Осада, или Шахматы со смертью

— Я и сам, по правде сказать, не знаю, — отвечает моряк. — Я говорить не мастер и не любитель… И вот однако же, по причине, которую осознать не могу, чувствую надобность объясниться с вами.
— Со мной?
— С вами.
Лолита, еще не конца поборовшая прежнюю неловкость, теперь почти с облегчением чувствует прилив раздражения:
— Надобность? Объясниться? Со мной? Капитан, не много ли вы на себя берете?
Повисает молчание. Пепе Лобо теперь смотрит на нее задумчиво. Похоже, ему приходилось убивать людей, думает она внезапно. И, убивая, он смотрел на них этими вот кошачьими бесстрастными глазами.
— Не стану вам более докучать, — произносит он неожиданно. — Простите, что обеспокоил, донья Долорес… Или прикажете отнестись к вам: «сеньора Пальма»?
Напряженно выпрямившись, она постукивает сложенным веером по ладони, чтобы скрыть смятение. А смятение — оттого, что пришла в смятение. В ее-то годы! Она! Владелица фирмы «Пальма и сыновья».
— Относитесь как хотите. Только с уважением.
Капитан, отдав легкий поклон, делает шаг и, поравнявшись с ней, вдруг останавливается. Поворачивается вполоборота. Он все еще как будто раздумывает. Потом поднимает руку, как бы прося о перемирии.
— Во вторник ночью снимаемся с якоря. Если, конечно, ничего не стрясется, — говорит он едва ли не шепотом. — Может быть, вам любопытно будет побывать на «Кулебре»? Вместе с доном Эмилио и Мигелем, разумеется.
Лолита Пальма выдерживает его взгляд невозмутимо. Не шевельнув бровью.
— А что же, позвольте узнать, мне может быть любопытно? Я видела и не такие корабли.
— Но это ведь и ваш корабль. А моим людям полезно убедиться, что один из судовладельцев… как бы это сказать… женщина.
— Все равно не понимаю, зачем это нужно.
— Ну, это непросто объяснить… Скажем так никогда не угадаешь, что и когда в жизни пригодится.
— Я предпочитаю не знакомиться с вашими людьми.
Кажется, это «вашими» заставило корсара задуматься. Но в следующую минуту он пожал плечами и улыбается теперь рассеянно, словно находится уже не здесь, а где-то совсем в другом месте. Или по пути туда.
— Они не только мои, но и ваши. И могут сделать вас богатой.
— Вы все спутали, сеньор Лобо. Я и так богата.
Оставив корсара, она попрощалась с доном Эмилио и Мигелем, с Фернандесом Кучильеро, с Куррой Вильчес и кузеном Тоньо. Тот вызвался было проводить ее до дому, но Лолита не разрешила. Тебе здесь хорошо, а я живу в двух шагах. В вестибюле, покуда швейцар подавал ей плащ, она столкнулась с капитаном Вируэсом. Он тоже уходит: к рассвету должен быть в расположении, на Исла-де-Леоне. Вместе они спустились по ярко освещенной лестнице и оказались на улице. Прошли сквозь толпу зевак, сбежавшихся со всего квартала и стоящих у ворот, над которыми горят факелы. Лолита набросила на голову широкий капюшон черного бархатного плаща. Офицер, как положено, шагал слева от нее, надев шляпу, накинув на плечи шинель и взяв саблю под мышку. И по дороге Вируэс удивился, что его спутницу никто не провожает.
— Я живу в трех кварталах отсюда. И это — мой город…
Вечер тих и приятен. Немного свежо. Гулкий отзвук шагов летит вдоль прямых улиц по аккуратно пригнанным торцам мостовой. Несколько масляных плошек горят перед образом Пречистой Девы на перекрестке, и ночной сторож с фонарем и копьецом, узнав Лолиту Пальму и вглядевшись в мундир ее спутника, снимает шапку:
— Доброй ночи, донья Лолита.
— Спасибо, Педро. И тебе.
Капитан Вируэс показывает: вон оттуда, с террас Кадиса, можно будет завтра увидеть комету, которая в эти дни пересекает небо над Андалусией. Об этом только и разговоров. Невиданные бедствия, большие перемены возвещает ее появление, твердят те, кто якобы знает толк в небесных знамениях. Для таких пророчеств не нужно быть семи пядей во лбу. Всякому и так понятно — ближайшее будущее добра не сулит.
— Что там было на Гибралтаре?
— Простите?..
Наступает тишина. Слышен только звук шагов. Дом Лолиты Пальма уже близко, и она знает, что времени у нее немного.
— С Пепе Лобо, — уточняет она.
— А-а…
Проходят в молчании еще несколько шагов. Теперь Лолита идет медленнее, и Вируэс приноравливается к ней.
— Вы сказали, что вместе были там. Вы с ним. В плену.
— Были, — кивает капитан. — Меня взяли, когда британцы пошли на вылазку и захватили линию траншей, которую мы силились протянуть от башни Дьябло до форта Санта-Барбара. Я был ранен и отправлен в госпиталь в Пеньоне.
— Боже… Сильно?
— Да нет, не очень. — Капитан вытягивает левую руку параллельно земле и вертит кистью. — Вот видите, подлатали, грех жаловаться. Не было ни крупных обломков, ни нагноения, так что обошлось, не оттяпали. И через три недели в ожидании обмена военнопленными я уже гулял по Гибралтару, дав честное слово офицера, что не сбегу.
— И там познакомились с капитаном Лобо.
— Именно так.
Рассказ его весьма лаконичен: офицеры помирали с тоски, кормились от английских щедрот и тем немногим, что удавалось получить от своих, томились, ожидая, когда кончится война или договорятся обменять пленных и можно будет вернуться на родину. Тем не менее положение их было не в пример лучше, чем у рядовых солдат и моряков, которые сидели в тюрьмах и на понтонах и надеяться на обмен не могли. Среди двадцати примерно армейских и флотских офицеров, давших слово не убегать и потому пользовавшихся свободой передвижения, были и капитаны захваченных корсарских кораблей. В число сих последних мог попасть далеко не каждый, но лишь те, кто обладал капитанским патентом на право управления судном такого-то водоизмещения и тоннажа. Таковых в Гибралтаре обреталось двое или трое. И один из них был Пепе Лобо. Держался он особняком, с офицерами дружбу не водил. Зато во всех припортовых кабаках был свой человек и дорогой гость.
— Женщины известного пошиба и прочее? — вскользь осведомилась Лолита.
— Ну, более или менее… Общество малопочтенное.
— Но отвратителен он вам не поэтому?
— Я не говорил, что он мне отвратителен.
— Ваша правда. Не говорили. Скажем так вы его недолюбливаете. Или презираете.
— Есть на то причины.
Вот и улица Балуарте. Неподалеку от своего дома Лолита опустила ладонь на руку капитана. Недомолвки оставлены.
— Не отпущу вас, пока не узнаю, что там было на Гибралтаре между вами и капитаном Лобо.
— Почему вас так интересует этот субъект?
— Он работает на моих компаньонов. Ну и в определенном смысле — на меня.
— А-а, понимаю.
Вируэс сделал несколько шагов, в задумчивости глядя себе под ноги. Поднял голову:
— Да ничего между нами не было. Мы и виделись-то лишь изредка… Говорю же — он избегал нашего общества. Да собственно говоря, и не принадлежал к нему.
— Он ведь бежал, не так ли?
Капитан не отвечал. И только сделал какое-то неопределенное движение. Словно бы с досадой. Лолита заключила, что он не считает возможным говорить о ком-то за глаза. И тем более — пускаться в подробности.
— Бежал, несмотря на свое честное слово… — протянула она задумчиво.
Помолчав еще немного, Вируэс все же заговорил. Да, Пепе Лобо в самом деле дал слово. И получил возможность свободно разгуливать по Пеньону, как и все остальные. И возможностью этой воспользовался. Выбрав безлунную ночь, он и двое из его команды, вместе с каторжниками работавшие в порту, подкупили конвойных, из которых один, мальтиец родом, бежал вместе с ними, вплавь добрались до стоявшей на якоре тартаны, подняли парус, благо задувал сильный попутный левантинец, и добрались до испанского побережья.
— Некрасиво, — высказалась Лолита Пальма. — Давши слово, как говорится… Представляю, как вам это было неприятно…
— Дело не только в этом. При побеге один человек погиб, другой был ранен. Солдата, стоявшего в карауле вместе с этим мальтийцем, они убили. Зарезали. А вахтенному матросу на тартане проломили голову, а потом сбросили его в воду… Неудивительно, что после такого всех нас, гулявших на свободе, британцы заперли в Муриш-Касл.  [26]И я просидел под замком семь недель, пока не обменяли.