И вдруг раздался звонок

— А пока поиграй со мной, Габика! — попросила она.
Габи даже не ответила ей и бросилась в холл. Распахнула дверцу шкафа, торопливо рванула оттуда джинсы. Мгновенно натянула их на себя, запихнув отутюженное платье в горошек в джинсы, взлохматила волосы и двинулась к двери.
— Привет, меня ждет банда, — бросила она Шарике. — Не говори никому, что я заходила домой.
— Разве ты не подождешь маму с папой?
— Нет!
— Ты даже с тетушкой Марго не хочешь поговорить?
— Дура, — ответила Габи и испарилась.
Шари никогда не была ябедой, но теперь она чуть было не рассказала, что Габи приходила домой. Вскоре после того, как Габи натянула джинсы и умчалась, зазвонил телефон. Тетушка Марго как раз вкатывала коляску с Шарикой обратно в комнату из кухни, где они вместе обедали. Тетушка Марго подняла трубку, и Шарика услышала, как она испуганно спросила:
— Габика исчезла?
Потом тетушка Марго усердно закивала головой, из чего Шарика поняла, что Габи вообще-то не исчезла, но что-то тете Вильме показалось очень странным.
Вечером, когда родители пришли домой, Шарика узнала, чему так удивлялась тетя Вильма. Оказалось, она даже папе звонила на работу. Тетя Вильма сказала папе, что Габи добрая, хорошая девочка, она сама предложила пойти на почту и заплатить по счету за телефон, чтобы помочь уставшей тете Вильме; правда, она вернулась домой несколько позже, чем предполагала тетя Вильма, но дело не в этом. Когда она вернулась, платье ее было измято, волосы всклокочены, а лицо грязное и заплаканное. И с тех пор она все плачет, плачет и не говорит, что случилось. Тетя Вильма предложила отвести ее домой, но Габи только пожала плечами, а плакать не перестала.
Вот тогда мама и спросила Шарику, не заходила ли Габи домой.
Как неприятно было говорить, что она не знает!
И снова папа оказался тверже духом. Мама хотела немедленно отправиться за Габи, но папа остановил ее:
— Не беда, Дёрди, если и поплачет немного. Она по нас скучает. Будет больше ценить семью, когда вернется домой.
— Да, но почему она плачет? — тревожно спрашивала мама.
В самом деле, почему Габи плакала?
Когда она в спешке выдернула джинсы, заправила в них отутюженное платье в горошек и умчалась, так и не повидавшись с тетушкой Марго, она побежала прямо к лестнице. Уже две недели Габи не встречалась ни с кем из банды "Шесть с половиной".
Когда же они виделись в последний раз? Ага, когда ей пришлось толкать коляску этого гадкого лягушонка.
Габи не терпелось сообщить Шумаку-младшему: у тети Вильмы классный двор!
Вообще-то Габи уже повидала кое-что на веку: плавала на прогулочном пароходике, в прошлом году на Балатоне каталась с родителями на яхте, — так вот, Габи никогда не видала двора лучше, чем у тети Вильмы. На улице Шеллэ нет дворов. Между современными домами улицы Шеллэ разбиты маленькие четырехугольные садики с цветами — гладиолусами и георгинами, — но разве можно представить себе что-либо скучнее гладиолусов и георгинов?
Настоящие дворы теперь только в Пеште. И самый лучший среди настоящих — двор тети Вильмы.
Шумак-младший пришел бы в восторг от одной стойки для выбивания ковров. А ведь не стойка здесь самое главное. Гораздо интереснее фабрика, где делают пальто. Во двор выходит большой цех, где шьют пальто. Не какие-нибудь там два-три, но сотни, а то и тысячи! Кроме того, во двор въезжают грузовики и начинают погрузку; один шофер дал Габике леденец, другой разрешил посидеть в кабинке грузовика, пока грузят пальто, и подержать руль. А иногда пальто вывешивают на длинном шесте и, если спрячешься между ними, тетя Вильма может кричать до хрипоты, искать Габи, но так ее и не обнаружит.
Про этот потрясный двор и хотела рассказать Габи своей банде.
Все ребята сидели на верху лестницы, словно именно Габи и дожидались.
— Привет! Есть потрясный двор! — закричала им Габи.
И тогда Шумак-младший встал и, словно у него не было дела важнее, чем сдирание плюща со стены, старательно принялся отдирать один усик.
— Шумак-младший, — остановилась перед ним Габи, — я живу в Пеште. В классном дворе!
Шумак-младший повернулся, несколько мгновений пристально смотрел Габи в глаза, потом крикнул:
— Банда, за мной!
И помчался вниз по лестнице. Все бросились за ним; Птенчик быстро запихнул в карман бумажную салфетку, Баран дико завопил, Монокль залаял, та кисточка, что еще оставалась на гольфах Рамоны, закачалась и запрыгала; Браксаторис едва поспевала за всеми. Габи стояла, окаменев от изумления.
— Двор!.. — еще раз крикнула она Шумаку-младшему. Постояла одно мгновение и тоже сбежала с лестницы.
Внизу лестницы стоял Шумак-младший. Остальные обступили его полукругом. Габи остановилась перед ними и тут же почувствовала, что сейчас произойдет что-то очень плохое.
— Ты с нами не пойдешь, — услыхала она голос Шумака-младшего, но это было так невероятно, что она сделала еще полшага к ним. — Мы исключили тебя из банды "Шесть с половиной", — продолжал Шумак-младший официальным тоном, а потом просто добавил: — Ты дрянная девчонка.
— Злая, — добавила и Рамона.
— Злая, — эхом откликнулась Браксаторис.
Шумак-младший рванулся и бросился бежать по улице Шеллэ. Все остальные помчались за ним, и только Габи осталась внизу лестницы.
— Дураки! — кричала она им вслед. — Дураки! — Голос ее дрогнул, и она с ужасом почувствовала, как лицо ее заливают слезы. Габи хотелось выть, топать ногами. Она так сильно ткнулась лбом в увитую плющом каменную стену, что ей стало больно, и она громко зарыдала.
Потом вытерла руками слезы и нос и отправилась домой, к тете Вильме. Но слезы все текли и текли. И когда она села в трамвай, и когда на второй остановке какая-то женщина, державшая на коленях пустую плетеную корзинку, спросила ее:
— Почему ты плачешь, девочка?
— Просто так, — сквозь слезы ответила Габи и, как это делают клоуны в цирке, вытерла нос о плечо своего платья в горошек.
— Не надо плакать! — мудро посоветовала женщина, но Габи все продолжала всхлипывать.
По двору тети Вильмы она промчалась вихрем, чтобы ее вдруг не окликнул шофер грузовика, который прошлый раз угостил ее леденцом. На лестнице она вытянула платье из джинсов, вытащила из кармана квитанцию об уплате за телефон и позвонила к тете Вильме.
— Что случилось? — ужаснулась тетя Вильма, увидев ее.
— Я уплатила, — ответила Габи, сунула квитанцию в руку тети, помчалась в ванную комнату, забралась там на ящик для грязного белья, поджала под себя ноги и заплакала в голос. Она не просто плакала, а рыдала.
Тетя Вильма, окаменев, стояла в дверях ванной.
— Габика, — растерянно спрашивала она, — что случилось?
— Ничего.
— Но из-за чего ты плачешь?
— Не из-за чего.
— Ты скучаешь по маме и папе?
— Нет.
— Хочешь вернуться домой?
— Нет.
Ее ответ заметно успокоил тетю Вильму, она кивнула и сказала:
— Я тебе приготовила сюрприз.
Сюрприз на сей раз состоял из двух шоколадок, которые Габи мгновенно с хрустом разгрызла. Слезы еще текли у нее из глаз, она громко всхлипывала, но уже не рыдала.
Тетя Вильма вновь появилась в дверях ванной, она внимательно поглядела на Габи и заговорила медленно, как бы в раздумье.
— Послушай, Габи, — сказала тетя Вильма, — я не заметила, что на тебе были брюки, когда ты уходила из дому.
Услышав про брюки, Габи вновь вспомнила Шумака-младшего и банду "Шесть с половиной" и опять разразилась громкими рыданьями.
— Я не возражаю против того, что ты надела брюки, — успокаивала ее тетя Вильма. — Если тебе так нравится, пожалуйста, носи брюки под юбкой. Несколько странно, но, вероятно, это модно. Не плачь, Габика. Когда я получу пенсию, куплю тебе новые брюки. Уж очень эти потрепанные.
Габи обхватила колени, уткнулась в них лбом и продолжала плакать. Не так громко, как раньше, без всхлипывания, но так безутешно, как человек, которого постигло большое непоправимое горе.