Река Снов

 Пришлось сдать оружие. Меня повели в кабинет, где заседал поручик в черном мундире, а рядом пристроился и мой коллега тоже в мундире этого цвета. Их интересовало, кто я такой и что я делал в местах, где замечены пираты. Документы я предъявил и назвался тоже. Желание ответить на их вопросы высказал, но вот от проверки моих ответов магически отказался наотрез. Объяснил это тем, что мне нечего скрывать, но во время путешествия по Самарской Луке подвергся воздействию магического артефакта большой силы, вследствие чего близок к магическому истощению, отчего и против дополнительных магических воздействий. Ибо не уверен, не повредит ли это мне, и попросил подтвердить коллегу, насколько это опасно. Тот проворчал в бороду, что и впрямь возможно ухудшение.
 Я приободрился и привлек внимание подпоручика–колдуна к своей ауре–пусть глянет и определит, насколько опасно мне усугублять магическое истощение. Он опять что–то пробурчал . Далее я продолжил в том же смысле, что при магическом воздействии я рискую утратить свои способности, которые меня всю жизнь кормили, что равносильно инвалидности от удара по голове, скажем. Поэтому они могут определять правдивость на слух, следить за моей аурой визуально, использовать методику 'серебряная струя', пускать кораблик в чашу со ртутью, но только пассивно следить за мной. Активное воздействие Силою — никак нельзя.
 Коллега про 'серебряную струю' не знал. Что не удивительно, ибо я ее только что придумал. Ртути у него тоже в досягаемости не было, так что осталось ему только следить за аурой. Хе–хе.
 Одержав тактическую победу путем охмурения, я еще раз выразил согласие отвечать на вопросы. А интересовало их все. Из чего я заключил, что ничего особенного они мне предъявить не могут и ждут, когда я проболтаюсь о чем–либо. Значит, надо следить за языком (хоть штатный колдун и побежден) и говорить покороче и подвусмысленнее, чтоб можно было вывернуться на этом.
 Хоть я ничего противозаконного не совершал, но беседа с ними мне активно не нравилась. Оттого я хотел ее закончить в кратчайший срок и более к ней не возвращаться. Контрразведки — это такие организации, что лучше с ними вообще не связываться, а связавшись, побыстрее свалить из их сферы досягаемости. Воображаю, каково полуэльфам переступать порог подобных заведений и ощущать, как взгляд допрошающего на уши их наводится. Ибо хоть ты и не являешься явным врагом государства, но уши–то у тебя вражеские. Кстати. надо будет поспрашивать в Академии–есть ли разница в наследовании эльфийских признаков полуэльфом в зависимости от того, кто у него отец–эльф или пришлый?
 Хотя если будет мобилизация, надену и я такой мундир и буду насквозь всяких подозрительных типов взглядом протыкать. А может, еще худшее увидеть или сделать придется в порядке исполнения священного долга. Эх–ма…
 И стал я рассказывать про вещие сны, которые все повторялись и повторялись, и из которых я уяснил, что должен прибыть на Самарскую Луку, отыскать там некий опасный магический артефакт и его обезвредить, ибо он способен превратить Луку в еще одно Дурное Болото ,а то и хуже. Вещие сны я посчитал ниспосланными Акером и Мардогом, тем более, что в храме Мардога со мною произошла такая вот коллизия. И я описал тамошнее приключение.
 Прибыв в Самару, я поклонился могилам родных, ибо рассчитывал, что эпопея может и плохо кончится, и, наняв местного проводника, двинулся к предполагаемому месту пребывания артефакта. Там его не оказалось, но я получил новое послание, что он таится под горою в каменных пещерах поблизости от Чаши Слез. Я туда последовал (про подрыв решетки промолчал), и блуждал там длительное время и чуть не умер там от упадка сил. Но таки смог найти выход. Артефакт я не смог обнаружить, ибо попал на целое поле порталов ,которые гоняли меня то туда то сюда, в прошлое, а может, и в будущее, поэтому, я возможно, не смог попасть в нужный. Или не понял, что он рядом. НУ и рассказал про разные страсти в подземелье. При этом я не забывал ссылаться на всех, кто меня мог видеть раньше. И на регистрацию своих действий в разных бумагах.
 Филактерия упомянута не была. Я придерживался мысли, что про это никому пока говорить не надо. Тем более, я все же не был полностью уверен, что филактерии конец. Но надеялся вскоре получить известие об этом…
 Эта часть повествования их особенно не заинтересовала, разве что пару раз уточнили, реально ли было все мною виденное или нет. На что я ответил, что не уверен. Ибо от недостатка пищи ,воды и сна периодически впадал в какое–то странное состояние и не мог бы точно сказать, истинно ли видел все или мне это казалось. Вот так–и попробуй опровергни.
 Гораздо больший их интерес вызвали мои перемещения по Самаре и Федоровскому перед движением навстречу филактерии. Оттого я укрепился в мысли, что меня ни в чем конкретном не подозревают. Вот я и рассказывал в деталях, все ,что помнил и ссылался, что меня должны помнить и портье, и кастелянша в Федоровском, и много бумаг, где я расписался существует. А меня все спрашивали о деталях — кто из контрразведки в Федоровском меня принимал, во сколько это было, и прочие детали. На половину вопросов я отвечал, что это я не запомнил по причине неважности, но должен же лежать документ, по которому меня поселили, дали вот эту памятку, разрешили путешествовать в колонне. Время шло, я устал, оба труженика политического сыска устали, начал уже брезжить рассвет, а мы все ходили вокруг да около всяких деталей, и вокруг некоторых уже не раз. Меня уже начало клонить в сон. Контрразведчик тоже периодически еле сдерживал зевоту.
 Разговор уже совсем еле–еле шел, как вдруг оживился при упоминании ретивого квартального. Оба они навострили уши, когда я упомянул, что с ним ходил на место преступления выискивать следы. А зачем я это сделал? А по просьбе самого квартального, ибо он как–то сомневался в предыдущем магическом осмотре, вот и попросил меня, а за потраченное время отблагодарил, дав пообщаться с человеком, который Самарскую Луку знает, что мне поиски облегчило. На звучавший в тысячный раз возглас, что ведь Чумаченко подтвердить может, контрразведчик недовольно скривился и сказал, что не сможет. И поведал, что квартальный буквально носом землю рыл, ища лиходеев и вроде бы нашел. Он собрал нескольких городовых, что были в досягаемости, и ворвался в тот дом ,где злодеи прятались, а дальше произошло что–то вроде взрыва или пожара, и от домика и всех там осталось только пепелище. По нему было видно, что он что–то не договаривает. Ну да ладно, еще найдем информатора по этому вопросу. Я рассказал, что засек там наличие мощного амулета и предупреждал, что при умелом или совсем неумелом пользовании этим амулетом может беда случиться. Возможно, враг, не желая висеть, амулетом воспользовался, чтоб в портал уйти. но портал взорвался, так как ему помешали. Но на лице коллеги была скептическая улыбка–дескать, что я могу знать. Ага. Запомним и поспрашиваем. Но потом. Сейчас надо эпопею закончить.
 Было уже светло, когда допрошающие ушли куда–то, видимо, к начальству. А я остался сидеть на диване, под охраной молоденького унтера ,и внезапно опять задремал. Разбудил меня разнос унтеру за то, что я тут был оставлен в кабинете, а он ,унтер то есть, выходил курить. А ведь я мог притвориться и нечто зловредное свершить, пока меня спящим полагали….
 Ага, надо мне это. Коллега уже не присутствовал, мне возвратили оружие и те документы, которые изучали, заставили в трех листах расписаться, что все получил, что забиралось, ничего не пропало и претензий не имею. После чего меня проводили на выход.
 Было уже семь утра. Проблема куда идти сразу посреди ночи разрешилась. Теперь ее заменила другая–куда идти сразу поутру. Ну, сейчас уже будет чуть попроще.
 Едва я вышел за дверь, как пришлось сразу возвращаться. Карабин–то надо сдавать в оружейку на хранение. Сдав его и снова выйдя на улицу, я вспомнил, что он после стрельбы в зале с нишами нечищенный. Эх! Но сил вернуться опять в это здание не было. Так и пошел дальше.