Дороги на Ларедо

Брукшир и сам чувствовал себя в новом облачении стесненно, но, как только они выехали из Сан-Антонио, он обнаружил, что внешний вид доставляет ему не самое большое беспокойство. Новая шляпа была в несколько раз тяжелее его старой любимицы. Она стала таковой, как только он примерил новую, которая не только была тяжелой, но и до боли сжимала ему голову. Дело с головой довершала жара, а с ногами — ботинки.
— Они ведь жмут, — пожаловался Брукшир, но капитан взглянул на него так, словно не имел представления, о чем толкует Брукшир. У капитана ботинки, очевидно, не жали.
К удивлению и неудовольствию Брукшира, сидеть на Дохе для него было все равно что на пиле. Лошадь оказалась слишком тощей, а седло узким и жестким. Голова болела, ботинки жали, и у него все время было такое ощущение, что еще несколько миль езды верхом — и он окажется распиленным надвое. Но ни одно из этих неудобств не тревожило Брукшира так, как вид местности, по которой они ехали. Он даже не представлял себе, что в Америке может существовать такая блеклая и неприветливая местность. Земля была усыпана приземистыми кактусами. Всюду рос густой и колючий кустарник — чапараль, переплетенный не менее колючим мескитом. Несколько раз им попадались гремучие змеи, издававшие угрожающий звон. До вечера было еще далеко, а Брукшир уже устал. Но поглядывая на проползавшую под ним землю, он не мог даже вообразить, где и как они здесь найдут ночлег. Единственное, что не страшило его, так это опасность продрогнуть. Небо совсем не походило на то, что было в его родных местах. Оно было огромным и, вместо голубизны, отливало белизной. Однако делали его белесым не облака, а невыносимый зной.
Капитана не устраивало поведение одного из мулов, который оказался не в меру игривым. Он так резвился, что Каллу в конце концов пришлось спешиться и надежнее закрепить поклажу.
— А змеи ползают по ночам? — спросил Брукшир.
— Только когда охотятся, — ответил Калл. — Я жалею, что выбрал этого мула.
Мул, словно раздосадованный нелицеприятным отзывом о себе, попытался укусить Калла, который шлепнул его перчаткой по носу.
— Будет, пожалуй, лучше, если я заменю его в Ларедо, — решил Калл. — Хорошо хоть Бол успокоился. С ним всегда так во время поездок.
Старик-мексиканец действительно стал намного спокойнее. Время от времени он что-то бормотал по-испански, предаваясь воспоминаниям и испытывая радость от езды на муле.
Брукшир обнаружил, что, несмотря на многочисленные неудобства и предстоящую бессонную ночь, он был не совсем разочарован в путешествии. К одежде просто надо было привыкнуть, как и к ботинкам тоже. Правда, потел он так сильно, что Кэти, наверное, развелась бы с ним, если бы обнаружила в нем такие запасы пота.
И все же это было первое в его жизни приключение, если не считать войны, но тогда он был слишком молод и напуган, чтобы получать от нее удовольствие.
И вот теперь, оставив позади Сан-Антонио, он отправился к мексиканской границе вместе со знаменитым капитаном Каллом на поиски опасного бандита Джо Гарзы. Несмотря на неудобства, поездка обещает быть интересной. Тем более что в его распоряжении имелись целых четыре ствола, и все они были заряжены. Он был предоставлен самому себе на Диком Западе — самому себе, если не считать капитана Калла. Пусть попробует теперь полковник Терри разыскать его и наорать. Он не сможет сделать этого даже с помощью телеграммы, а если и сможет, то не скоро. Капитан говорил, что до Ларедо три дня пути. Брукшир считал, что к тому времени, когда они доберутся туда, он окончательно созреет как наездник и, возможно, как стрелок.
В ту ночь он спал на удивление крепко, так крепко, что вряд ли почувствовал бы змею, случись ей заползти на него. На завтрак у них был только кофе. Между тем капитан посоветовал Брукширу получше познакомиться с оружием, попробовав зарядить и разрядить его несколько раз, чтобы изучить работу всех механизмов. Пока капитан готовил кофе, Брукшир занимался именно этим. Самым простым в этом отношении оказался дробовик восьмого калибра. Надо было только согнуть его и вставить в стволы два огромных патрона.
— Если вдруг придется стрелять, держите его что есть мочи, — заметил капитан. — Сомневаюсь, что какой-нибудь из этих мулов может лягнуть вас с такой же силой, как это ружье.
— Не думаю, что мне придется стрелять из него, — ответил Брукшир.
И действительно, у него не было намерений пускать его в ход, если только не случится чего-то очень серьезного. Он уже собрался было разрядить ружье и убрать боеприпасы в патронташ, как к нему неожиданно подскочил старый Боливар, вырвал дробовик и выпустил оба заряда по ближайшему мулу. Отдача и вправду оказалась столь сильной, что старик хлопнулся на спину, перелетев через лежавшее под ногами седло, и уронил ружье. Мул с вырванным желудком тут же испустил дух, даже не успев дрыгнуть ногами.
— Проклятье, он застрелил не того мула! — воскликнул Калл. — Это был хороший мул. — Он был зол на себя за то, что невнимательно следил за стариком, у которого по утрам всегда разыгрывалось воображение.
— Индейцы! — выкрикнул Бол, вскакивая на ноги.
Калл схватил дробовик.
— Никаких индейцев, Бол, это всего лишь мулы, — в голосе Калла прозвучала жалость. Что могло так травмировать мозг старика, удивлялся он, чтобы тот стал путать мулов с индейцами? Скоро и сам он станет старым, если останется жив. Неужели и для него настанет такое утро, когда он не сможет отличить коричневого мула от коричневого индейца?
— Эта поклажа будет дополнительной нагрузкой на остальных, пока не доберемся до границы и не найдем замену этой животине, — решил капитан, поделив груз между своей лошадью, оставшимся мулом и гнедым доходягой.
Вид убитого мула с вырванным боком отбил у Брукшира охоту пить кофе. На войне он видел много убитых лошадей и мулов, но это было совсем давно.
— Сколько вы отдали за мула, капитан? — спросил он, когда они садились на лошадей. Бухгалтерская книга учета лежала в его седельной сумке, и он хотел внести в нее потерянное имущество, пока не забыл.
— Сорок пять долларов, — ответил Калл.
— Сделаю запись — я же бухгалтер, — пояснил Брукшир. — Мне следовало записать все это еще вчера, но я привыкал к новой одежде и забыл о своих обязанностях.
— Один приличный мул и два патрона к дробовику. Если ваш босс такой скряга, то лучше указать и патроны.
  
7
 
Джо Гарза впервые отправился в Кроу-Таун когда ему было семнадцать. Ковбой, допившийся до того, что забыл, по какую сторону от границы находится, пристал к Марии прямо посреди Охинаги. Когда Мария попыталась отвязаться от него, ковбой расстегнул штаны и продемонстрировал свое мужское достоинство. Джо стоял перед их домом, всего в нескольких ярдах от происходившего. Он был согласен с гринго в том, что его мать шлюха. А чем еще можно было объяснить ее четверых мужей? Но ему хотелось убить техасца, который был прямо под рукой. Джо сунул за пояс пистолет, прошел мимо Марии, спешившей с опущенными глазами к дому, и остановился возле ковбоя, который пытался застегнуть штаны. Ни слова не говоря, приставил к его лицу пистолет и снес ему полчерепа. Ковбой был настолько пьян, что даже не понял, что с ним произошло. Но Мария поняла. На нее уже тогда пахнуло смертью, когда Джо шел мимо. Он улыбался, но не ей. Она знала, что сын не любит ее. Улыбку у него вызывала смерть, которая вот-вот должна была наступить от его руки. Вскоре улыбка Джо станет частью легенды, которая будет ходить среди гринго: Джо Гарза всегда улыбается, перед тем как убить.
Мария дала Джо свою лошадь и заставила его уехать. Она знала, что гринго вернутся, чтобы убить сына. Он должен был скрыться. Она не обольщалась тем, что он убил ковбоя из-за нее. Джо ничего не делал для других. Он делал все только для себя. Для него неважно было, что ковбой оскорбил его мать. Просто ему в тот момент захотелось убить именно того человека.
Когда с ранчо, где работал убитый ковбой, приехали его напарники, они вначале избили ее арканом, а затем притворились, что собираются повесить на той же веревке. Разыграв повешение, они опять избили ее. Марии хотелось молчать, но они жаждали увидеть ее слезы, и она плакала. Только ради того, чтобы доставить удовольствие тем, кто ее бил. Ибо рассчитывать на то, что она расскажет, где искать Джо, им не приходилось.