Потолок мира

 
ФИНИШ В КОЛОМНЕ
Телеграммы московских корреспондентов иностранных газет и агентств были получены на местах в десятках тысяч пунктах на поверхности земного шара. Телеграммы были расшифрованы, выправлены и набраны. В хорошо организованных редакциях раздался традиционный звонок — полосы пошли в стереотипную. Вторая смена репортеров, правщиков, корректоров и наборщиков стала готовиться к следующему выпуску газеты.
А у телефона дежурили тысячи, десятки тысяч репортеров и стенографисток.
— Алло! Алло! Что из Москвы? Как со стратостатом?
Телеграммы о подъеме стратостата проникали во все уголки мира через каждый час. Московские корреспонденты иностранной печати непрерывно сносились по телефону с ГАМСОм, с аэродромом и сообщали за границу мельчайшие детали об отдельных стадиях подъема стратостата, о самочувствии пилотов. Корреспонденты, имеющие в своем распоряжении радиоприемники, все время слушали станцию имени Коминтерна, передающую радиограммы отважных воздухоплавателей. Потолок в девятнадцать тысяч метров, достигнутый стратостатом, был передан за границу в 132 телеграммах, насчитывающих вместе около 3 тысяч слов.
Мир, насторожившись, ждал. Неудачный спуск мог испортить все дело. Но если даже спуск был удачным, оставалось подробно осветить самочувствие пилотов, их зрительные впечатления от земного шара с высоты девятнадцати тысяч метров, их переживания, образ их жизни в стратосфере.
По предварительным данным, определенным с земли, спуск должен был состояться где-то между Бронницами и Коломной. На место предполагаемого спуска тотчас же выехала легковая машина, в которой разместились: мистер Лайонс, представляющий крупнейшее американское агентство «Юнайтэд пресс», Ральф Барнес, представляющий газету «Нью-Йорк геральд трибюн» и Спенсер Вильяме — от лондонского «Обсервера». Советский стратостат, поставивший мировой рекорд, догнал и перегнал технику капиталистического Запада, технику воздухоплавания на высотах, ранее недосягаемых для человечества. Но в области журналистской техники нам побить Запад не удалось: три иностранных корреспондента очутились на месте посадки раньше всех, а представители нашей советской печати прибыли туда с опозданием в полтора-два часа. Произошло это так.
Как только в Москве были получены сведения о предполагаемом месте посадки, американские корреспонденты приготовили свои машины. Однако одни из них стали ожидать более точных подробностей, другие сразу же помчались в Коломну.
Нарядный «Плимут» цвета беж, с двумя американскими и одним английским журналистами, первым выехал из черты города навстречу снижающемуся аэростату. Погода была солнечная, стоял штиль, на пыльном загородном шоссе было тепло, как летом. Отъехав около двадцати километров от города, журналисты остановились и стали оглядывать небо: стратостата не было видно нигде. Трудно объяснить, каким образом это случилось: в этот день стратостат все время был виден с московских улиц. Старики и молодежь, женщины и дети целый день следили за тем, как далеко в небе плыло еле различимое пятнышко. Но иностранные журналисты стратостата не разыскали на небосклоне.
В автомобиле был радиоприемник. Включили антенну и снова станция имени Коминтерна уверенно сообщала о том, что стратостат предполагает снижаться между Бронницами и Коломной. Тогда, отбросив всякие сомнения, иностранные корреспонденты продолжали свой путь к Коломне.
В селе Никитском, у здания конторы совхоза, они остановились снова. Местные жители ничего не слыхали о том, что стратостат должен снизиться в этом районе, никто не видел проезжающих машин, красноармейцев воздухоплавательной команды. Положение становилось запутанным. Но иностранные корреспонденты верили в радио, в непогрешимость техники. Они знали, что стратостат связан со станцией имени Коминтерна через ГАМС, они слышали своими ушами, как эта станция передавала расположение будущего места посадки. Стратостата, однако же, по-прежнему не было видно на абсолютно ясном небе, вернее, журналисты его не заметили. Тем не менее они двинулись в дальнейший путь.
Белый шар появился над несущимся по шоссе автомобилем ровно в 4 часа 10 минут пополудни, вернее, в этот момент иностранные корреспонденты впервые его заметили. Шар резко шел на снижение, каждую минуту увеличиваясь в своем объеме, — это было заметно невооруженным глазом Вскоре под оболочкой появилась микроскопическая красная точка: гондолы не было видно, но красные буквы «СССР» уже блестели в лучах заходящего солнца. Тогда началась бешеная гонка, безумное соревнование на скорость между автомобилем и воздушным шаром, фантастический стипль-чэз по вертикали и по горизонтали одновременно.
Однако не всем иностранные журналистам повезло одинаково. Корреспонденты «Нью-Йорк таймс» Дюранти и «Интернэшиональ Ньюс-Сервис» Михайлов, также выехавшие из Москвы заблаговременно, сразу же сбились с пути и погнались за миражем. Менее легкомысленные, чем друзья Пиккара, как известно, принявшие бледный отблеск Венеры за стратостат бельгийского профессора, американские журналисты погнались за… луной. Однако луна не снизилась, и неудачные охотники после многочасовой бессмысленной гонки возвратились восвояси не солоно хлебавши.
А бежевый «Плимут» несся навстречу стратостату. Иностранные корреспонденты твердо решили в случае нужды бросить дорогу и ехать напрямик по полям, пустырям и огородам до тех пор, пока не сдаст машина. Но счастье благоприятствовало корреспондентам: казалось, что шар плывет вдоль дороги, послушно следуя всем поворотам и зигзагам.
Когда автомобиль со скоростью в сто километров в час ворвался в Коломну, белый шар был уже громаден, он застилал горизонт. Чуть-чуть, еле заметно раскачивалась зеленая гондола, металлические детали приборов то и дело вспыхивали на солнце, как искры электрического контакта. Последний этап гонки напоминал приключенческий фильм. В Коломне царило необычайное оживление. Из ворот и подъездов, из позолоченных осенью садов и из-за скрипучих калиток, и дворов коттеджей новеньких рабочих поселков выскакивали десятки, сотни, тысячи людей. Они мчались по улицам, обгоняя друг друга, спотыкаясь и падая, наполняя воздух нечленораздельными возгласами. И в этой мечущейся толпе, лавируя, извиваясь и непрерывно гудя сиреной, несся, как болид, маленький бежевый автомобиль.
У реки была толпа, разведенный мост остановил человеческий поток. Жалобно скрипнув тормозами, стал, как вкопанный, и автомобиль, корреспонденты выскочили в жидкую грязь. Стратостат садился. Выпущенный гайдроп едва не задел по головам толпы; казалось, что гондола сейчас шлепнется в Москва-реку. Но воздухоплаватели были бдительны. В воду упал последний балласт, какой-то тяжелый прибор на крошечном парашюте плавно опустился на крышу коломенского завода. Группа рабочих поймала гайдроп и повисла на нем. Но облегченный стратостат подпрыгнул на два-три метра, и люди, выпустив гайдроп, посыпались на землю, как ягоды со зрелой кисти винограда. За заводом лежал зеленый луг. Туда, на этот луг, руководимый опытной рукой воздухоплавателей, пошел на посадку воздушный гигант.
У разведенного моста творилось что-то невообразимое. Тысячная толпа сгрудилась у пологого берега реки. Флегматичный старичок с дымящейся трубкой в зубах ни за что не хотел свести мост.
— Глянь, что делается, — говорил он, указывая на толпу. — Враз мост затопят! Народу-то сколько, сила! Тут и старостата не увидишь и богу душу отдашь.
В грязи у берега лежала полузатопленная лодка. Двое американских корреспондентов и какой-то красноармеец вскочили в нее, сразу же окунувшись по пояс в воду. Покачиваясь, лодка выплыла на середину реки. Весел не было. Длинноногий Барнес вырвал скамейку, встал на нос лодки и начал грести. Первыми же ударами доски о воду он обдал своих спутников фонтанами холодной воды, но те были так взволнованы, что даже не заметили этого.
— Давай, давай, шевелись, — кричал красноармеец, перегнувшись через корму и гребя руками.