Беатриче и Вергилий

— Люди просто заходят и покупают, что приглянулось?
— Иногда.
— Зверей доставляют охотники?
— Бывает.
— Понятно.
Хозяин был не силен в светской беседе. Генри присел на корточки, разглядывая волка. Пускай теперь старикан тужится, его очередь. В конце концов, я черт-те сколько пер пешком, думал Генри, а он сам просил о помощи. Я могу и молча смотреть. Волк, замерший в неудержимом беге, впечатлял: напружиненное тело, передние лапы вот-вот коснутся земли, задняя правая вытянута, а левая служит единственной опорой, что не лишает позу естественности. Еще один крупный волк стоял у стены: повернув голову, он с праздным любопытством что-то разглядывал вдали, олицетворяя собой полнейшее спокойствие.
— Может, расскажете о своем заведении? — не выдержал Генри.
Выбор темы был в точку, ибо таксидермист разразился речью:
— Наш ассортимент природно-исторический: шкуры, головы, рога, копыта, охотничьи трофеи, напольные ковры; изделия в любом виде — от головы до полного объема. Мы специализируемся не только в таксидермии, но и остеологии — изготавливаем черепа, кости, сочлененные скелеты. Мы также владеем техникой производства и необходимыми материалами для создания среды обитания, в которую заказчик желает поместить свой экземпляр — от ветки до самой сложной диорамы. Мы производим всевозможные заготовки для таксидермистов-любителей, желающих самостоятельно увековечить своего любимца. В перечне наших услуг изготовление украшений и мебели из частей животных. Мы предоставляем все необходимое для таксидермии — от краски для рыбьей чешуи и глаз всех размеров до всевозможных инструментов, набивок, игл, ниток и подставок, а также особых материалов для создания природно-исторических диорам. Принимаем спецзаказы на изготовление выставочных образцов млекопитающих, птиц, рыб, скелетов всех форм и размеров. Производим механических зайцев для собачьих бегов. Начиная с эмбриона, можем воспроизвести любой жизненный цикл — курицы, лягушки, бабочки; законсервируем подлинный экземпляр или, по вашему желанию, создадим его увеличенную гипсовую модель. Мы также создаем макеты существ, прерывающих жизненный цикл: блох, мух цеце, обычных мух, москитов и им подобных. Наша упаковка гарантирует благополучную доставку любого таксидермического изделия, которое можно купить, а также взять напрокат. Занимаемся починкой. Устраняем такие дефекты, как грязь, пыль, обесцвечивание, слом, усадка, щербины, прорехи, ветхость, разрывы, запавшие или выпавшие детали, а также повреждения от насекомых. Мы очищаем изделие от пыли — вечного врага таксидермиста. Зашиваем. Выскребаем и расчесываем. Пропитываем маслом рога, полируем клыки и бивни. Подкрашиваем и лачим рыб. Чиним и подновляем диорамы мест обитания. Не упускаем ни одной детали. Ручаемся за качество и по умеренной цене предоставляем послепродажное обслуживание изделий. Мы — солидная фирма, у которой длинный список довольных клиентов, от весьма въедливых частников до невероятно требовательных учреждений. Одним словом, мы — таксидер-мическое предприятие полного цикла.
Все это было произнесено на одном дыхании, легко, без всяких отвлекающих ужимок, словно заученный актерский монолог. Он бы пригодился нашей труппе, подумал Генри, заметив многократное использование местоимения «мы». Интересно, все эти королевские «мы изготавливаем, мы производим» — попытка мелкого предпринимателя выглядеть значительнее и скрыть облик одинокого старика, трудом зарабатывающего себе на хлеб?
— Круто. Дело процветает?
— Умирает. Таксидермия давно гибнет наравне с исходным материалом. Животные, кроме символической крохи одомашненных особей, никому не нужны. Настоящие дикие звери вымирают, если уже не вымерли.
Разглядывая лицо собеседника, Генри вслушался в его тон, и тут вдруг его осенило: в этом человеке нет ни капли юмора, ни грана веселости. Он серьезен и трезв, как микроскоп. Нервозность тотчас исчезла. Значит, так и надо с ним общаться — веско и важно. А как же пьеса? Да уж, разительный контраст между этим неулыбчивым верзилой и потешным диалогом о груше. Но порой творчество исходит из тайных глубин. Может, сочинительство забрано всю радость этого человека, оставив его иссушенным. Видимо, таков его публичный облик.
— Весьма печально. Вы явно любите свое дело.
Таксидермист промолчал. В порыве сочувствия Генри огляделся, решив, что должен что-нибудь купить. Ему глянулся утконос на дальней полке, но тот не продавался. Растопырив перепончатые лапы, странный зверек невысоко завис над подставкой, будто плыл по реке. Хотелось потрогать его нос, но Генри сдержался. В ряду скелетов выделялся череп под стеклянным колпаком. Насаженный на золоченый штырь, он выглядел священной реликвией. Яркая белизна костей и взгляд больших глазниц излучали некую мощь. В сопровождении Эразма Генри вернулся к началу склада.
— Любопытно, почем ваши тигры? — спросил он. Из ящика прилавка таксидермист достал тетрадь и пролистал ее страницы.
— Я уже сказал, что тигрица и детеныш от фирмы «Ван Инген и Ван Инген». Великолепные экземпляры, превосходная работа, вдобавок антиквариат. Вместе с самцом они стоят… — Он назвал сумму.
Генри мысленно присвистнул. Хоть без колес, в цене эти звери не уступали спортивной машине.
— А гепард?
Вновь сверка с тетрадью.
— Он продается за… — Таксидермист опять назвал цену.
Теперь стоимость двухколесного зверя — мощного обтекаемого мотоцикла.
Генри оглядел еще пару животных.
— Очаровательно. Я рад, что зашел, но не хочу вас больше обременять.
— Погодите.
Генри замер. Казалось, все звери тоже напряглись.
— Да?
— Мне нужна ваша помощь, — сказал таксидермист.
— Ах да, вы обмолвились в письме. Чем именно я могу помочь?
«Неужели сейчас поступит деловое предложение?» — подумал Генри. Время от времени он вкладывал небольшие суммы в предприятия, которые обычно прогорали. Что, теперь он инвестирует в таксидермический концерн? Заманчиво. Было бы недурно стакнуться со всем этим зверьем.
— Пройдемте в мою мастерскую. — Таксидермист указал на боковую дверь, из которой появился с книгой Генри. Жест выглядел несколько повелительным.
— Конечно. — Генри шагнул к двери.
Мастерская была меньше, но светлее склада. Из зарешеченного окошка над двойной дверью в торцевой стене лился дневной свет. Попахивало химикалиями. Генри огляделся, подмечая обстановку. Большая глубокая раковина. Полка с книгами. Тяжелые верстаки и прилавки. Таксидермические материалы: банки с химикалиями, пузырьки клея, ящик со штырями, большая коробка с ватином, мотки ниток и проволоки, объемистый пакет с глиной, доски и дощечки. На верстаках аккуратные ряды инструментов: скальпели, ножи и ножницы, клещи и пинцеты, коробочки с заклепками и гвоздями, молотки и киянки, пилы и ножовки, напильник, долото, струбцины, стеки и шпатели, кисточки. Со стены свисала цепь с крюком. На полу и стеллажах стояли чучела, но здесь их было гораздо меньше: одни пребывали в совершенно разобранном виде, являя собой груду шкуры или кучу перьев, другие переживали процесс создания. Округлому каркасу из дерева, проволоки и ватина предстояло стать крупной птицей. Но сейчас таксидермист трудился над головой оленя: сквозь беззубую, безъязыкую пасть и пустые глазницы проглядывала яркая желтизна фибергласо-вой основы; незаконченная работа выглядела жутковато и пока что смахивала на олений вариант Франкенштейна.
В углу напротив двери стояла конторка, заваленная ворохом бумаг, из которого выглядывали словарь и древняя электрическая пишущая машинка — новые технологии таксидермиста явно не интересовали. Усевшись на деревянный стул, он показал на табурет возле конторки:
— Прошу вас.
Генри сел. Не интересуясь, удобно ли гостю, таксидермист достал из ящика кассетный плеер и нажал кнопку перемотки. Зашуршала пленка, потом раздался щелчок, и кнопка выскочила обратно.
— Слушайте внимательно, — сказал таксидермист, нажав «воспроизведение».
Вначале было слышно одно шипенье старой пленки, тершейся об изношенную головку. Потом нарастающими волнами стал пробиваться иной звук — многоголосье тявканья и рычанья. Однако через пару секунд его подмял новый отчетливый вопль. Громкий и затяжной, этот ядреный вой забирался на верха и наконец достиг точки, в которой перешел в мощный рык, отдаленно напоминающий смачный зевок гиганта — Ним-рода, Титана или Геркулеса, потягивающегося со сна. Стон был мощный, нутряной. Ничего подобного Генри не слышал. Что выражал этот рык? Страх? Злобу? Тоску? Непонятно.