Коська (СИ)

- Алло…
- Кось, привет, у меня смена закончилась, я к тебе сейчас прийду.
- Что-то случилось, Сань?
- А что, к тебе в гости можно, только если что-то случится?
- Сань?
- Мне Лекс сегодня утром звонил. У нас с ним уговор был, он мне тебя возвращает, если… Ну, предупреждает меня, если что…
Почему-то Коське подумалось, что будет много осколков, брызгами рассыпающихся вокруг, подобно его сердцу сейчас. Но телефон громко стукнулся о стену и скромно упал на ковер, потеряв от удара аккумулятор и жалобно уставившись в потолок разбитым экраном на треснувшем корпусе.
 *
Сквозь болезненную вспышку сновидения, как всегда серого и вязкого, настойчиво пробивалась трель дверного звонка.
Коська, мысленно чертыхнувшись на неизвестного посетителя, сполз с кровати.
Кошмары стали почти неотъемлемой частью ночной жизни, поэтому Коська старался ложиться позже, до слипающихся глаз засиживаясь за конспектами.
Накинув халат, он резко открыл дверь, не потрудившись посмотреть в глазок
За дверью, вместо бабушки-соседки, стоял представительный мужчина средних лет. Дорогой костюм, властная складка меж бровей, торопливый взгляд на брендовые часы.
“Ошибся дверью”, - Коська собрался закрыть дверь, но мужчина заговорил:
- Трофимов Константин Викторович?
- Да. С кем имею…
- Суров Андрей Иванович, - мужчина протянул руку для рукопожатия. - Я в некотором роде выступаю в роли поверенного Васильева Алексея Дмитриевича. Поскольку он вынужден надолго остаться в США, мне поручено провести несколько важных для вас дел. Этим он дает вам в дальнейшем полную независимость и самостоятельность.
Суров решительно направился в кабинет и устроился в кресле подле рабочего стола. Коська, невольно копируя официоз, уселся на стул Лекса и сложил перед собой руки в замок.
- Почему он сам мне это не скажет? Достаточно просто позвонить. Дайте мне его номер, я сам позвоню…
- Исключено. Вам совершенно ни к чему звонить или встречаться с Алексеем Дмитриевичем. Все необходимое он передал через меня. Он оставляет за вами право распоряжаться всем имуществом…
- Чем распоряжаться? - Коська скептически уставился на собеседника.
- Здесь все документы. Ознакомьтесь, и я отвечу на все ваши вопросы, - Суров разложил бумаги на столе.
- Купля-продажа квартиры?
- Совершенно верно. Вы официально покупаете её, остались лишь формальности оформления. С этим задержек не будет, не беспокойтесь.
- Но… У меня нет таких денег!
- И не надо, считайте это подарком Алексея Дмитриевича.
- Тогда почему продажа, почему не дарение?
- Константин, - вы позволите так к вам обращаться?
Суров вынул из папки почтовый конверт, тонкий, белый, самый обыкновенный, с изображением какой-то птички из Красной книги, и одной рукой подвинул его к Коське.
- Константин, ни о каком дарении речи не может идти. Вас ничего не должно связывать с Васильевым. Понимаете? Ни-че-го. Не спрашивайте почему - это не в моей компетенции. Кстати о деньгах, - Суров настойчиво ткнулся конвертом в Коськин нервно сжатый “замок”, - здесь ключ и код от домашнего сейфа, вы должны знать его местонахождение, это теперь ваша собственность. Так же вам не надо беспокоиться об оплате обучения, я собственнолично перевел на счет университета сумму необходимую для оплаты оставшихся учебных полугодий. Оплата квартиры так же будет сниматься с моего счета…
Всё, что дальше говорил Суров, Коська уже слушал в пол уха. В голове раз за разом настойчивым механизмом крутилось: “Вас ничего не должно связывать с Васильевым. Ни-че-го”, и четкая догадка: “Откупился… Откупился… Откупился…”
Коська набирал в строке поисковика нужный текст, ковыряясь в поисках материала для курсовой работы, когда взгляд ненарочно выхватил строку из новостей, скромно теснящуюся в самом низу страницы.
“Скончался от сердечной недостаточности глава концерна “Василиск”.
Он даже не понял, почему вдруг вокруг все потемнело. Сквозь нарастающий шум в ушах, гулко стучала в висках кровь. Он зажмурил глаза, крепко-крепко, будто от этого зависела его жизнь, с трудом заставил себя открыть и посмотреть - “новость” никуда не делась.
____________________________________
* “Я сам по себе мальчик. Свой собственный.”(с) Э. Успенский. “Дядя Фёдор, пёс и кот “.
========== 13. Щенок. ==========
13. Щенок.
Коська набирал в строке поисковика нужный текст, ковыряясь в поисках материала для курсовой работы, когда взгляд ненароком выхватил из новостей строку, скромно теснящуюся в самом низу страницы.
“Скончался от сердечной недостаточности глава концерна “Василиск”.
Он даже не понял, почему вдруг вокруг все потемнело. Сквозь нарастающий шум в ушах, гулко стучала в висках кровь. Он зажмурил глаза, крепко-крепко, будто от этого зависела его жизнь, с трудом заставил себя открыть и посмотреть – новость никуда не делась.
Коське показалось, что в голове взлетает вертолет, заполняя мозг шумом и лопастями ударяя по вискам. Дрожащими руками он навел курсор и кликнул. И почувствовал острое до головокружения облегчение - с открывшейся страницы некролога на него смотрело серьезное лицо Васильева-старшего.
“На 64-ом году жизни у себя в загородном доме скончался Васильев Дмитрий Алексевич…”
Коська медленно сполз со стула на пол и разрыдался. Громко, навзрыд, как не плакал с далекого детства, с судорожными всхлипами и ливнями слез, то ли оплакивая смерть хорошего человека, то ли от облегчения, что это не Лекс.
Значительно позже, успокоившись, проглотив последние, уже болезненные спазмы, вырывающиеся из истерзанной груди, он дополз до кровати и подумал, как же сейчас тяжело Лексу, потерявшему единственного родного человека. И вдруг как лампочкой в голове засветилась мысль - теперь Лекс точно прилетит. Ему надо попрощаться с отцом и официально вступить во владение компанией, значит… Значит…
У Коськи перехватило дыхание от страшной догадки - Лекс уже должен быть в Москве, но так и не позвонил. Он, вскочив, схватил мобильник - ни одного вызова, ни единой СМС.
Схватил трубку домашнего телефона - раздался ровный гудок, связь исправно работала.
Это значит, Лексу Коськина поддержка не нужна и обещанного по возвращению разговора не будет. Ему не нужен Коська.
Решил узнать, где будут похороны и прийти на кладбище, но сам себя остановил.
Его появление не будет странным, наверняка кто-нибудь вспомнит “племянника”, но он четко сознавал, что увидев Лекса, не сможет удержаться в стороне. А если Лекс будет не один, если у него кто-то есть… То он, Коська, просто умрет в тот же миг, как андерсеновская Русалочка.*
На кладбище он всё же съездил, но через два дня. Долго бродил между каменных, навсегда закрытых дверей в последние пристанища покойных, пока не нашел свежую, покрытую цветами и венками могилу.
“…от любящего сына…”
Заботливо расправленная лента покоилась между искусственных цветов венка.
Коська опустился на колени, положил рядом, так любимые Дмитрием Алексеевичем при жизни садовые цветы, и мысленно попросил прощения. За всё: за то, что не оправдал его надежд; за то, что ни разу даже не навестил, упиваясь своим горьким одиночеством; за то, что не в силах сейчас пролить и слезы. Он просил прощения и прощался уже навсегда с человеком, когда-то назвавшим его внуком.
 *
Коська кошмарил, плохо выглядел от недосыпа и тревог. Синева под глазами стала неотъемлемой частью его внешнего вида, так же как и пустой, сонный взгляд.
Можно было не расставаться с конспектами, можно было зубрить до автоматизма, можно было говорить себе, что все в порядке, «перемелется – мука будет», но сны не уговоришь. Ложиться спать он стал бояться не меньше, чем подростки с улицы Вязов.** Потому что просыпался от собственных криков: «Нет, папа, не-е-ет!», или того хуже: «Я буду ждать тебя, Лекс!», каждый раз вскакивая с бешено стучащим сердцем, на влажной от слез подушке.