Шаг в неизвестность
Рот его приоткрылся, приблизился к ее лицу, и язык проник в ее рот. Серина откликнулась на это молчаливое приглашение. Тело ее дрожало от возбуждения, настойчиво требуя удовлетворения, которого она не испытывала никогда в жизни.
Алекс поднял голову. Серина вздохнула, уткнув лицо в его шею, и тихонько прикусила.
— Серина...
Голос его был наполнен страстью, и Серине показалось: он звучит лучше самой прекрасной музыки. Она поцеловала его загорелую кожу в месте укуса, почувствовав солоноватый терпкий вкус и вдохнув неповторимый запах. Дрожь прошла по телу Алекса, и Серина почувствовала подспудную мощь, скрытую мужскую силу, которой так боялась — и вместе с тем жаждала.
— Алекс, — тихо сказала она и прошептала на языке своих предков: — Твой поцелуй украл мою душу...
— Что ты говоришь?
Осознав, на каком языке говорит, Серина похолодела. Неужели она забылась настолько, что уже не владела собой? Потрясенная, она пересилила это безрассудное желание, которое охватило ее, и сдержанно произнесла:
— Это слова из старой монтевельской народной песни. Мне в детстве пела ее няня...
— Переведи мне эти строчки, — сказал Алекс.
Сильные пальцы приподняли ее подбородок. Серина заставила себя взглянуть в его глаза — и была заворожена его властным взглядом.
— В этой песне нет ничего особенного, уверяю тебя. Если убрать музыку, то останутся избитые сентиментальные фразы, которых полно в любой популярной песенке. И я не собираюсь тебе петь!
Она услышала его смех:
— Кажется, только поэты могут понять наши истинные чувства. Но то, что говорилось в твоей старой песенке, — это правда.
Быстро и властно Алекс поцеловал ее.
Оказавшись в плену опасного желания, Серина прижалась к Алексу всем телом, бездумно наслаждаясь его прерывистым дыханием. «Какие бы чувства он ни испытывал, — подумала она, собрав остатки разума, — он не смог скрыть своего влечения ко мне».
Зубы его покусывали ее кожу, повторяя ту эротическую ласку, которую она подарила ему. Серину переполнили невероятные ощущения. В самой глубине души она чувствовала, что была рождена для его прикосновений.
Рождена для этого мужчины?
Паника подступила куда-то к горлу.
Алекс поднял голову. Взгляд его глаз заставил ее замереть, и тогда, подняв руку, он обхватил ее грудь. Серина затрепетала от сладкого предчувствия и закрыла глаза, не в силах вынести накала своих чувств.
Но Алекс скомандовал:
— Смотри на меня!
— Алекс, — пробормотала она, не в силах больше сказать ни слова.
Он снова склонил голову и овладел ее ртом.
Этот поцелуй был настойчивым и властным. На секунду она напряглась, но, когда другая его рука, обхватив ее бедра, еще крепче прижала Серину к себе, она поняла: если не повинуется сейчас зову сердца, то всю последующую жизнь будет жалеть об этом. Не важно, что было и что будет впереди, она хотела Алекса с таким отчаянием, что о сопротивлении было невозможно думать.
Дыхание ее застыло в груди, когда его большой палец стал медленно ласкать соски. Тело Серины словно пронзили тысячи чувственных иголочек. Алекс стал нежно ласкать все ее тело. Серина возбудилась до предела — и вдруг услышала тихий стон. Это стонала она...
Серина замерла в шоке.
Она влюбилась в Алекса! Прекрасно понимая, что он не любит ее...
На бронзовом от загара властном лице Алекса блеснули глаза — как сапфиры в темную ночь. Сердце Серины забилось еще сильнее, когда она увидела последствия своего страстного отклика на его поцелуи. Губы Алекса были припухшими и красными. И верхняя, и нижняя, чувственно изогнутая...
Руки Серины как бы сами собой обхватили его за талию.
— Ты уверена? — опять спросил он.
— Уверена. — Разве это был ее голос, срывающийся от томления?
Должна ли она сказать ему, что все происходящее было новым для нее?
Нервно облизнув губы, Серина пробормотала:
— На самом деле я... я не...
— Ты не предохраняешься? — Алекс отстранил ее от себя, лицо его было непроницаемым. — Не волнуйся, — быстро сказал он. — Я все сделаю.
Страстное желание Серины немного поутихло. Конечно, надо предохраняться.
— Но не здесь, я думаю. Тебе надо время, чтобы подготовиться?
Нет, ей не надо было времени. Иначе она может передумать. А если она передумает, то всю оставшуюся жизнь будет жалеть об этом...
Серина взглянула на него с некоторым вызовом:
— Как викторианской невесте?
Но ведь именно невестой она чувствовала себя сейчас — немного испуганной, немного смущенной и все же охваченной страстью и с нетерпением ожидающей того, что должно с ней произойти.
И до сих пор Серина не дала ему понять, что была совершенно неопытной.
— Вряд ли тебя можно назвать «викторианской невестой», — дрогнувшим голосом произнес Алекс. — Нам надо пойти в твою спальню, я думаю.
Ее молчаливое согласие превратилось в тихий вскрик, когда он подхватил ее на руки.
— Я очень тяжелая! — запротестовала она.
— Ты совсем не тяжелая.
Улыбка его выразила мужскую уверенность в своей силе, и Серина, прижавшись к его груди, почувствовала себя защищенной, как никогда.
Перед комнатой Алекс поставил Серину на пол и повернул ручку двери. Комната была наполнена мягким светом ночника, стоявшего на столике возле кровати.
Серина прошла вперед и обернулась, придержав дверь.
— Проходи, — сказала она тихим сдавленным голосом и тотчас же почувствовала себя глупо.
Ведь это был его дом, между прочим.
Но Алекс сказал:
— Спасибо тебе, — словно понял скрытый подтекст ее слов. А затем добавил, криво усмехнувшись: — Я оставлю тебя здесь ненадолго.
Ну конечно. Предохранение...
Почему он решил заняться с ней любовью в ее комнате? Закрыв за ним дверь, Серина невидящим взглядом уставилась на шикарную обстановку спальни.
«Наверное, Алекс не желает вторжения чужого человека в свое личное пространство», — подумала она.
Серина понятия не имела, как вести себя, — наверное, впервые в своей взрослой жизни. Рядом с ней не было ни матери, ни гувернантки, которые могли бы ей что-то подсказать. Здесь были только она и мужчина, которого она любила всем своим существом, каждой клеточкой своего тела.
Раздался стук в дверь, и Серина вздрогнула. Трусливо подождав несколько секунд, она пошла открывать.
Смущение охватило ее. Уставившись на грудь Алекса, Серина стала судорожно подыскивать слова и, наконец, нашла что сказать:
— Няня всегда оставляла ночью свет, так что я никогда не спала в темноте.
— Из-за ночных кошмаров?
Серина кивнула:
— Я до сих пор их боюсь и оставляю свет, хотя понимаю, что зря трачу электроэнергию.
— Твое душевное спокойствие не менее важно, чем экономия электроэнергии, — тихо сказал Алекс. — Почему ты так внимательно смотришь на пуговицу моей рубашки?
Этот вопрос заставил Серину вскинуть голову.
— Это очень красивая пуговица, — тупо произнесла она.
Взяв ее за руку, Алекс прижал ее ладонь к своей груди, и она почувствовала сильный стук его сердца.
— Может быть, ты расстегнешь ее? — предложил он.
Приняв этот вызов, она расстегнула пуговицу, а затем, набравшись храбрости, просунула руки под рубашку. Сердце его забилось еще сильнее, и Серина вспыхнула от волнения.
— Видишь, что ты со мной сделала? — низким голосом произнес он.
Кожа его была упругой и горячей, покрытой курчавыми волосками, и Серина ощутила под пальцами твердые мускулы. Насладившись новыми ощущениями, она смело расстегнула другую пуговицу, выше первой. Когда Алекс не высказал никаких возражений, она расстегнула еще одну...
— Ты можешь расстегнуть все, — сказал он, когда она заколебалась.
Склонив голову, она сделала так, как он сказал, а затем прерывисто вдохнула воздух при виде того, что ей открылось.
Единственное слово, которое пришло ей на ум, было «великолепный». В свете ночника поблескивала его гладкая кожа, под которой рельефно выделялись накачанные мышцы. Рядом с ним она чувствовала себя маленькой, изнеженной и даже хрупкой.