Лилипут — сын Великана

— А что, — самодовольно заявил Людоед. — Лично себя я круглым не считаю, — и снисходительно добавил: — И тебя тоже. Мы неплохо потрудились. Если бы каждый так!
— Вот-вот. Если б да кабы, во рту росли б шампиньоны.
— И был бы то не рот, а целый огород, — со смехом подхватили ребята.
— Ну, уж вы скажете… — запротестовал Людоед. — На таких отчаянных храбрецах, как мы, свет держится. — Он гордо развернул плечи.
— Послушаем, что ты запоёшь, когда на катапультах другие «ложки» поставят, — усмехнулся Леший.
— И другие утопим!
— Как бы тебя не утопили… — Леший снова повернул ухо к приёмнику. — Потому ты и круглый, что только на себя надеешься.
— Не на тебя же! — вскричал Людоед. — А ты-то сам?..
— И я.
Пальчик внезапно смешал фигуры.
— Значит, ничья? — обрадовался противник.
— Еще посмотрим, ничья или чья.
— Ты мне? — спросил Людоед.
— Просто так… — задумчиво сказал Пальчик.
 
НИЧЬЯ ИЛИ ЧЬЯ
В городской типографии давно приступила к работе ночная смена, набиравшая утренний выпуск газеты.
Это была особая смена: одни мальчишки. Ну, как всем известно, ребята не любят рано ложиться спать. Вот и поработай себе на здоровье. Да и хозяину выгодно: дети обходятся дешевле, чем взрослые, — вдвое. И втрое, и даже вчетверо! У него было железное правило: во сколько раз ты весишь меньше отца, во столько раз меньше получишь. Допустим, твой папаша тянет аж на девяносто килограммов, а твой вес — только тридцать. Составим уравнение: 90: 30 = 3.
Значит, получай, что заслужил. В три раза меньше!
Хозяин был взрослый человек. В отличие от ребят он любил по ночам спать, притом на работе. В самом укромном уголке полуподвального помещения стояла кровать с пышными подушками, на которой каждую ночь он сладко посвистывал и похрапывал, несмотря на шум типографии. Рано утром он просыпался, просматривал свежий оттиск, открывал, зевая, дверь на площадь, где уже нетерпеливо ожидали другие мальчишки — уличные газетчики, и провозглашал: «Налетай!» Они расхватывали толстые кипы и разбегались по городу с криком: «Утренний выпуск!» А сами печатники, сонно пошатываясь, разбредались по домам, сжимая в кулаке по две-три монетки, в зависимости от веса отца.
В эту ночь хозяин, как всегда, закрыв дверь на ключ, спал на своей мягкой постели. Постукивали свинцовые шрифты, клацали линотипы. Мальчишки сновали среди мелькания ременных шкивов…
— Гляди! — неожиданно воскликнул кто-то. — Да это никак сам Пальчик! Видали его в цирке?
Это и впрямь был Пальчик. Протиснувшись сквозь узкий вентиляционный люк, он спустился вниз по скобам в стене. Мальчишки гурьбой окружили его. Из-за шума механизмов не было слышно, что он говорил и о чём возбуждённо галдели они. Затем, отталкивая друг друга, ребята поочерёдно пожали ему руку, и Пальчик полез обратно. Мелькнули в люке подошвы его башмаков и исчезли.
Вовремя успел он выбраться, потому что вновь подрос сразу, как только очутился на улице. А если б это случилось в тесной вентиляционной трубе?!
Он помахал в зарешеченное оконце мальчишкам внизу и убежал.
На. них можно было положиться. Они были не глупы, эти мальчишки. Предусмотрительно отпечатав лишь один экземпляр газеты, они рассыпали готовый набор и быстро взялись за новый.
Когда хозяин проснулся, всё уже было упаковано в кипы, а перед ним на столе лежал сегодняшний выпуск. Он внимательно прочитал его — за ним следили полсотни насторожённых глаз — и буркнул, потягиваясь:
— Порядок.
Заскрежетал ключ в замке, впуская в типографию солнечный свет и мальчишек-газетчиков.
И вот они уже мчатся по улице, размахивая листами:
— Утренние новости! Утренние новости!
 
ВЕЧНЫЙ ДВИГАТЕЛЬ
День был голубым и солнечным. Кстати, таким он бывает в сказках чаще, чем в жизни.
Во дворе Людоеда царило необычное возбуждение. Собрались все обитатели дома. Гук, Пальчик и сам Людоед стояли на крыльце. Ведьма с неразлучной метлой сидела на краю крыши. А Домовой удобно устроился на трубе, пуская дымки из своего трёхметрового мундштука.
Посредине двора стоял Леший — возле загадочного бесформенного сооружения из пружин, блоков, подшипников, чайных чашек и колб, в которых бурлила знаменитая гремучая жидкость.
— Перед вами вечный двигатель, — смущаясь, признался он. — Сотни лет весь человеческий и нечеловеческий мир бился над этим вопросом. И какой-то леший… То есть не какой-то, а вполне определённый, хорошо знакомый вам Леший Шестой за каких-то триста лет нашёл-таки достойный ответ! Из своей скромности он не показывал вам до поры до времени эту поистине удивительную машину, которая предназначена для переливания воды и других напитков. Но сегодня…
— Да запускай! — нетерпеливо крикнула Ведьма.
— Слова не дают сказать, — возмутился изобретатель. — Вот так всегда! Ну, ладно… Итак, начинаю!
Он достал из карманчика для часов большую бутылку шампанского и привязал её длинным ботиночным шнурком к своему вечному двигателю.
— Спуск корабля? — усмехнулся Людоед. — Ты прав, в такой торжественный день ничего не жаль!
Но Лешему было все-таки жаль. Он открыл пробку и, в два глотка осушив посудину, лихо разбил её о плитки двора.
— Ура! — закричали Пальчик и Гук.
— Пожалел машину, — поджала губы Ведьма. Домовой невозмутимо заметил с трубы:
— Сам убирать будешь.
А Людоед лишь хмыкнул. Его хмыканье было похоже на мычание большой коровы.
Леший отошёл на несколько шагов. Тут только все заметили, что он волочил за собой какую-то верёвку, тоже привязанную к вечному двигателю.
— Включаю, — и дёрнул.
Раздался ужасающий взрыв!
Ребят кувырком унесло за ворота. Домовой свалился в трубу. Самого изобретателя забросило на крышу, а Ведьму сдуло с неё: ругаясь, она высоко парила на своей метле. А Людоед, как ванька-встанька, согнулся до самой земли и тут же выпрямился.
«Несгибаемый человек! — как сказал бы Леший и наверняка уточнил бы: — Почти что человек».
Вечный двигатель исчез. На его месте осталась глубокая яма, из которой курился тоненький дымок.
— Это, наверно, всё от погоды, — робко объяснил с крыши изобретатель, потирая бока. — Погодка не та. Реакция на солнце… Я сделаю другой! — твердо сказал он.
Из трубы высунулся чёрный от сажи Домовой. В зубах у него торчал коротенький огрызок мундштука.
— Какого лешего!.. — пронзительно закричал он. — Учёный! Исчез и мгновенно появился снова:
— Изобретатель!
Исчез и опять высунул голову:
— Диверсант!
Вновь исчез и уже надолго. До самого вечера.
Во дворе появились оборванные, исцарапанные Пальчик и Гук.
— Эй, подрывник, — окликнул Людоед возмутителя спокойствия, — я давно хотел спросить: твой вечный двигатель для переливания воды, да?
— И напитков, — строго добавил Леший.
— Ну-ну, пусть. А куда? Для переливания откуда и куда?
— Было б откуда, найдется и куда. И наоборот.
— Лучше не темни, — пригрозил Людоед.
— Из пустого в порожнее, — важно произнёс Леший. — Странные вы все, право. Для чего ж ещё нужен вечный двигатель! Дом освещать? Лук жарить? Землю копать? Ему же всё равно, что делать, пойми ты, садовая голова, — только останавливаться нельзя. На то он и вечный!
— Действительно, — опешил Людоед. — Постой, дом-то освещать можно?!
— А кто ночью при свете спать будет? — Леший слез по водосточной трубе, чуть не прихватив её себе на память. — Эх ты, недоучка!
— Мрракобесие! Кррупоррушка! — донёсся откуда-то сверху резкий голос.
Все задрали головы.
На ветке дерева сидела знакомая сорока с газетой, вдетой в перья хвоста. Она старательно счищала концами крыльев сажу с макушки.
— Потррясающе! Фейеррверрк! — бросила вниз газету и улетела.
Людоед поймал лист и недоуменно взглянул на крупный заголовок:
«ТАЙНА ОСТРОВА УТИНЫЙ».