Осада, или Шахматы со смертью

— Но теперь-то вы вполне платежеспособны.
Снова ярко-белая полоска улыбки пересекает бронзовое лицо.
— Ну да… В сущности… Однако наперед ведь никогда не узнаешь, чего ждать. От моря, да и от жизни вообще. Обе — такие твари… — Он машинально подносит палец к шляпе. — Извините за грубое слово.
— Дон Эмилио сказал, будто вы положили все свои деньги на счет.
— Положил. И он, и сын его — люди порядочные. Дают хороший процент.
— У меня к вам личный вопрос… Вы позволите?
— Ну разумеется.
— Зачем вы ходите в море?
Пепе Лобо отвечает не сразу. Можно подумать, берет время на обдумывание.
— По необходимости, сеньора. Как и почти все, кого я знаю. Ради собственного удовольствия по морям будет болтаться только дурак.
— А я, случись мне родиться мужчиной, была бы, вероятно, в их числе.
Лолита произносит эти слова, не замедляя шагов и глядя прямо перед собой. Но чувствует, что Пепе Лобо смотрит на нее пристально. Когда же она поворачивает к нему голову, замечает у него в глазах еще не погасшие искры удивления.
— Странная вы женщина, сеньора, если позволено мне будет заметить…
— Отчего ж не будет?
На углу улицы Карне, возле церкви Росарио, кучка местных жителей и прохожих горячо спорит перед наклеенной на стену афишкой. Это бюллетень Регенства о ходе боевых действий — о поражении генерала Блейка в графстве Ньебла, о сдаче французам Таррагоны. Рядом с официальным бюллетенем висит другой — анонимный, где очень хлестко и язвительно объясняется: каталанский город капитулировал потому, что английский генерал Грэм вовремя не пришел на выручку гарнизону. Если не считать Кадиса, по-прежнему неприступного в кольце своих крепостных стен и пушек, новости со всего Полуострова самые скверные: генералы не знают своего дела, дисциплина — из рук вон, британцы действуют, как им заблагорассудится, и не вдруг поймешь, где отряды повстанцев-геррильеров, где — разбойничьи банды. От поражения к поражению, как острит злоязычный кузен Тоньо, и — к окончательной победе! Все как-то шиворот-навыворот…
— Капитан, а известно ли вам, что репутация у вас — так себе? Я имею в виду не то, насколько вы сведущи в морском деле и профессии судоводителя.
Наступает продолжительное молчание. Шагов двадцать, до самой площади Сан-Агустин проходят они, не произнося ни слова. Лолита спрашивает себя, ради чего и какого черта решилась вдруг ляпнуть такое. И по какому праву. Не узнаю, думает она, эту дуру, что вздумала говорить моими устами. С чего бы дерзить так бессовестно человеку, который не сделал мне ничего дурного… я и видела-то его несколько раз в жизни. Несколько минут спустя, у самой книжкой лавки Сальседо, она резко останавливается. Смотрит Пепе Лобо прямо в глаза, в упор. Решительно и уверенно.
— Кое-кто утверждает, что вы — не кабальеро.
Забавно, но ни замешательства, ни обиды ее слова не вызывают. Капитан неподвижен, сверток с «Naval Gazetteer» прижат к груди. Лицо его спокойно по-прежнему, но теперь улыбки на нем нет.
— Что ж, правильно говорят, кто бы это ни был. Я в самом деле — не кабальеро. И не тщусь им стать.
Ни бахвальства, ни вызова, ни сожаления. Сказано очень естественно. И глаза не отводит. Лолита слегка склоняет голову набок. Оценивающе.
— Такое редко услышишь. Всякий желает не стать, так прослыть истинным кабальеро.
— Ну вот видите — значит, не все.
— Какая бравада… Или тут что-то другое?
Быстрый взмах ресниц. Слово «бравада» удивило его. Может быть, он вообще не знает, что оно значит, спрашивает себя Лолита. Может быть, это никакая не бравада и не цинизм, а он и не думает притворяться? Ведет себя как привык как вел всегда, всю жизнь, столь не похожую на жизнь Лолиты Пальмы. Но вот на губах у него вновь заиграла улыбка. Мягкая и задумчивая.
— В моем положении есть свои преимущества, — говорит Пепе Лобо. — Времена теперь не те, чтоб провозглашать: «Ваш выстрел — первый».  [34]Этим сыт не будешь. Уж лучше червивые сухари, прогорклая солонина и разведенное вино, как на корабле.
Он замолкает, озирается, охватывая взглядом двери в церковь под изваянием святого, голубей, копошащихся на мостовой, открытые книжные лавки Сальседо, а чуть поодаль — Орталя, Мургии и Наварро с выставленными на улицу лотками. Капитан созерцает все это с безразличным видом — так, словно мимо шел и смотрит со стороны.
— Было приятно поговорить с вами, сеньора.
В его словах не чувствуется злой насмешки. И это удивляет Лолиту.
— Что ж тут приятного? Уж наверно, не то, что я вам сказала. Боюсь, что…
— Дело не в том, что вы сказали.
Лолита с трудом подавляет желание развернуть веер и обмахнуться. Да не слегка, а как следует.
— Может быть…
Это произносит корсар. Но тотчас замолкает. Снова пауза, но на этот раз — недолгая.
— Я полагаю, капитан, вам пора следовать своим путем.
Пепе Лобо кивает. Рассеянно или, скорее, машинально, будто думая о чем-то постороннем.
— Да, конечно.
Потом, прикоснувшись к шляпе и пробормотав «с вашего позволения», изъявляет намерение удалиться. Лолита все же раскрывает веер. Пепе Лобо, уже собираясь сделать шаг, вдруг устремляет пристальный взгляд на верхнюю его часть, расписанную от руки. Лолита, проследив направление его взгляда, поясняет:
— Это «драконово дерево». Есть такое экзотическое растение… Не приходилось видеть?
Капитан, как будто не расслышав, стоит неподвижно, склонив голову к плечу.
— В Кадисе, — добавляет Лолита, — есть два уникальных экземпляра. Dracaena dracoназывается.
«Вы издеваетесь?» — говорят глаза капитана. Наблюдая, как меняет выражение его лицо, где растерянность борется с любопытством, Лолита получает тайное удовольствие от того, что затаскивает Пепе Лобо в мир, ему доселе неведомый.
— Один — в патио церкви Сан-Франсиско, неподалеку от моего дома… Я иногда захожу полюбоваться на него и как будто навещаю старого друга.
— И что же вы там делаете?
— Сажусь на скамейку перед ним и смотрю. И думаю.
Пепе Лобо, не сводя с нее глаз, перекладывает сверток в другую руку. Причем делает это так долго, словно одновременно вглядывается в некое таинственное явление, силясь отгадать его смысл. И Лолита с удовольствием сознает, что этот пытливый взгляд ей приятен. Она уже вновь вполне овладела собой, мысли больше не разбредаются, и язык послушен. Успокоилась. Ей хочется улыбнуться, но она сдерживается. Без улыбки все пройдет лучше.
— Вы и в растениях разбираетесь? — спрашивает он наконец.
— Да, немного. Увлекаюсь ботаникой.
— Ботаникой… — еле слышно повторяет капитан.
— Да. Ботаникой.
Кошачьи глаза с явным интересом ловят ее взгляд.
— Я как-то раз… — осторожно, словно бы с опаской, говорит он, — участвовал в ботанической экспедиции.
— Да что вы?
Капитан кивает, явно довольный тем, что на лице хозяйки проступило удивление. Мягко улыбается:
— В восемьдесят восьмом году был вторым штурманом на судне, которое везло экспедицию назад, в Испанию… Со всеми их горшками, кадками, семенами, отростками и прочим. И так забавно получается… Знаете, как назывался корабль?
Лолита с непритворной радостью хлопает в ладоши:
— Вы говорите, дело было в восемьдесят восьмом? Знаю, конечно! «Дракон»! Почти как это дерево!
— Ну вот видите… — Корсар улыбается шире. — Мир удивительно тесен.
Лолита все никак не отойдет от удивления. В самом деле… дракон и драконово дерево… бывают же такие совпадения… да, вот как в жизни-то бывает…
— Не могу поверить… Просто невероятно! Двадцать три года назад вы везли из Кальяо дона Иполито Руиса!
— Ну да. Я, по правде сказать, не помню, как звали тех сеньоров. Но вам, без сомнения, видней.
— Ну еще бы! Экспедиция в Чили и Перу была важнейшим делом: эти растения сейчас в Мадридском ботаническом саду. А у меня есть несколько книг дона Иполито и его коллеги Павона… И там упоминается название корабля!