Вне игры
— Михаил Васильевич! Родненький… Какими судьбами? Ну, рассказывайте же… А он-то где? Жив?.. Дочь у нас… Иришка!
Михаил Васильевич слушал ее молча, не прерывал. Когда умолкла, он взял ее под руку и отвел в сторону:
— Теперь послушайте меня…
Он рассказал, что муж Анны Павловны был выдан провокатором и во время боевого задания схвачен гестапо. А раз такой человек попал в гестапо, считай, что его уже нет в живых.
Ну, а вдруг! Всякое бывает на войне. Вдруг останется в живых, вырвется из гестаповских застенков… Вдруг Михаил Васильевич вновь окажется в тех краях — он что-то туманно говорил по этому поводу: «Прикажут, так снова полечу туда. Я ведь солдат…» Но она поняла: ему возвращаться в те же края. Так вот на этот случай Анна Павловна передала чекисту свои координаты. «Писать не буду — я суеверная. А если свершится чудо и увидите мужа — расскажите ему все обо мне… И адрес дайте».
…Анна Павловна, хотя и не верила в чудеса, терпеливо ждала весточки. Она не знала, что Михаил Васильевич погиб. Во главе группы разведчиков его перебросили в тыл противника, в те же места, где он работал до войны. Фашисты обнаружили эту группу, и в первой же схватке ее командир был убит.
Ирине было три года, когда ее мать отправилась с концертной бригадой на фронт. Где-то под Варшавой ее застигло письмо из Москвы. Софья Михайловна сообщала о смерти мачехи. «Но вы за Иришку не беспокойтесь. Она растет и крепнет. Я уж посмотрю за ней… Так что помогайте фронту».
В начале сорок пятого, на Одере, в медсанбате она познакомилась с военврачом Захаром Романовичем Рубиным. И вскоре после окончания войны у Ирины появился отчим. Жили дружно, весело. Захар Романович поначалу относился к Ирине как к родной дочери и ласково называл Чижиком. Но когда в пятьдесят девятом Анна Павловна умерла, между Ириной и отчимом появилась какая-то полоса отчуждения. Полоса эта ширилась по мере того, как в доме Захара Романовича — он быстро утешился — часто стали собираться веселые компании: была у него такая слабость — любил, когда о нем говорили: «О, это грандиозный хлебосол!» В его доме за столом шумело много людей, не всегда, увы, хорошо знавших друг друга и хозяина. Непременной участницей застолья стала бывшая мамина знакомая, актриса, которую Анна Павловна не очень-то жаловала и к семье близко не подпускала — теперь Ирина поняла почему.
Первое лето после смерти Анны Павловны девочка провела в гостях у тетки. Мария Павловна хотела и вовсе оставить Ирину у себя, но Рубин категорически воспротивился. В письме его к Марии Павловне были душевные слова о покойнице, о приемной дочери, ставшей для него самым близким человеком. Словом, девочка вернулась в Москву, но почти ежегодно летние каникулы проводила в живописном украинском городке.
Ирина не попала сразу же после школы на биофак, не хватило одного балла. Было, конечно, обидно, но она не сочла случившееся трагедией — о, сколько ее сверстниц, не попав в вуз, считали, что жизнь кончена! Ирина иронически смотрела на пап и мам, неразборчивых в средствах — лишь бы пробить своему дитяти дорогу в вуз. Ей было неприятно наблюдать, когда уважаемые люди становились жалкими просителями. Хотя в ту пору Захар Романович уже не пылал нежной отцовской любовью и в общем-то его не очень опечалили итоги конкурсных экзаменов, он, тем не менее, собрался ринуться в бой. И вдруг — неожиданный противник. Сама Ирина… «Нет, так поступать в университет я не хочу». Отчим растерялся.
— Ты с ума спятила. Ведь Иван Иванович обещает помочь…
Ирина стояла на своем. Тогда Захар Романович стал уговаривать ее пойти в медицинский.
— Я тебя туда запросто устрою.
Но она была девушкой целеустремленной, диплом не был для нее самоцелью: биофак она выбрала еще в девятом классе.
Ирина отказалась от всех предложений отчима и сказала, что уедет на год к тете Маше, будет там работать, а потом снова станет пытать счастье. И не обязательно в Москве. Может быть, там, в тетиных краях. Захар Романович в принципе не возражал, но категорически отверг вариант переезда на постоянное жительство к тетке. Трудно сказать — был ли то голос человека, для которого Ирина, невзирая на возникшее отчуждение, действительно оставалась близким существом, занявшим большое место в его жизни: уйдет она, и появится пустота, и ему будет трудно. Но возможно, что возвышенные эмоции прикрывали соображения сугубо практического порядка: судьба отдельной трехкомнатной квартиры, в которой он оставался вдвоем с Ириной. Однако, как бы там ни было, Захар Романович настоял на своем.
Уже на втором курсе биофака Ирина повстречала человека, вызвавшего в ней то самое, не объясненное ни поэтами, ни учеными чувство, которое заволакивает разум и заставляет сердце колотиться быстрее обычного. Борис — он был намного старше ее — уже окончил воронежский институт и проездом к месту работы (на Севере шло строительство большого химкомбината) остановился на несколько дней у дальних родственников, в доме Ирининой подруги.
Ирина влюбилась молниеносно, а господь-бог наделил ее такой поразительной непосредственностью, что она сама поведала Борису о своих чувствах. Молодой инженер был поначалу сдержан, но вскоре воспылал «страстью нежной».
Захар Романович, узнав о намерении Ирины выйти замуж, всполошился. Он пытался доказать, что увлечение быстро пройдет. К тому же сумеет ли она быть и женой и студенткой? В союзники была привлечена тетя Маша. От нее пришло письмо, полное тревог и увещеваний. Но Ирина настояла на своем, и в ресторане «Прага» была сыграна свадьба. А через три месяца они разошлись. Случайно в руки Ирины попало недописанное письмо. Оказалось, что на Севере Бориса ждет невеста — она получила диплом инженера на год раньше. И еще выяснилось — за «страстью нежной» скрывалась тривиальная комбинация расчетливого себялюбца: прописка в Москве, квартира, денежный папа, «да и девчонка собой недурна, умна, остра, хоть и напичкана всякими романтическими иллюзиями».
Ирина сама подала заявление о разводе. Она стойко перенесла крушение идеалов, созданных пылким воображением. Прозрение оказалось нелегким: немало было пролито слез.
Захар Романович торжествовал и в кругу друзей похвалялся:
— Чутьем уловил, что это за фрукт… Уж как нажимали на меня молодожены, а я от постоянной прописки воздержался. Черта лысого!..
Когда Ирина пришла из суда с решением о разводе, отчим встретил ее молча и успокаивать не стал. Подавленная, терзаемая безответным вопросом — как же все это произошло, — она ушла в свою комнату. Хотела уснуть, забыться, но не смогла. Пролежала до вечера. Из оцепенения ее вывели голоса, доносившиеся из столовой. Там, как обычно, шло веселье.
Вскоре Захар Романович сам поехал к декану и договорился об академическом отпуске по семейным обстоятельствам, а затем отправил Ирину в Кисловодск. Но мира в доме не было. Более того. Пожалуй, с этого времени «холодная война» между отчимом и падчерицей стала прочной и длительной.
Окончив биофак, Ирина получила назначение в научно-исследовательский институт и всерьез увлеклась проблемой биологической защиты водоемов. Зимой она работала почти без выходных, и в порядке компенсации ей дали возможность недельку отдохнуть. Отчим рекомендовал Сухуми, а она полетела к тете Маше — очень уж захотелось побыть возле родного, хорошего человека, согреться его душевным теплом.
…Обо всем этом, правда более скупо и официально, Бутову на следующий же день сообщили коллеги из областного управления. Видимо, помогли работники милиции маленького городка, где, как говорится, все на виду и все хорошо знают друг друга. Бутов остался премного доволен и предложил подключить их к проведению операции: им это будет сподручнее. Туманную телеграмму надо попытаться расшифровать, не допрашивая получателей. Быть может, о ней осведомлен еще кто-нибудь.
