Эволюция чувств (СИ)

Как трудно: уже год физику вместо Максима Викторовича ведет директор… Директор прикольный, но строгий. Он интересно ведет урок, но требования свои выполнять требует неукоснительно. А Максим мог даже не ставить двойку за невыполненное домашнее задание — правда, только впервые. А на второй раз говорил ученику: «Ты не уважаешь меня, так почему я должен идти тебе навстречу?» А когда ученик начинал придумывать разные отговорки, мол, плохо себя чувствовал, поэтому не выучил, или мама плохо себя чувствовала, и надо было за ней ухаживать, или случилось важное непредвиденное событие (тут фантазия школьников выдавала неподражаемые опусы), Максим повторял: «Желание — тысяча возможностей. Нежелание — тысяча причин!» Наташа сразу записала эту фразу, чтобы при случае сказать кому-нибудь еще… Максим… Трудно, больно вспоминать о нем каждый раз, глядя на директора. Небо и земля. Максим молодой, с ним было очень легко…
Максим… Наташа чертила это имя везде — в купленных учебниках чуть ли не на каждой странице, в тетрадях, на чистых, случайно попавших под руку кусочках бумаги… В своем личном дневнике время от времени посвящала целую страничку его имени, расписанному на разные лады и разными фломастерами…
Школьный субботник. Ребята убирали на стадионе за школой опавшие листья, сухие ветки деревьев.
Наташа зачем-то повернулась. Зачем-то сделала несколько шагов в сторону забора и, сама не зная почему, остановилась. Через несколько секунд там, за забором, по дорожке, ведущей к школе, прошел Он. Сквозь ветки вечнозеленых деревьев бывшего учителя было плохо видно, но Наташа узнала бы его и в полной темноте!
Он ее не заметил. Она стояла, окаменевшая, как статуя, не видя ничего перед глазами и снова, как в седьмом классе, перестав обращать внимание на все, кроме своих мыслей о нем. Жалела, что не окликнула его. Она уже чуть старше, чем тогда. Она уже чуть умнее, правда! Она уже любит дорогу прямо в Солнце!!! Он научил ее быть более творческой, чем банальная отличница, и она должна сказать ему «спасибо» за это…
— Наташ, зачем ты забрала веник? Сама не подметаешь и другим не даешь! Давай, чем быстрее закончим, тем быстрее пойдем домой…
— Наташ, где совок?
— Наташ, сходи за секатором к завхозу.
— Наташ, пойдешь со мной отнести мусор?
Про мусор сердцу понравилось: Наташа ясно ощутила пульс от радости, что эти пакеты с мусором надо отнести в баки с другой стороны здания.
Наташа и Надя уже шли назад с пустыми руками, когда бывший учитель вышел из школы, на крыльце попрощался за руку с толстым охранником, и прошел по дворику в сантиметре от девочек.
— Здравствуйте! — сказали они.
— Добрый день, — ответил Максим Викторович. И ушел…
Он ее не узнал? Он забыл о том, что где-то существует девочка, с которой они вместе шли по утрам в школу? Она значит для него ровно столько же, сколько и остальные ученики этой и других школ…
***
25 мая. Наташа сидела в кресле в своей комнате и любовалась грамотой, которую только что получила на Последнем звонке. Она окончила восьмой класс, как обычно, с одними пятерками. Через стол от нее в соседнем кресле пребывал Карен.
Комната Наташи представляла собой нечто среднее между фотоальбомом и Третьяковской галереей. Вся стена над ее письменным столом была увешана фотокарточками совершенно разного формата. Светлая мебель у противоположной стены казалась пестрой: на стеклянных дверцах серванта и книжного шкафа можно было ознакомиться с историей «Б» класса: 1«Б», 2«Б», 3«Б» и т. д. Над кроватью «висели» ее друзья, друзья ее друзей и просто природа. На входной двери, как с внутренней, так и с внешней стороны — путешествия в картинках: Москва, Санкт-Петербург и Париж, где она была со знакомым своего папы и его дочерью. На телевизоре тоже стояли фотографии — восход и заход солнца, снег, дождь и сочинская радуга. Мама уже устала ругать дочку за то, что она портит еще свежие обои и мажет клеем совсем новую мебель.
Зато это все создавало неповторимый уют, особенно та стена, у которой сейчас сидели они с Кареном: здесь находились Наташи — от рождения до 13 лет. Карену очень нравились черно-белые снимки, где Наташе еще не было трех лет. Он часто сравнивал ту карточку, где изображена восьмимесячная Наташка с дедовой капитанской фуражкой на головке, и эту девушку, сидящую сейчас перед ним. Парень иногда просто не мог глаз от нее отвести. Темно-каштановые волосы длиной до середины спины, удивительно выразительные каре-зеленые глаза в обрамлении черных густых ресниц, четкий прямой носик, чувственные и, наверное, сладкие губы (у Карена что-то заныло в груди) — все это составляло ее неотразимый облик. Она маленького роста, но худенькая — а значит, пропорции соблюдены. В свои недавно исполнившиеся четырнадцать девушка выглядела лет на шестнадцать-семнадцать — никакой небрежности во внешнем виде, только идеал. Столько девчонок за ним бегают, а эта — нет!
Наташа отвлекла его от этих мыслей:
— Карен, я хотела показать тебе один стих… Точнее, вчера это была песня. Я хотела бы, чтобы ты оценил…
Наташа встала, подошла к «стенке», к центральному шкафу, открыла дверцы.
— У тебя везде такой порядок? — иронично прокомментировал ее друг, намекая на груду книг и тетрадей, сложенных Мамаевым курганом в «комбинированном шкафчике».
Наташа протянула ему двойной тетрадный лист в клеточку.
— Только не смейся. Я жду от тебя серьезного, искреннего отзыва.
Карен с недоумением взял бумагу в руки. Его подруга никогда не писала в стихах серьезных вещей.
 
 
 Я помню каждый твой взгляд, 
 
 Ведь их и было не много. 
 
 Не знаю, кто виноват, 
 
 Но только жизни дорога, 
 
 Едва дойдя до тебя, 
 
 Свернула вспять и подальше… 
 
 И я попала в тот мир, 
 
 Где есть места только фальши. 
 
 
 
 Так мы расстались с тобой, 
 
 И, видно, очень надолго. 
 
 Тебя заменит другой, 
 
 Чья будет ближе дорога. 
 
 Мы оба знаем, что мир 
 
 Лишь для поэтов так тесен. 
 
 С тобой вдвоем будем мы 
 
 Лишь до конца этой песни… 
 
 
Карен отвел глаза от бумаги и несколько секунд смотрел на пол. Наташа даже слегка забеспокоилась.
— Ну, как?
— Ну… Юмористические тебе удаются гораздо лучше.
— Правда? — Наташа разочарованно и наивно, совсем как ребенок, смотрела ему в глаза.
Карен несколько мгновений помолчал и признался:
— Нет, детка. Не правда. Просто я подумал, что знаю, о ком это написано… Об учителе, да?
— Нет, не о нем, — конечно же, он правильно понял, но теперь Наташа не позволяла себе говорить с ним о Максиме Викторовиче. — Просто так, в голову пришло.
Он не поверил, она это понимала.
— Не оправдывайся. Ты его любишь и пишешь о нем стихи. Ведь этот, наверняка, не единственный?
— Карен, давай не будем об этом.
Но парня невозможно было остановить.
— Может, дашь мне прочитать остальные? — настаивал он на своем.
— Карен, родной, перестань, не стоит…
— Ты жалеешь мои нервы? Не надо, детка! — и неожиданно спросил: — Где он живет?
— Зачем тебе? — испугалась Наташа.
— Хочу понять, чем же он лучше меня. Ты нарисовала себе образ какого-то супермена, а я хочу увидеть его настоящее лицо.
— Он ничем не лучше.
— Тогда почему ты в него влюбилась, а не в меня? — Карен встал, подошел к Наташе, стоящей возле письменного стола, обнял ее за талию и довольно крепко прижал к себе. — Ты для меня — всё!