Остров капитанов (=Капитан Тин Тиныч)

Капитан Тин Тиныч, громко хлопнув ладонями, убил серую моль, кружившуюся вокруг знаменитого адмирала и уж слишком заинтересовавшуюся его ветхим камзолом и потертой шляпой.
— Благодарю, — медленно и величественно кивнул Христофор Колумб капитану Тин Тинычу. — Если бы со мной плавали люди, подобные вам, капитан, не исключено, что я открыл бы еще парочку каких-нибудь там Америк.
— Гм… — с сомнением отозвался капитан Тин Тиныч, который несколько лучше знал географию.
В трактир заглянул ненадолго Добрый Прохожий. Он всегда заходил минут на десять, не больше.
Капитан Тин Тиныч усадил Доброго Прохожего возле себя, налил ему кубок темного старинного вина. Добрый Прохожий улыбнулся своей обычной рассеянной и печальной улыбкой.
История его была довольно-таки необычной.
Он приплыл на остров Капитанов на маленьком бумажном корабле, даже не склеенном, а просто сложенном из листа бумаги в клеточку, видимо вырванного из тетради по математике. По секрету скажем, только чтобы он этого не слышал: корабль его походил больше на бумажную треугольную шляпу, чем на корабль.
Едва корабль бросил в гавани якорь, а капитан и немногочисленная команда благополучно сошли на берег, размокший корабль осел, сплющился и расползся на куски. Первая же набежавшая волна унесла обрывки бумаги в открытый океан.
— Что ж, раз я остался без корабля, — сказал огорченный капитан, — то я стану Добрым Прохожим. Представьте, какой-нибудь бедняга заблудился и ночью, в кромешной тьме бредет по незнакомой дороге. Ведь кто-то должен повстречаться ему на пути? Так это буду я!
С тех пор Добрый Прохожий все ночи напролет бродил по дорогам острова Капитанов.
Пожалуй, нельзя назвать остров Капитанов особенно большим. Но все же там было несколько дорог.
Широкая прямая дорога соединяла гавань и город, где жили капитаны.
— Это дорога в город, — любил говорить Добрый Прохожий, — но если идти по ней в обратном направлении, то это уже будет дорога в гавань. Как ни считайте, а это уже две дороги.
Была еще узкая петляющая дорожка, идущая от таверны "Золотая рыбка" к высокой неприступной скале, одиноко торчащей на северной оконечности острова.
— Это дорога к одинокой скале. Но ведь если идти по ней назад, то это будет уже совсем другая дорога. Дорога, ведущая к таверне "Золотая рыбка", — подсчитывал, загибая пальцы, Добрый Прохожий.
Так что, сами видите, работы у него было предостаточно.
— Оставайтесь с нами, отужинаем вместе, наш славный Добрый Прохожий, — предложил капитан Тин Тиныч. — Ночь обещает быть холодной.
— К сожалению… — Добрый Прохожий развел руками, озабоченно глянул в окно. — А вдруг — вы только представьте себе — именно сейчас, в эту минуту, кто-нибудь заблудился в темноте? Неужели он так никого и не встретит, кто поможет ему, подбодрит, подскажет верный путь?
И Добрый Прохожий торопливо вышел из таверны.
— Бездельник, бродяга, — пожала плечами хозяйка таверны.
— Замолчи, о женщина, — сурово посмотрел на нее адмирал Колумб. — Что ты смыслишь в этом? Твое дело цедить вино из бочки да уметь подать его с любезным поклоном.
— Бросьте, адмирал, — усмехнулся капитан Какследует. — Наша хозяйка, наша красотка Джина, может болтать все, что ей вздумается. Уж свое-то дело она делает как следует! А это самое главное, как любил говорить мой покойный дедушка.
— Вы очень любезны, капитан, — с улыбкой посмотрела на него хозяйка таверны. — И ваш покойный дедушка тоже.
Да, пожалуй, хозяйку таверны "Золотая рыбка" и впрямь можно было назвать красавицей!
Черные как смоль волосы были уложены в высокую затейливую прическу, и пламя свечей приплясывало среди блестящих черных локонов. Взгляд ее быстрых темных глаз порой становился таким пронзительным, таким отточенно-острым, что казалось, ее глаза могут уколоть, ужалить… Но… красотка Джина улыбалась. Улыбалась всегда и всем. Ласковая, но какая-то неподвижная, словно застывшая, улыбка никогда не сходила с ее лица.
Хромой слуга с деревянной ногой, похожей на перевернутую бутылку, однажды ночью, взбираясь к себе на чердак, остановился передохнуть возле двери своей хозяйки. Просто так, из любопытства глянул в полуоткрытую дверь.
Ярко светила плоская серебряная луна.
Хозяйка спала, и — в лунном свете еще бледнее казалось ее белое лицо, еще темнее черные волосы. И даже во сне она улыбалась все той же ласковой застывшей улыбкой.
Старому слуге почему-то стало жутко. Ледяные колючки впились между лопаток. Он поскорее заковылял к себе на чердак. Забрался под одеяло, сверху навалил все тряпье, какое было. До утра пролязгал зубами, так и не смог согреться и уснуть…
Капитан Тин Тиныч бросил взгляд в окно, за которым быстро сгущалась темнота.
— Сегодня Томми должен вернуться из своего первого плавания, — негромко сказал капитан Тин Тиныч.
— О-ля-ля! — Капитан Жан поднял кубок. — За здоровье Томми, молодого капитана!
— Способный мальчишка, — прошамкал старый адмирал Колумб. — Куда, позвольте узнать, поплыл?
— На острове Хромого Осьминога выбросило на мель молодого дельфина. Томми взял курс на Осьминога, — ответил капитан Какследует и усмехнулся: — Уверен, Томми справится. Как любил говорить мой дедушка, все надо делать как следует!
Не выдержав, болезненно самолюбивый капитан Нильс багрово покраснел и вскочил со стула. Ему во всем чудились намеки на "Веселого Тролля" и его бумажные паруса.
— Это уже не первый раз, и если вы хотите сказать, что… — срывающимся от обиды голосом начал он. Но капитан Тин Тиныч со словами: "Бросьте, дружище! Никто и не думал вас обидеть…" — ласково и твердо надавил ему на плечо и заставил снова сесть.
— Помню, как приплыл на остров мой корабль "Санта Мария", — между тем бормотал, качая головой, старый адмирал Колумб. — Да, прошло уже лет пятьсот, не меньше. О время, время!.. Корабль этот смастерил сам Христофор Колумб, когда еще был мальчишкой…
Хозяйка таверны насадила на вертел гуся и принялась поворачивать его над огнем.
Жир, треща, закапал в очаг, вспыхивая и освещая прокопченные кирпичи.
Сидевшая возле нее черная, как ночь, Кошка вытянула шею и облизнулась. Но тут же со скромным, безразличным видом отвернулась, как будто ее хозяйка насадила на вертел не жирного гуся, а старый башмак.
Да, эта Кошка, с которой мы еще познакомимся гораздо ближе, была отнюдь не глупа. К тому же, со свойственным кошкам лукавством, она отлично умела скрывать свои мысли. Пожалуй, и в сказке, да и на всем белом свете вряд ли вы бы нашли кошку хитрее этой.
Неожиданно массивная дверь таверны широко распахнулась. Ветер, пахнущий солью, морем, водорослями, плоско пригнул пламя свечей.
Через порог шагнул матрос Тельняшка, добродушный верзила с голубыми глазами.
Тельняшка бережно и нежно прижимал к груди большую рыбу с чешуей крупной и блестящей, как наложенные одна на другую крупные монеты.
Этот на редкость застенчивый и молчаливый человек имел одну-единственную, но поистине необыкновенную страсть.
Все свободное от вахты время он учил рыб разговаривать.
Надо признаться, он достиг в этом немалых успехов.
Тельняшка начал с того, что научил говорить целую дюжину селедок. Но селедки оказались пустыми, надоедливыми болтушками. То там, то тут из воды появлялась селедочная голова и что-то пищала. Целый день они обменивались новостями, сплетничали, болтали всякий вздор. Почему-то больше всех доставалось Морскому Коньку.
— Вы слышали, слышали!
— А что случилось!
— Как же так, живете в море и ничего не знаете!
— Да Морской-то Конек опять плавал в коралловый грот!
— Ай-яй-яй!
— А летучие рыбки вчера куда-то улетели! Я сама видела, как они готовили бутерброды на дорогу!
— Что вы болтаете! Да я их только что повстречала!
С утра до вечера над волнами неслись визгливые селедочные голоса. Хоть уши затыкай. Тельняшке пришлось прекратить с селедками все занятия.
Любимой ученицей Тельняшки была мудрая Сардинка. Немногословная, спокойная, зря ничего не скажет.