Ампирные спальни (Imperial Bedrooms)
– Неужели так трудно? – говорит она. – Если он позвонит, скажи, что не можешь встретиться, вот и все. Очень обяжешь.
И потом добавляет с нажимом:
– Сделай это для меня.
– Чем он вообще занят в последнее время? Говорят, его фирма предлагает эскорт-услуги несовершеннолетних. – Выдерживаю паузу. – Круг замкнулся.
– Слушай, я тебя прошу о крошечном одолжении. Пожалуйста.
– Нет, ты всерьез? Или это просто повод возобновить отношения?
– Мог бы позвонить. Мог бы… – Ее голос срывается.
– Я пробовал, – говорю. – Но ты была в ярости.
– Не в ярости, – говорит она. – Просто… разочарована. – Теперь ее очередь держать паузу. – Плохо пробовал.
Некоторое время мы молчим: сколько похожих разговоров у нас с ней было; я думаю про блондинку на веранде и пытаюсь угадать, о чем думает Блэр. Наверное, про меня и наш последний раз в постели. Этот контраст должен бы, по идее, огорчить, но не огорчает. А потом Блэр заводит разговор с парнем из Ассоциации калифорнийских выпускников, и вступает оркестр, и я ухожу, сославшись на «слишком громко», хотя на самом деле потому, что пришло CMC: «Я за тобой слежу».
* * *
У стойки парковщика перед входом в гостиницу Рип Миллар хватает меня за локоть в тот самый миг, когда отсылаю: «Кто это?» – и я невольно отдергиваю руку, настолько путающая его внешность.
Узнать Рила невозможно. Лицо неестественно гладкое, подтянутое пластическим хирургом до такой степени, что глаза округлились и не способны выражать ничего, кроме перманентного изумления; не лицо, а маска, вплавленная в лицо, и смотреть на нее мучительно. Губы слишком толстые. Кожа оранжевая. Волосы выкрашены под платину и прилизаны гелем. Можно подумать, что Рипа обмакнули в раствор с кислотой: кое-что отвалилось, кожа сошла. Вид вызывающий, почти гротесковый. Наверняка обдолбан, иначе как с такой внешностью? С Рилом девочка, совсем ребенок, очевидно дочь, хотя я тут же вспоминаю, что Рип бездетен. Присмотревшись, вижу, что и над «девочкой» поработали (не иначе, тот же хирург) – лицо не просто испорчено, а изуродовано. Прежде Рип был красавец, а теперь от «прежде» не осталось ничего, кроме голоса – все тот же ползучий шепот, от которого кровь стыла в жилах, когда нам было по девятнадцать.
– Привет, Клэй, – говорит Рип. – Каким ветром тебя надуло?
– Попутным, – говорю. – Я тут живу.
То, что некогда было Рилом, смотрит на меня изучающе.
– Я думал, ты в основном в Нью-Йорке.
– И тут и там.
– Говорят, ты встретил мою знакомую.
– Кого?
– О-о, – тянет он, и жутковатая ухмылка оголяет ровный ряд нечеловечески белых зубов. – Говорят, ты на нее запал.
Я хочу поскорее уйти. Страх душит. Черный «БМВ» возникает, как материализовавшаяся мечта. Парковщик придерживает дверь. Чудовищное лицо вынуждает меня смотреть куда угодно, только не на него.
– Я поехал, – говорю, вяло кивая в сторону машины.
– Давай поужинаем, раз уж все равно встретились, – говорит Рип. – Серьезно.
– Хорошо, в другой раз обязательно.
– Descansado, – бросает он.
– Что это значит?
– Descansado, – шепчет Рип, прижимая к груди дитя. – Это значит «не бери в голову».
– Да?
– Значит, расслабься.
* * *
История повторяется. Позвонив в эскорт-сервис, лезу в холодильник за бутылкой белого вина и обнаруживаю, что кто-то допил мою диетическую колу и перетасовал на полках свертки и баночки. Говорю себе: «Это невозможно» – и, осмотрев квартиру на предмет дополнительных улик, убеждаюсь, что действительно невозможно. Но потом взгляд падает на елку, а слух улавливает тихое постукиванье, точно костяшками по стеклу: кто-то выдернул из розетки штепсель одной из электрогирлянд, и теперь на освещенном дереве зловещий черный прочерк. Это уже точно неспроста. Это предупреждение. Тот, кто его сделал, вступает со мной в диалог. Выпиваю рюмку водки. Залпом. Потом вторую. Печатаю: «Кто это ?» Через минуту получаю ответ, уничтожающий зыбкое спокойствие, привнесенное алкоголем: «С меня взяли слово, что не скажу». Номер заблокирован.
* * *
Иду по моллу «Гроув» на ланч с Джулианом, приславшим CMC, что он за столиком рядом с «Пинк-берри» в ресторане «Базар». «Пустая трата времени – или я ослышался?» – пришло в ответ на мой утренний мейл. «Может, и пустая, но все равно давай встретимся», – написал я. Стараюсь не думать о том, что за мной следят. Не отвечаю на CMC «Яза тобой слежу», приходящие с заблокированного номера. Уговариваю себя, что это проделки паренька-призрака, в квартире которого живу. Так проще. Утром в моей постели спала девушка, присланная эскорт-сервисом. Я ее растолкал, сказав, чтобы ушла до прихода домработницы. На кастинге смотрели одних парней; не могу сказать, что скучал, но нужды во мне явно не было. В машине ставлю The National*, слова песен – как пояснительный комментарий ко всему, что попадает в раму ветрового стекла («…соси лишь ты, хули там…»** на фоне цифрового табло, рекламирующего новый мультфильм студии «Пиксар»), и страх постепенно перерастает в немую ярость и, не найдя выхода, мутирует в ставшую привычной печаль. Стоя на светофоре, отчетливо вижу, как рука Дэниела опускается на талию Меган Рейнольде. Потом вижу блондинку на веранде. Мысль о ней затмевает все остальные.
* Бруклинская рок-группа, известная пронзительной лиричностью своих песен.
** Рассказчик ослышался. В действительности солист группы Мэтт Берингер поет: «…осилишь ты, хулиган…» Цитируется песня «Racing Like а Рro» с альбома «Воxеr» (2007).
* * *
– Ты знал про Меган Рейнольдс и Дэниела, – говорю. – Я их вчера увидел. Ты знал, что прошлым летом она была со мной. А теперь – с ним.
– Все знают, – говорит Джулиан рассеянно. – Делов-то.
– Я не знал, – говорю. – Все? В каком смысле?
– В том смысле, что и ты бы знал, если бы хотел.
Я перехожу к главному (ради чего, собственно, и сижу с ним сейчас в «Базаре»). Спрашиваю про Блэр. Он отвечает не сразу. Обычно открытое лицо вдруг делается непроницаемым.
– Ну, допустим, встречались, – произносит он наконец.
– Любовь или просто перепихнуться?
– Не «просто перепихнуться».
– Блэр не хочет, чтобы ты мне о чем-то рассказывал, – говорю. – Просила тебя избегать. Предостерегала.
– Блэр просила меня избегать? Предостерегала? – Он вздыхает. – Значит, все еще не простила.
– Чем же ты так ее обидел?
– А она не сказала? – спрашивает.
– Нет, – говорю. – Я не спросил. Джулиан бросает на меня отрывистый взгляд,
в котором мне чудится беспокойство.
– Я порвал с Блэр. Из-за другой. Не думал, что она так остро это воспримет.
– Что за другая?
– Актриса. Работает в ночном клубе на Ла-Сьенега.
– Трент знал о вас?
– Ему до фонаря, – говорит Джулиан. – Почему ты спрашиваешь?
– Потому что, когда я спал с Блэр, ему не было до фонаря, – говорю. – До сих пор остыть не может. Хотя, казалось бы, с каких дел? Сам-то тоже… не без маленьких слабостей.
– Как раз это легко объяснить.
– Да? Ну объясни.
– Блэр тебя любит.
Джулиан на миг замолкает, а потом говорит скороговоркой:
– Слушай, у них семья. Дети. Худо-бедно притерлись. Я не должен был туда лезть, но… не думал, что могу ее ранить. – Он умолкает, словно осекшись. – В конце концов, по-настоящему ее всегда ранил только ты.
И потом добавляет, помолчав:
– Один ты ее ранил.
– Да, – говорю, – в этот раз так ранил, что почти два года со мной не разговаривала.
– А моя история… Ну, как сказать? Банальная, что ли. Можно было без нервов. Запал на молоденькую и…
Тут Джулиан словно вспоминает о чем-то:
– Как, кстати, сегодня кастинг? Нашли парня?
– Откуда ты знаешь, что мы отбирали парней?
Джулиан называет имя одного из актеров, приходивших утром.
– Не думал, что ты тусуешься с двадцатиоднолетними.
– Я здесь живу, -говорит он. – И ему не двадцать один.
* * *
Подбрасываю Джулиана к его «ауди», запаркованной на стоянке рядом с Ферфакс-авеню. Мне снова надо на кастинг; он прощается, предлагая повторную встречу, и я понимаю, что не задал ни одного вопроса про его жизнь, хотя, по большому счету, зачем? Когда он хлопает дверцей, бросаю: