Мои друзья
РЫБОЛОВ ВАСЬКА
В конце августа мы переехали в город, и в нашей квартире появился котенок. На день рождения мне подарил его лучший друг Петька Кузин. Его Мурка месяц назад семерых родила.
Петькина мать сердилась:
— Не дом, а зверинец какой-то! Петька с ней спорил:
— У Дурова в доме даже морские львы жили, а тут кошки — обыкновенные домашние животные…
— Домашние! — кипятилась мать. — Но кошек-то восемь. Им отдельная квартира нужна!
Петька заикнулся было насчет ванной, но мать не выдержала и приказала:
— Вот тебе три дня, куда хочешь этих котов неси!
От великих забот и хлопот Кузин даже уроки запустил. Все ходил по знакомым — котят предлагал.
А мне достался самый последний — рыжий и худой.
— Не бойся, поправится, — успокаивал Петька. — У вас мыши водятся?
— Нет, — ответил я.
— А мухи?
— Эти есть.
— Вот здорово, он их прямо на лету ловит!
Может быть, в обычный день я бы наотрез отказался от такого подарка, но сегодня — хочешь не хочешь — принимай!
Так у нас появился кот Васька. И с того дня жизнь моя переменилась. Кот и вправду шустрый оказался. В три дня почти всех мух на окнах переловил, да, как на грех, тарелку с холодцом опрокинул. Тарелка вдребезги, а мне выговор.
И так что ни день. Васька мясо стянет, а ругают меня: плохо воспитываешь. А что с ним поделаешь, если у него звериный инстинкт!
Я ему и веником грозил, и в кладовку запирал — все равно не помогало. Но выпускать во двор Ваську боялся: сбежит еще «подарок».
Так дожил кот у нас до весны и ни разу на улице не побывал.
В конце мая воскресным утром мы поехали к бабушке в деревню. Погрузили в машину тюки, чемоданы, тахту, а Ваську я для надежности сунул в мешок.
Вначале мы вещи сгрузили, а потом уж я за мешок взялся…
— Чего там, у тебя, внучек? — пропела бабушка.
— Подарочек! — улыбнулся я и вытряхнул Ваську.
А кот испугался яркого света да как заорет; мя-яу! И так зычно, что Полкан у соседей чуть с цепи не сорвался. Васька вырвался у меня из рук и — шасть под дом.
Целых три дня оттуда носу не казал. Я не на шутку перепугался: не спятил ли кот с ума?
Но бабушка меня успокоила;
— Спервоначалу городские всегда так пугаются. Обвыкнуть им надо. Погоди, объявится твой Васька…
И верно, на четвертый день утром я выглянул из окна в сад и увидел там Ваську.
Кот с опаской ступал по траве, останавливался, воровато озирался по сторонам. То одна, то другая лапа его на мгновение повисала в воздухе и неслышно опускалась на землю.
По временам Васька замирал, принюхивался к цветам, листьям, траве, как бы ощупывал лапами деревенский мир. Васька родился в городе, а здесь все было для кота ново, забавно и удивительно: и большой серебристый тополь у калитки, и скрипучий журавль колодца, и веселые солнечные блики, вспыхивающие и гаснущие в росе.
Но вот Васька насторожился: черный плюшевый шмель прогудел у него перед самым носом и важно опустился на цветок одуванчика. Такого нахальства кот не перенес. Он сделал стойку и прыгнул, но тут же зашипел и откатился назад.
Л улыбнулся: шмель грозный, кусачий — это тебе не сонная комнатная муха.
Перепуганный кот снова залез под дом. Он просидел там до самых сумерек. Вечером у колодца я видел, как он жадно пил в луже воду, и под его мягкой плюшевой лапой покачивалась луна.
Потом Васька пообвык немного, и я не раз замечал его то на чердаке, то на самой вершине тополя, то на заборе.
На вольном воздухе кот подрос, окреп и сделался настоящим тигренком. По ночам охотился за мышами, а домой наведывался только к обеду.
Но самое удивительное: повадился Васька ходить со мной на рыбалку. Приметит, что я из сарая удочки достаю, и побежит по тропке прямо к реке.
Разложу я снасти у тихого омута, а кот сядет невдалеке, навострит уши и поджидает.
Попадется мне на овсяную кашу пескарь или малая плотвица — я брошу рыбу через плечо Ваське: угощайся, рыжий! А кот рад. Бросится на нее, заурчит, а порой даже вверх подбрасывает, словно в бабушкин клубок играет.
— Ишь живодер! — стыдил я Ваську.
Но коту, видно, пришлась по вкусу живая рыбка. Сижу, бывало, я с удочкой на мостках. Не шелохнусь, а поблизости на мели возле песчаной запруды кот промышляет. Слегка прищурит плутовские зеленые глаза, уставится в прозрачную воду и караулит мальков.
Проплывет стайка рядышком, а кот — бац лапой по воде. Да все впустую. Мелочь сверкнет на солнце бочком и рассыплется в разные стороны. А Васька зажмурится, недовольно крутнет головой и потрясет в воздухе мокрой лапой. Так рыбак из него и не вышел!
В конце августа зачастили дожди. Тысячами крохотных палочек застучали по железным листам, и крыша превратилась в большой звонкий барабан.
Прохладным сырым утром мы увязали тюки, набили яблоками чемоданы, нарвали цветов и собрались ехать в город.
— Где Васька? — спросила мама.
Я пожал плечами и тотчас же в сад — искать беглеца. Но его нигде не было. Я звал Ваську, манил колбасой, но кот снова забрался под дом. Видно, ему совсем не хотелось ехать в город.
— Оставь мне кота, внучек, — попросила бабушка. — В городе он, поди, пропадет. Скучать будет.
Я и сам так подумал: конечно, жаль рыжего плута Ваську, но разве найдет он в нашей квартире на четвертом этаже мышей, пахнущую грибами и оладьями русскую печь, тихую речку Ольшанку. Словом, все то, чем хороша бабушкина деревня!
ЛУКЕРЬЯ-КУДЕСНИЦА
Вечера в Крыму звездные. Поблизости от нашей мазанки висел фонарь под круглой жестяной шляпой. Стоило только ему загореться, как слетались ночные бабочки, словно на бал. Долго кружились в рассеянном свете.
Вот бы показать их у нас в классе! И решил я собрать коллекцию ночниц.
Как-то во время охоты я приметил в веселом хороводе бабочек одну удивительную — бражника мертвую голову. Затаил дыхание, поднял сачок… и в тот же миг что-то пушистое бесшумно прорезало полосу света. Бабочка исчезла. Какая-то серая разбойница опередила меня! Сначала я не очень огорчился. Но вскоре птица снова перед самым моим носом поймала еще одну большую ночницу. Я смекнул: этак она всех бабочек переловит — и побежал к соседу за сеткой. Он был любитель-птицелов. А на пути повстречался с ночным сторожем Константином Федотычем:
— Чего несешься сломя голову?
— Да как же! — И я рассказал ему о птице.
— Ишь дело какое, — усмехнулся старик. — Да это сова-сплюшка куражится.
— Куражится, куражится, — буркнул я в ответ. — Вот поймаю, сразу перестанет.
— Нешто тебе ее словить? — старик безнадежно махнул рукой. — Лучше совы, поди, никто и не прячется.
— Значит, не поймать?
— Поймать трудно, а увидать можно… Константин Федотыч почесал бороду и поманил меня к себе в дом. У порога он остановился, приложил палец к губам:
— Соблюдай!
Мы вошли в избу. Ходики монотонно тикали ив стене. Сторож снял ботинки и полез по узкой, скрипучей лесенке на чердак. Я пожал плечами и сел на лавку в углу.
Вскоре снова скрипнула, ожила лестница. Константин Федотыч спустился на пол, включил свет и будто невзначай достал из-за пазухи что-то пушистое, похожее на шерстяной клубок. Не успел я разглядеть его хорошенько, как старик подбросил клубок к потолку, и тот плавно закружил под зеленым абажуром.
Полетав по комнате, птица ловко поймала ночницу и опустилась Константину Федотычу на палец.
— Узнаешь проказницу?
Я молча кивнул.
А дальше пошло еще чуднее. Когда мы сели за стол, то вместе с нами ужинала и сплюшка. Она подбоченилась и важно уселась на спинку стула. Константин Федотыч нарезал мясо мелкими кусочками и подал ей, как знатному гостю, прямо на тарелке.
Сова нахохлилась, вытянула крыло в сторону, изогнулась и скорчила уморительную гримасу… Затем лапой, точно вилкой, взяла кусок мяса.
Я поразился: наверное, ни одна птица на свете не умеет есть так культурно!