Фан-клуб

Ливингстон поднял глаза от папки.
— Привет, Гейл. — Он повернулся к Йосту. — Мистер Йост, познакомьтесь с моей старшей дочерью — Гейл Ливингстон.
Йост неуклюже поднялся на ноги:
— Рад познакомиться, мисс Ливингстон.
— Привет, — небрежно обронила она и шагнула к дивану. — Отец, если не возражаешь, я бы хотела поговорить с тобой о важном деле. Наедине.
— Возражаю, — ответил Ливингстон. — Я уверен, что любое важное дело может подождать пятнадцать-двадцать минут. Ты видишь, я занят с мистером Йостом. Как только мы закончим, я уделю тебе время. Так что подожди.
— Хорошо, — раздраженно согласилась она. — Я подожду здесь.
— Жди где хочешь, только не мешай нам.
Ливингстон жестом пригласил Йоста садиться и вернулся к изучению содержимого папки.
Йост сел. Глаза его как магнитом притягивало к девушке.
Она стояла футах в десяти от него, держа ладони на бедрах и сердито уставясь на родителей. Чертовски избалована, решил Йост, но какая фигура! На ней была почти прозрачная белая шелковая блузка, полурасстегнутая спереди. Лифчик отсутствовал. Соски целили сквозь материю прямо в него. Ноги прикрывала плиссированная теннисная юбка, короче «мини». Глаза его задержались на родинке на ее широком загорелом бедре.
Девушка зашагала и ее груди свободно заколыхались под блузкой. Она подошла к парному креслу напротив Йоста, с вызовом плюхнулась в него и, раздвинув колени, задрала ноги на краешек кофейного столика.
Взгляд Йоста то и дело устремлялся к тому, что виднелось меж ее раздвинутых ног. Нагие, крупные ляжки вели к крошечным трусикам-бикини и небольшому холмику над пахом.
Во рту и в горле у него пересохло, руки он положил на колени, чтобы никто не заметил того, что начало с ним происходить. Давно уже его не возбуждала так ни одна девушка или женщина. Ему слишком досаждали служебные стрессы, сведение концов с концами, проблемы с детьми и с Элинор, чтобы оставалось хоть немного времени на такие мысли и чувства. Не считая того случая в Лантерн-баре, когда он следил вместе с прочими шизиками за Шэрон Филдс на телеэкране.
Но эта Гейл сидела прямо перед ним. Хоть протяни руку и дотронься.
Он поднял взгляд на лицо девушки, чтобы увидеть, понимает ли она, что с ним делает. Девушка даже не смотрела на него, а по-прежнему сердито глазела на родителей.
Ее лицо, надутый ротик, гнездышко между ног, — все это сводило с ума. Он на миг зажмурился и вот — полоска материи у нее меж ног сорвана, юбка и блузка сброшены и он уже на ней, сам не свой…
Эх, давненько его не навещали подобные мечты. Но если как следует поразмыслить, все дело как раз в них. А вовсе не в скучной чепухе со страховками, бизнесом и деньгами. Мы родились, чтобы развлекаться, а он забыл об этом, подавил в себе главное желание и потому внезапное напоминание о насущном потрясло его. Открыв глаза, он с отчаянием осознал пропасть, разделяющую то, чем он был, и того, кем хотел быть.
Задумавшись, он старался не смотреть на Гейл. Он попытался сосредоточиться на Элинор и вернуться к началу. Он все же заполучил Элинор, и это кое-что значило. Четырнадцать лет назад, когда он женился на ней, она его очень волновала. Впрочем, сейчас трудно представить, каким был он и какой была она. Он усиленно вспоминал: высокая юная девушка, маленькие, спелые груди, красивые, длинные ноги. И он, в ореоле футбольного героя, обожаемого ею. Он жаждал ее, женился на ней в Лас-Вегасе и заставил бросить работу в рекламном агентстве, чтобы быть доступной для него все время, дать ему настоящий дом и, наконец, нескольких детей.
Отношения у них складывались прекрасно пять, шесть, даже семь лет. Но что случилось потом? Вероятно, то, что всегда происходит с женатыми людьми. Слишком много однообразия, слишком много близости, когда слабости и недостатки каждого становятся виднее, а стремление доставить друг другу радость и страсть переходит в товарищеские отношения. Разумеется, он все еще любил ее, но все же сказывались многолетние трения и супружеская усталость. Она — вымотана детьми, домом, бюджетом, он — работой, сверхурочной работой, избытком работы и разочарованием в своей способности достичь по-настоящему надежного положения.
Но он говорил себе, что так бывает со всеми, не считая привилегированного, богатого или знаменитого меньшинства.
Поэтому, принимая в расчет однообразие, достигаемое ходом времени и близостью в совместной жизни, эта Гейл, что перед ним, стала бы второй Элинор и акт, вызывающий в нем сейчас вожделение, превратился бы через несколько лет просто в долгий разговор.
Сделав эти умозаключения, он почувствовал, что сможет теперь взглянуть на Гейл без прежнего волнения и возбуждения.
Он поднял голову и уставился на нее. Вот она, с высоко поднятыми и раздвинутыми ногами и дразнящей полоской трусиков. Сердце его заколотилось. Забудь Элинор. Забудь, что Гейл превратится в Элинор. Воспринимай ее такой, какова она сейчас, вместе с ее достоинствами. Он хотел ее, хотел провести ночь с ней либо с более-менее точным ее подобием. Как жаль, что миновали времена регулярных симпозиумов, когда в номера участников в лучших гостиницах по мановению руки поднимались шикарные шлюхи.
Следующего симпозиума ждать слишком долго, можно и совсем не дождаться. А эта девчонка, Гейл, явно необузданное создание. Кажется, она знает, что делает с ним, абсолютным незнакомцем, дразня его и напрашиваясь.
Вдруг Йосту показалось важным внушить ей, что он разгадал ее намеки, представиться ей и дать понять, что она в его лице получит. К черту Ливингстонов и этот паршивый, нудный полис. Он хотел бы поработать С Гейл. Она должна узнать, что Говард Йост — нечто большее, нежели жалкий страховой агент. Он был звездой, о нем кричали заголовки, причем давно, еще до ее рождения.
Он посмотрел на Ливингстонов. Они все еще изучали рекламную папку. Что ж, он притворится, будто обращается к ним, но слова его будут предназначаться их дочери. Пусть она узнает, кто такой Йост, а он проследит за ее реакцией. Дальше он сыграет по обстоятельствам.
— Между прочим, — начал Йост, говоря куда-то в пространство между Ливингстонами и Гейл, — я сидел и думал о тех временах, когда учился в колледже, не слишком много лет назад. Это было в Калифорнийском университете, в Беркли. Тогда я и не думал о том, что когда-нибудь буду выписывать страховые полисы. Я всегда полагал, что стану… — он помедлил. Кем хотела бы видеть его Гейл?.. Газетным репортером или телекомментатором, не иначе.
Он скромно улыбнулся. Супруги Ливингстон отрешенно взглянули на него, кивнули и возобновили чтение. Пока что он не позволит себе посмотреть, заинтересовалась ли его словами Гейл. Он торопливо продолжал:
— Но случилось так, что моей судьбой распорядился мой гипофиз. Я был здоровяком. Высоким, сильным и мускулистым. Поэтому мои приятели и знакомые девушки уговорили меня вступить в футбольную команду. Я добился удачи, потому что обладал природным талантом к игре. Стал левым полузащитником. К моему выпускному году — должно быть, вы об этом читали — я был вторым капитаном команды «Розовый Кубок» и спортивные комментаторы страны избрали меня во Всеамериканскую команду. Впрочем, все былые однокашники, добившиеся успеха, горели желанием заполучить меня в свой бизнес; одним из них оказался служащий страховой компании «Вечная жизнь», и он…
— Отец! — перебила Гейл, нетерпеливо вскакивая с кресла. — Долго это будет продолжаться? У меня осталось десять минут, прежде чем позвонить…
— Придержи язык и не перебивай нас, — строго приказал Ливингстон. — Это займет ровно столько времени, сколько я посчитаю нужным.
Нарочито сердито девушка хлопнула за собой дверью. В эту минуту Йост понял, что она совершенно не принимала его во внимание. Для нее он был не более интересен, чем ржавый, старый трофей.
— Одну минутку, миссис Ливингстон, — не выдержал он, теряя интерес к дальнейшему обсуждению страховой программы. Продажа полиса не решит важных проблем, тем более не избавит его от депрессии и бурлящих в нем чувств. Продать полис — все равно что попытаться залатать лопнувшую мечту пластырем. Он повернулся к Ливингстонам, со значением показывая на свои вычурные серебряные часы. — Я и не знал, что уже так поздно. Пожалуй, мне следует уйти, чтобы вы смогли поговорить с дочерью и пообедать. Программа, о которой я говорил, расписана достаточно подробно. Я должен дать вам время разобраться в ней и обсудить.