Операция «Дозор»

Широким жестом Орионовна пригласила ребят сесть поближе к ней.
Орионовна знала все законы наизусть. И каждый подробно растолковывала. Попутно вопросы задавала: как понимаете то или то?
А чего там понимать? Закон времени: всюду к сроку поспевай. Закон моря: не нарушай правил поведения на пляже, не шали в воде! Закон территории: за пределы лагеря без разрешения ни-ни! Закон доброго отношения к людям — он сам за себя говорит. Закон доброго отношения друг к другу — ясно, что это такое. Закон поднятой руки: не дали слова — не вылезай! И последний закон: законы обжалованию не подлежат.
Орионовна вежливо и настойчиво вколачивала законы. Только что не заставляла повторять их хором, как любит делать плаврук Эммануил Османович. Небось, спит он сейчас в своей голубой хижине или читает про морские приключения. Чем ему еще заниматься, когда такая некупальная погода!
А погода сжалилась над ребятами. А может, ей надоело слушать про законы.
Внезапно и быстро, как часто случается на море, природа изменила свой облик, будто переоделась. Усилился ветер, изорвал и растолкал тучи, протер синие окошки в разрывах, слизнул капельки воды с трав и камней. Не сумел одного — море не погладил. И барашки так и ходили по нему.
Еще больше стала угнетать веранда, словно это каменная коморка без окон, без дверей. Ноги ныли от желания бегать и прыгать. Глаз не оторвать от простора, который начинается сразу за перилами веранды. Манит воздух, подсиненный небесной синевой.
Даже на Валерия Васильевича все это подействовало. Он сел на перила, того и гляди, перекинет ноги и спрыгнет на землю. Одна Орионовна не собиралась до обеда менять положение, одной ей хотелось и дальше говорить о законах.
— Ну, пойдемте же куда-нибудь, — заныл Олег так, точно он уже просился и получил отказ. — Сколько можно сидеть тут? На дворе давно уже солнце!
— Правда, пойдемте, — заныли и другие, словно только теперь с необычной остротой ощутили, какое это несчастье — сидеть под крышей.
Валерий Васильевич постучал пальцем по стеклу часов:
— До обеда можно хорошенько проветриться в лесу. Побегать можно. Минут сорок, а то и больше…
— Уда!!! — вскочил Бастик Дзяк.
— Уррра! — подхватили все мальчишки.
Орионовна прикрыла глаза: не вижу, дескать, не слышу, пока вы не успокоитесь.
Мальчики замолкли, выжидательно уставились на вожатого.
Орионовна глянула на море, потом на горы и на небо, потом на Валерия Васильевича:
— Вы ногу повредили, а не можете без беготни. Дай вам волю, вы все бы мероприятия беготней заменили бы…
— Извините — бегом!
— Какая разница: бегом, беготней! — Орионовна поднялась, но выйти из-за стола не спешила, и завяло готовое вырваться новое ребячье «ура». Она складывала письма, не забывая на каждом прочитать адрес.
Другой бы вышел из себя, но не таков Валерий Васильевич — он наблюдал за действиями Орионовны, как за фокусом, и невозмутимо ставил вопрос:
— К чему… издавна… стремился… человек?
Орионовна усмехнулась: тоже мне вопрос, посложнее не нашлось?
— В космос! — подсказал Бастик.
Санька выразительно тыкнул и погладил живот.
— В будущее, — уверенно заявила Ленка Чемодан.
Вожатый покачал головой, выдержал паузу и очень тихо и четко произнес:
— К высо-кой… ско-рости… передвижения… по земле!
Мальчишки победно смотрели на воспитательницу, а она подняла руки ладонями вверх: мол, кто бы думал, что вы такое вспомните!
— Люди приручили лошадь и верблюда. Люди изобрели велосипед и автомобиль. И все, в общем-то, совсем недавно. А многие тысячелетия человек бегал! Бегал!
Орионовна обиженно поджала губы: надо же, такой поклеп возвести на человека и человечество!
Вожатый сожалеюще улыбнулся: мол, сочувствую, но нравится не нравится, а так было:
— Бежал охотник за зверем!..
И Санька Багров взбрыкнул и махнул рукой, как бы метнул копье в зверя.
— Бежал воин за убегающим врагом! — продолжал вожатый.
И Бастик Дзяк подпрыгнул и вскинул руку с невидимым мечом. А Олег Забрускин провел два прямых удара, два резких и сильных удара. После таких самый стойкий враг рухнет.
— Бежал в столицу государства вестник победы!
— Ура! — радовались мальчишки: Орионовне нечем крыть, после заключительного довода, ей придется уступить.
Но, оказывается, этот аргумент не был заключительным.
— Бежал влюбленный, спеша на свидание!
Мальчишки озадаченно молчали.
Девчонки с интересом смотрели на вожатого.
— Ну! — Орионовна решительно вышла из-за стола. — Ну!
— И все — на своих на двоих, — почувствовав близкий успех, внушал Валерий Васильевич. — Не случайно, что ребенок, едва научившись стоять на ногах, стремится не ходить, а… бегать!
— Куда вы поведете нас бегать? — обреченно спросила Орионовна.
— В лес! — за вожатого ответили мальчишки.
— Да, в лес… Шестой отряд уже на пути к нему…
— Так бы сразу и сказали, что шестой отряд уже на пути к лесу. Не пришлось бы читать лекцию о беготне, — победно сказала Орионовна.
…Тихо было в лесу. Пахло сырым листом и горьковатым мхом — он зеленел на пнях. Иногда ветер сбивал с ветвей последние дождевые капли, и они звучно шуршали в жесткой лесной траве.
Тропинка обходила старые деревья и горбатые валуны, сторонилась зарослей ржавой колючки, не сопротивляясь, скатывалась в низинки и терпеливо одолевала подъемы. Шли по ней гуськом, пока тропинка не расплелась, как коса. Ребята разбрелись, замелькали между стволами.
Девчонки попытались набрать букетики, но цветов почти не было: каменистая почва не для них. Лишь кое-где слабо желтели они, крошечные, на коротеньких ножках — трудно пальцами ухватить. То ли выродившийся горицвет, то ли лесной двойник его.
Капа сорвала несколько цветочков, приложила их к своим густым черным волосам.
— Ах! — ненатурально восхитилась Ленка Чемодан, и Капа бросила их на землю.
Пантелею хотелось сказать, что хорошо, когда маленькие желтые цветы украшают черные густые волосы, но он не сказал, а вслед за Ленкой ненатурально восхитился: «Ах!»
По правилам, Капа должна была покрутить пальцем у виска, однако она этого не сделала, и Пантелей, вспыхнув от стыда и злости, по-глупому показал Капе кулак. К счастью, она уже не смотрела на Пантелея.
Бастик Дзяк, пробиравшийся чуть в стороне от тропинки — он начинал свою военную игру, — видел, как Капа приложила цветы к волосам и как бросила их на землю. Он остановился и долгим взглядом посмотрел на Капу. Она спокойно встретила его взгляд, как бы поощрила: что ты хочешь сказать? Скажи — я слушаю.
— А ты кдасивая, Капа… Ты очень кдасивая…
Бастины щеки вспыхнули, и чудом казалось, что его тонкие светлые волосы, упавшие на лицо, не загорелись. Капа обрадовалась, подошла к Бастику, провела ладошкой по его щеке. Наверное, ладошка была прохладная. Пантелей отвернулся и снова пережил недавний стыд.
Как странно все в жизни устроено. Не хочешь грубить этому человеку, а грубишь ему даже больше, чем другим. Хотел бы не сторониться этого человека, а сторонишься. Да еще как! Подальше держишься… Хотел бы хорошим быть в глазах этого человека, а делаешь все наоборот — будто мечтаешь быть в глазах этого человека грубым и нахальным. И стараешься вовсю! Аж самому неприятно…
У тропинки сохранился старый, но крепкий еще пень. Санька Багров влез на него, повертелся, не зная, что отколоть. И вдруг нашелся: поднял одну руку вверх, другую отвел в сторону.
— Постовой на перекрестке!.. Разрешите проехать? — застряла перед ним Ленка Яковлева.
Капа прошла мимо.
— Катись, Чемодан! — крикнул Санька и вскинул руки, изображая пальму. — Был бы я деревом…
Капа оглянулась, ее темные мохнатые глаза ожидающе остановились на Саньке.
— …Рос бы тут день и ночь. Лет триста! Чего бы только не повидал! Чего бы только не запомнил! — Санька задумался — исторические события не спешили выбраться из его памяти.
«Так что бы ты повидал и запомнил?» — спрашивали глаза Капы, а память Саньки и фантазия его забастовали.