведь здесь так мало солнца! А еще доктор посоветовал сократить прогулки. Сначала я подумал, что это из-за них обострилась ее болезнь, ведь, несмотря на все предосторожности, нам редко удавалось избежать толчков и сотрясений. Но дело было не в этом. На всякий случай мы решили выходить только один раз в неделю — по четвергам.
— Да, — согласилась Мади, сообщив мне эту неприятную новость, — только по четвергам… Но так все равно лучше, чем раньше, когда я вообще не могла выйти из своей комнаты… Да и вам ведь совсем не легко возить меня по этим ужасным улицам.
Бедная Мади! Она изо всех сил старалась не сдаваться, но когда узнала, что доктор настаивает на ее отъезде, пришла в полное отчаяние.
Теперь мы продолжали свои поиски одни. Как ни странно, но нам все время казалось, что Мади с нами… наверное, потому, что это именно она нашла потерянный след.
В тот день мы пришли за ней сразу после обеда. Собирался дождь, и было довольно сыро. Мама Мади, посмотрев на небо, уже решила отменить прогулку, но мы пообещали, что при первых же каплях дождя привезем Мади обратно. Как всегда, мы прошли по набережной Сен-Винсен; несмотря ни на что, она продолжала нас притягивать. Потом мы пересекли Рону, и подъем начался. Хотя нас и было восемь человек — почти вся «компания Гро-Каю», — мы все равно не смогли бы бесконечно преодолевать все эти спуски и подъемы. К тому же доктор предупредил: никакой тряски!
— Отвезите меня, как и в прошлый раз, на ту площадку, с которой такой красивый вид; я там побуду, пока вы обойдете окрестности.
Эта площадка без названия очень напоминала Крышу Ткачей, только обзор с нее был еще лучше. С одной стороны она была ограничена невысокой стеной, похожей на парапет, с другой — каменной лестницей; справа находились маленькое кафе и мясная лавка.
— Не беспокойтесь, я не буду скучать… я да же взяла с собой книжку.
В последний момент, вспомнив, что недавно произошло, я чуть не остался с ней.
— Тиду, — смеясь, сказала Мади, — ты можешь идти: я здесь побуду, и еще одно место окажется под наблюдением.
Поскольку собирался дождь, я на всякий случай прикрыл ее ноги своим плащом и пообещал при необходимости тут же вернуться.
Я уже хорошо знал все эти улицы, все подъемы и спуски и пошел, как всегда, от аптеки «Зеленая змея» вверх к собору, но ничего интересного так и не заметил. Остальные ребята направились в противоположную сторону. Иногда наши пути пересекались. Издалека мы делали друг другу знаки, но, увы, все время одни и те же: ничего!
Часы на церкви пробили шесть, пора было возвращаться. Мы подошли к площадке почти одновременно. Но в чем дело? Кресло Мади стояло не там, где мы его оставили, а с другой стороны — у входа в мясную лавку, под навесом. По ее загадочному лицу и особенной улыбке я сразу понял, что у нее для нас кое-что есть.
Что случилось, Мади? Она поднесла палец к губам.
Поехали быстрее, я сейчас все объясню. Мы остановили коляску в укромном уголке в середине спуска.
Ты что, опять видела Кафи?
Нет, не Кафи.
Водителя?
Да нет же… дайте наконец сказать! Она рассказала, что когда начал накрапывать дождь, из мясной лавки вышла продавщица и переставила коляску под навес, у входа в лавку.
Как вы заметили, я оказалась у самых дверей. Мне было хорошо слышно все, о чем говорила продавщица с покупателями. Один разговор привлек мое внимание.
Что с вами случилось? Неужели несчастный случай? — обратилась продавщица к одной из покупательниц.
Нет… это меня моя собака укусила.
Вас?.. Хозяйку?.. Она такая злая?
Да нет, это даже не укус… просто она меня ударила зубами… но, знаете ли, у немецкой овчарки такие острые зубы!
Мади перевела дыхание и продолжила свой рассказ:
— Я стала с нетерпением ждать, когда выйдет эта женщина. Ее левая рука и в самом деле была забинтована. Женщина пошла к лестнице слева от площадки и скоро исчезла из виду. Покупателей больше не было, и через несколько минут продавщица вышла ко мне поболтать. Я заговорила о собаках, сказав, что слышала ее последний разговор с покупательницей. Я также спросила, знакома ли она с ней. Не волнуйтесь, я ни словом не обмолвилась о том, что мы разыскиваем украденную собаку. Продавщица даже не догадалась, зачем я обо всем этом расспрашиваю… Мне удалось узнать, что та женщина регулярно приходит в лавку за покупками, но никогда не берет с собой собаку, хотя в городе хозяева всегда пользуются случаем, чтобы лишний раз вывести своего пса на свежий воздух, и чаще всего ходят за покупками вместе с ним. Кроме того, я выяснила, что собака у нее появилась недавно — месяца три-четыре назад, потому что раньше она никогда не заказывала кости и мясные отходы.
У меня снова учащенно забилось сердце. Три или четыре месяца! Как раз столько времени мы разыскиваем Кафи.
— Да, Тиду, — взволнованно сказала Мади, — вот что мне удалось узнать… Уж эту женщину мы обязательно найдем, ведь она несколько раз в неделю приходит в лавку за мясом. Ее легко узнать.