Чудозавр

Тут его брат и сестры пришли в удивление и восторг, что Кирилл оказался такой умный и вспомнил о закате.
— Вы пока пустите мальчика к нам, — сказала Джейн. — Вот мы здесь сядем и будем смотреть за ним, а он к вам понемножку привыкнет.
— Хорошо бы теперь поесть чего-нибудь! — сказал вдруг Роберт. — Другие посмотрели на него с негодованием.
— Как можно думать о еде, — горячо заговорила Джейн, — когда наш бра… Я хотела сказать — мальчик…
Роберт усиленно замигал ей глазами и продолжал, обращаясь к цыганам:
— Можно мне пока сбегать домой и принести чего-нибудь поесть? Его братья и сестры почувствовали к нему глубочайшее презрение, они не догадались о его тайных намерениях. Зато цыгане мигом сообразили в чем дело.
— Да, поесть, — подхватили они. — И позвать полицию и наговорить ей всякого вздора, будто этот ребенок ваш, а не наш. Очень уж ты хитер, голубчик!
— Если вы голодны, так можете поесть с нами, — сказала дружелюбно одна из цыганок. — Слушай, Сандор: это милое дитя, пожалуй, надорвется от плача. Отдай его пока барышне и посмотрим, не приучит ли она его к нам немножко.
Ягненок был возвращен Антее. Но цыгане стояли так близко, что плакать он не переставал. Тогда мужчина с красным платком на шее распорядился:
— Ну-ка, Фараон, разведи огонь. А вы, юбочницы, приготовьте похлебку.
Таким образом, цыгане, хотя и неохотно, должны были разойтись и приняться за работу, а дети со своим меньшим братом остались сидеть на траве.
— Когда солнце сядет, то все опять уладится, — успокоила Джейн. — А все-таки страшно! Вдруг цыгане рассердятся на нас, когда придут в себя? Они могут нас прибить, или — еще хуже — привяжут к деревьям и бросят здесь…
— Нет, они этого не сделают, — сказала Антея. И склонилась к малышу:
— Ягненочек, милый, перестань плакать: видишь, твоя Панти здесь, с тобою. — И продолжила для остальных: — Они не злые люди: иначе стали бы они нас кормить.
— Да, как же! — фыркнул Роберт. — Я и не притронусь к их грязной похлебке: она у меня в горле застрянет.
В эту минуту другие были с ним согласны. Но когда ужин был готов, все принялись уплетать его за обе щеки. Цыгане приготовили вареного зайца с луком и каких-то птиц, похожих на цыплят. Ягненку дали сухарей, размоченных в горячей воде и посыпали их крошевом сахара. Ему это кушанье так понравилось, что он, сидя на коленях у Антеи, даже позволил двум цыганкам кормить себя.
Бесконечно долгим показался для детей остаток этого дня, так как им все время пришлось забавлять Ягненка. О бегстве нечего было и думать: цыгане зорко за ними следили. Под вечер Ягненок успел привыкнуть к женщине со светлыми волосами, позволял цыганятам целовать свои лапки и даже становился, положа руку на грудь, и кланялся мужчинам, как большой. Весь табор был в восторге от него, а братья и сестры в глубине души невольно гордились, когда все его таланты проявлялись перед такой внимательной и отзывчивой публикой. Однако вместе с тем дети нетерпеливо ждали захода солнца.
— Мы уже привыкли ждать заката, — шепнул Кирилл. — Когда же, наконец, мы сумеем пожелать чего-нибудь очень хорошего и будем жалеть, что солнце зашло.
Тени от деревьев становились все длиннее и длиннее и, наконец, слились в красноватом сумраке. Солнца не было видно, оно скрылось за холмом, но еще не закатилось. Цыгане начинали терять терпение.
— Ну, ребятня, — сказал человек с красным платком, — пора уж вашим головам и на подушки. Малютка с нами теперь подружился, а вы, значит, можете проваливать.
Цыгане и цыганята столпились вокруг Ягненка; к нему тянули руки, манили его пальцами, ласково улыбались. Но все эти искушения на него не действовали. Сидя на руках у Джейн, он крепко обнял ее за шею, прижался к ней всем тельцем и так жалобно заплакал, как ни разу еще не плакал в этот день.
— Так ничего не выходит, — заключила одна из женщин. — Дайте-ка мне его, барышня, я его скоро успокою!
А солнце еще не закатилось.
— Расскажите ей, как надо укладывать его в постель, — тревожно шептал Кирилл. — Говорите все, что придет в голову: только бы выиграть время. И будьте готовы удирать сейчас же, как только это глупое солнце надумает, наконец, сесть.
— Хорошо! — сказала Антея цыганам. — Сейчас мы вам его отдадим, только я должна вам рассказать, что каждый вечер его надо купать в теплой воде, а утром — в холодной. У него есть фарфоровый зайчик, с которым он купается в теплой ванне, и две утки: с ними он купается в холодной. Не знаю, из чего они сделаны, но только они не тонут, а плавают. Потом он очень не любит, когда ему моют уши, но все равно это надо делать. А если ему попадет мыло в глаза… Женщина засмеялась.
— Будто я сама никогда ребят не купала! — сказала она. — Ну, давайте его мне. Пойди к Мелии, солнышко мое!
— Иди плочь! — забрыкался Ягненок.
— Да, но я еще должна сказать, как его надо кормить, — продолжала Антея. — Вы непременно должны знать, что каждое утро ему дают яблоко, а потом молоко с булкой. На завтрак иногда дают яйцо и…
— Я десятерых вырастила, — ответила женщина с черными кудрями. — Давайте же его, барышня. Нечего больше рассусоливать. Вот я его сейчас приласкаю, убаюкаю…
— Подожди! Мы ведь еще не решили, чей он будет, — напомнил один из мужчин.
— На что он тебе, Аза, когда за твоим хвостом и так семеро ходят?
— Ну, это еще не беда, — отвечал муж Азы.
— А меня-то вы и спрашивать не хотите, что ли? — обиделся муж Мелии.
Вмешалась девушка Зилла.
— А про меня вы совсем забыли? Я одинокая девушка, смотреть мне не за кем. Вот мне его и отдайте.
— Молчи уж лучше!
— Сам потише кричи!
— Ты ко мне лучше не лезь, а то я…
Цыгане начали горячиться. Их темные лица нахмурились, глаза засверкали… Но вдруг на всех лицах произошла какая-то перемена, словно прошла по ним невидимая губка и сразу стерла с них весь гнев и волнение.
Дети поняли, что солнце наконец закатилось, но они боялись двинуться с места, ожидая, что вдруг цыгане придут в ярость, сообразив, сколько глупостей они сегодня наделали. Однако цыгане тоже были смущены и не говорили ни слова.
Тяжелая была эта минута!
Но вот Антея с невероятной смелостью поднесла Ягненка к мужчине в красном платке.
— Возьмите же его, — предложила она. Цыган даже попятился от нее.
— Мне не хотелось бы отнимать его у вас, барышня, — ответил он глухим голосом.
— Уступаю свою долю в нем всякому, кто только захочет, — сказал другой цыган.
— С меня и своих довольно, — проворчала Аза, отворачиваясь.
— Все-таки он хороший мальчишка, — сказала Мелия. Теперь только одна она смотрела на хнычущего Ягненка.
Девушка Зилла даже высказала предположение, что у нее сегодня был легкий солнечный удар. Ей-то этот мальчишка, конечно, совсем не нужен!
— Так мы можем его унести? — спросила Антея.
— Отчего бы и нет? — ответил ей Фараон ласково. — Уносите его, барышня, и не будем больше об этом толковать.
Цыгане стали торопливо устраиваться на ночь, не обращая больше никакого внимания на детей. Только Мелия проводила их до поворота дороги и сказала там:
— Дайте мне еще раз поцеловать его, барышня. Не знаю, отчего мы сегодня все так одурели. Мы, цыгане, детей не воруем, хоть вас и пугают нами, когда вы шалите. У нас обыкновенно и своих ребят слишком много. Только я, бедная, всех своих потеряла…
Она наклонилась к Ягненку. И тот, глядя ей в глаза, почему-то поднял свою ручонку, нежно погладил цыганку по лицу и пробормотал: «Беная, беная!» Затем он позволил ей поцеловать себя и, даже более того, сам поцеловал ее смуглую щеку.
Цыганка стала водить пальцами по лбу ребенка, что-то писала на нем, потом по груди, по рукам и ногам, а в то же время говорила: «Пусть будет он сильным, пусть голова его будет сильна мыслью, а сердце любовью, пусть руки его работают неустанно, а ноги носят его через леса и горы и снова приносят его здоровым и невредимым в родную семью». Потом она сказал несколько слов на каком-то непонятном языке и вдруг быстро встала: