Операция «Дозор»
— Ты чего так! — крикнул Пантелей Олегу. — Какие тут полсилы?
Олег пошевелил пальцами, самодовольно улыбнулся:
— Смотря у кого какая сила. Мои полсилы с его полсилами, конечно, не сравнишь…
Митя выпрямился:
— Давай еще…
— Завтра продолжим, — сказал Пантелей Мите и повернулся к Олегу: — Ты не думай, что дух из нас вышиб! Еще посмотрим, кто крепче!
После тренировки Валерий Васильевич повел ребят умываться. Там, возле умывальника, Пантелей шепнул Мите:
— Мы с тобой к концерту свой номер подготовим. Я буду хулиганом-верзилой, а ты боксером, на которого хулиган нарвется. И получит сдачу…
— Так ты это обещал?
— Это! А разве не интересно…
— Интересно, — разочарованно сказал Митя. — Но это можно было сделать без ежедневных тренировок.
3
Большие вершины громоздились там, где небо скатывалось к земле. Даже в самые ясные дни эти лесистые громады ровно синели — так далеко они были. Когда-то давным-давно горы ушли отсюда, а одна замешкалась и теперь нависала над лагерем. До нее всего ничего — если выйдешь в путь после завтрака, к обеду в лагерь вернешься. Зеленая гора с рыжей шапкой набекрень, она к вечеру мрачнела, закутывалась в сизый туман. С этой горы и наплывала плотная, прохладная темень. Свет отступил в море и надолго задержался у горизонта. Он розовел и струился, а потом вдруг сник. И высветилась луна, и чистыми бездымными костерками разгорелись звезды.
Наступил длинный вечер, незаметно переходивший в ночь.
После ужина было велено всем одеться потеплее — сегодня кино.
У домика, в котором помещались кладовая завхоза и камера хранения, образовалась очередь. Меланья Фаддеевна, седенькая старушка в очках, ведавшая камерой хранения, выносила чемоданчики и рюкзаки, уговаривала:
— Дети, спокойней! Спокойней, дети! Успеете и одеться, и в кино попасть!
Но какая-то неведомая сила заставила их толкаться и ссориться.
Полторасыч оторвался от работы, поднял голову, и все пристыженно затихли. Прикрыв колени старым мешком, он сидел на перевернутом ящике и укреплял расшатавшиеся табуретки. Когда дело ладилось, он напевал что-то печальное, когда не ладилось — сердито замолкал.
Рассказывали, что во время Великой Отечественной войны у Павла Тарасовича погибли жена и сын — бомба попала в дом, в котором они жили. Сына он даже не видел. Тот родился, когда Павел Тарасович уже сражался на фронте. В ту пору Полторасыч был молодым, а воевал здорово — батальоном командовал, заслужил шесть орденов и много медалей. Сразу после Победы уволился из армии: здоровье ухудшилось — сказались ранения и контузии. Устроился завхозом в школу, а на лето уезжал в лагеря. Новой семьи он так и не завел и старался всегда быть при детях.
Плотно сжав губы, Полторасыч засадил в паз перекладину и перестарался — табуретка перекосилась и развалилась. Полторасыч исподлобья, поверх очков, съехавших на кончик носа, смотрел на обломки, как бы спрашивал: бросить вас или все-таки сбить-сколотить?
Из очереди выбрался Бастик Дзяк, схватил ножку с перекладинкой, торчавшей как магазин-рожок в автомате, упер в живот, застрочил:
— ДУ-ДУ-ДУ- Tax! Дуууу!
Полторасыч поправил очки:
— Покажи-ка этот автомат…
Бастик протянул ему деревяшку. Полторасыч повертел ее в руках:
— Ну и глаз у тебя! Похоже ведь!.. Как тебя зовут?… Бастик. Это как же, если полностью?
— Бастилий! Кдепость такая была в Падиже! И тюдьма! Ее восставшие даздушили!
— Да слыхал… Давай, лучше, Бастилий, к делу приспособим этот твой автомат. Помоги мне, пока твоя очередь не подошла…
Некоторое время они работали, ни слова не произнося. Потом Полторасыч спросил:
— А кем ты станешь, когда школу закончишь?
— Военным! Генедалом буду!
— Защитником Родины, значит…
— Нет, нападающим! Как только вдаг поднимется, я сдазу нападу!
Полторасыч сбросил очки на кончик носа, долго смотрел на Бастика:
— Молодец!.. Держи-ка тут — я шил вколочу…
Очередь распалась — заинтересовались ребята ремонтом табуреток: скажи любому — кинется в помощники Полторасычу. Да вот Бастик первым успел и — завидно другим…
Пантелей получил свой рюкзак, достал из него шерстяной свитер с короткими рукавами и здесь же, у камеры хранения, натянул его. Свитер был не нов, многажды стиран, стал тесноват, но зато хорошо облегал тело, словно мускулы вдруг бугристо наливались.
Пантелей пошел в кино важный и солидный, как настоящий силач. Даже локти в сторону вывернул, будто могучие мускулы мешали прижать их к бокам. И на скамейке перед экраном сидел, широко расставив ноги и положив кулаки на колени.
Во время концертов и киносеансов каждый отряд занимает свои постоянные места. Малыши — у самой эстрады, старшие — подальше. Пятый отряд — в середине этого зала под открытым небом. Орионовна сидит с девчонками, а с мальчишек глаз не спускает.
Валерий Васильевич прохаживается вдоль рядов и нет-нет, да и войдет в зону шестого отряда, скажет словечко-другое Валерии Васильевне.
Плаврук решил использовать время, оставшееся до сеанса и, стоя перед экраном, читал вслух правила поведения на воде. Он взял утвержденные начальником лагеря правила и изложил их стихами. Чтоб получалось складно, он при чтении чуть-чуть изменял некоторые слова:
Балваться нельзя нигде!А тем боле в воде!Эммануил Османович, зачитав пункт, требовал повторить его хором.
Малыши старались:
Сколько можно повторять,что запрeщено нырять?Ребята из старших отрядов только рты раскрывали и — ни звука. Эммануил Османович сердился, натягивал на лоб мичманку и все начинал сначала: он отвечал за порядок на пляже и боролся за него всеми силами.
Никто никогда не видал, чтоб Эммануил Османович купался в море. Одни утверждали что во время тихого часа он заплывает за горизонт, другие язвили, что он плохо плавает, если вообще умеет плавать. Проверить это не удавалось…
Пантелей сидит почти у края скамейки, за спиной у Капы и Бастика. Слева от Пантелея — Митя Янцевич, справа — Санька Багров.
Санька ерзает и тарахтит:
— Кино — первый сорт! Про индейцев. Посмотришь — и самому в индейцы захочется!
Бастик оборачивается:
— Дазве это война у индейцев! Вот бы настоящую — с танками и пушками — показали! Как наши фашистов гдомили!
— Про войну у Полторасыча можно спросить! А индейцев кто у нас видел? — спорил Санька.
Но как только свет погас и на экране появилось название мультфильма, с которого начинался сеанс, Санька нырнул в темноту и растворился в ней. Это было замечательно ловкое нахальство — под носом у Валерия Васильевича проскочил. Такое — не повторить! Слишком редкая удача, чтоб сразу двоим повезло. Попробуешь сам — попадешься. Надо выждать, но это значит — время терять.
Попробовал Пантелей мультики смотреть — не смотрелось. А-а, была не была!.. Предупредил Митю:
— Я сейчас, на минутку…
— Куда ты? С Санькой сговорился?
— Да ты что? Мне просто надо, — Пантелей огляделся: Валерия Васильевича нет ни возле пятого, ни возле шестого отряда, Орионовна от мультика не отрывается. — Ты побудь тут. Я скоро…
— А если я с тобой? — попросился Митя.
— Нельзя пока…
Пантелей перебрался на край скамьи, уставился на экран, будто сильно заинтересовался мультиком. Митя отвернулся, может, от обиды, может, для того, чтобы не привлекать к Пантелею внимания.
Миг потребовался на то, чтобы соскользнуть на траву и броситься за кусты, что окаймляют эстраду. И в этот миг на всякий случай схватился за живот. Если кто увидит, то скорее обсмеет, чем поднимет тревогу.
Два прыжка — и Пантелей у дорожки, обсаженной сиренью. Ровно подстриженные кусты тянулись, как два темных каменных забора. Между ними — залитый светом асфальт. На нем — ни души. Но выходить из тени опасно — еще наткнешься на кого-нибудь из взрослых, опоздавших в кино.