Отныне и вовек

«Узнаю!» — подумал он.
«Неужели?» — послышался ему отклик.
«Конечно! — воскликнул он, не произнося ни слова. — Я всегда надеялся тебя вспомнить».
«Ну, что ж, — сказали ее глаза, — будем друзьями. Возможно, в другом времени мы уже встречались».
— Нас ждут, — поторопила она вслух.
«Именно так, — подумал он, — нас с тобой вместе!»
И он заговорил:
— Как вас зовут?
«Можно подумать, ты не знаешь», — ответила она молча.
Это было имя женщины, умершей четыре тысячи лет назад; образ ее затерялся в египетских песках, а теперь, в летний полдень, появился снова, но уже в другой пустыне, где обветшал перрон и замолчали рельсы.
— Нефертити, — выговорил он. — Дивное имя. Означает «Прекрасная пришла».
— Надо же, — откликнулась она, — вы угадали.
— Когда мне было три года, меня повели смотреть сокровища Тутанхамона, — сообщил он. — Я разглядывал его золотую маску и воображал, что это мое лицо.
— Ну правильно, так и есть, — ответила она. — Просто вы никогда этого не замечали.
— Не верю своим ушам!
— Надо верить, тогда все сбудется. Есть хотите?
«Так хочу, что просто умираю», — подумал он, не сводя с нее глаз.
— Тогда вперед, — рассмеялась она, — пока не расхотелось.
И повела его на летний пир богов.
  
Глава 8
 
Столовая, как и веранда, была самой длинной из всех, что ему доводилось видеть.
Люди, до этого сидевшие на открытом воздухе, расположились теперь по обе стороны необъятного стола и уставились на Кардиффа и Неф, когда те появились на пороге.
В дальнем торце этого стола ждали два пустых стула, и, как только Кардифф и Неф сели, все пришло в движение: раздалось звяканье приборов, над скатертью поплыли блюда.
Салат был умопомрачительно вкусен, омлет таял во рту, а суп оказался бархатно-нежным. Из кухни доносились ароматы, обещавшие на десерт подлинную амброзию.
В полном изумлении Кардифф сказал сам себе: «Стоп, это уже перебор. Надо осмотреться».
Поднявшись со своего места, он направился через всю столовую в сторону кухни.
А в кухне его взгляду предстала смутно знакомая дверца в стене.
Кардифф уже знал, куда она ведет.
В кладовую.
Да не в какую-нибудь, а скорее всего, в кладовку его бабушки. Мыслимое ли дело?
Он шагнул вперед и толкнул дверцу, почти не сомневаясь, что бабушка уже хлопочет внутри, в этих дебрях изобилия, где висят бананы в леопардовых пятнышках, а под барханами сахарной пудры скрываются пончики. Где, уложенные в ведра, поблескивают боками яблоки, а персики похваляются теплым летним румянцем. Где ряд за рядом, полка за полкой, возносятся к вечно сумрачному потолку приправы и специи.
Его голос стал нараспев читать этикетки на баночках и мешочках — ни дать ни взять имена индийских князей и арабских кочевников.
Кардамон, анис, имбирь — чего только там не было. Кайенский перец, карри. А вдобавок еще корица, и паприка, и тимьян, и чистотел.
Просто песня, которую он будто бы начал во сне, а поутру завел сначала.
Раз за разом просмотрев все полки, он глубоко вздохнул и обернулся через плечо в полной уверенности, что теперь-то увидит знакомую фигуру, колдующую над кухонным столом, где готовится десерт для этого восхитительного раннего обеда.
Дородная немолодая женщина заливала пышный желтый бисквит темной шоколадной глазурью, и он подумал: стоит только позвать — и бабушка обернется, бросится к нему, поспешит обнять.
Но он не сказал ни слова — просто смотрел, как она управляется с работой, как сооружает напоследок шоколадную завитушку и передает готовый торт прислуге для подачи к столу.
Возвращаясь обратно к Неф, он почувствовал, что аппетит пропал, словно утоленный зрелищем съестных припасов, которых в кладовой было с избытком.
«Неф, — думал он, не сводя с нее глаз, — женщина из женщин, красавица из красавиц. Ты — как пшеничное поле, которое снова и снова писал Моне, пока оно не стало единственным. Ты — как церковь, повторенная точь-в-точь, раз за разом, и ставшая самой совершенной за всю историю зодчества. Ты — как наливное яблоко и легендарный апельсин Сезанна, которые не потускнеют никогда».
— Мистер Кардифф, — услышал он ее голос, — садитесь ешьте. Не заставляйте себя ждать. Я и так ждала слишком долго.
Он подошел вплотную, не в силах оторвать от нее глаз.
— Великий боже, — произнес он, — сколько же вам лет?
— А как по-вашему? — спросила она.
— Ума не приложу! — воскликнул он. — Вы появились на свет лет двадцать назад. Ну тридцать. Или позавчера.
— Совершенно верно.
— То есть как?
— Я ваша сестра, дочь и одноклассница, правда? Я — та девушка, которую вы пригласили на выпускной бал, но она предпочла другого.
— Это же мое личное. Все так и было. Как вы угадали?
— Я никогда не гадаю, — ответила она. — Я знаю. Самое главное — что вы наконец здесь.
— Вы как будто ожидали моего появления.
— Целую вечность, — был ее ответ.
— Но до вчерашнего дня у меня и в мыслях не было сюда ехать. Решение пришло во сне. Что-то подтолкнуло в самый последний момент. Я собрался написать повесть…
Она тихо рассмеялась:
— Неужели так и было? Как в наивном романе, сочиненном наивной домохозяйкой. Что вас подвигло выбрать Саммертон? Ведь не только название?
— Увидел открытку — кто-то, очевидно, купил ее, будучи у вас проездом.
— О, это, наверное, было очень давно.
— Вид города мне понравился — приятное местечко, где можно отдохнуть и подышать воздухом пустыни. Потом я решил посмотреть по карте, где это. И знаете что? Ни на одной карте не смог его отыскать.
— У нас даже поезд не останавливается.
— И сегодня не остановился, — подтвердил Кардифф. — Просто избавился от пары вещей — от меня и моего саквояжа.
— Путешествуете налегке.
— Так ведь мне только переночевать. А потом дождусь обратного поезда и запрыгну на ходу.
— Нет, — мягко возразила она, — так не должно быть.
— Мне надо вернуться домой и закончить повесть, — настаивал он.
— Ах да, — сказала она. — И что же вы напишете про этот город, которого никто не может найти?
Небо затянуло тучами, окна столовой потемнели, на лицо Кардиффа легла тень. У него на самом-то деле было два ответа, но произнести вслух он мог только один.
— Что городок очень милый, — промямлил он. — Что в наше время таких не бывает. Что люди должны это помнить и радоваться, что он есть. Но как вы узнали, что я приеду?
— Проснулась на рассвете, — отвечала она, — издалека услышала шум поезда. Ближе к полудню поезд был уже за горой: до меня долетел паровозный гудок.
— И вы ожидали человека по имени Кардифф?
— Кардифф? — удивилась она. — Был такой великан, давным-давно…  [4]
— Это газеты раздули историю. Обман.
— Значит, вы, — спросила она, — тоже обманщик?
Он не смог выдержать ее взгляда.
  
Глава 9
 
Когда он поднял глаза, стул, на котором сидела Неф, оказался пуст. Все постояльцы тоже разошлись из-за стола — вернулись к своим креслам-качалкам или, возможно, отправились вздремнуть.
— Как же так? — пробормотал он. — Эта женщина так молода — сколько ей лет? Она так стара — сколько же ей лет?
Внезапно до его локтя дотронулся Элиас Калпеппер:
— Не хочешь поехать на экскурсию по городу? Клод сейчас начинает вторую доставку свежего хлеба. Поднимайся!
Хлебная повозка приняла благоухающий груз. Десятка три-четыре хлебцев — с пылу с жару, в вощеных обертках с именами заказчиков — лежали аккуратными штабелями в пахнущем печкой кузове. А рядом высились коробки с кексами и тортами, заботливо перевязанные бечевкой.
Несколько раз втянув носом этот запах, Кардифф почувствовал себя так, будто объелся.
Калпеппер вручил ему небольшой сверток и нож.