Скиталец

  
Игорь Ковальчук
 
Скиталец
   
Пролог
 
Ветер нес с востока запах песка и корицы. Еще полчаса назад он был удушающим и жарким, живо напоминая о тяготах пути через пустыню, но потом широкой полосой потянулись мрачные облака, темно-серые с густой синевой. Легкий ветерок изменил направление и теперь дул с моря, неся с собой прохладу и свежесть морской воды, а также запах водорослей. Ненадолго на побережье воцарились тишина и покой, которые вскоре должны были смениться неистовством бури.
Волны в мгновение ока налились угрожающим свинцово-серым оттенком. Ветер усилился и вскоре заметался меж валунов с ревом, достойным доисторического чудовища размером с замок. Он, словно взбесившись, рвал в клочья пену на гребнях воли и клонил к земле пальмы. Сети, которые рыбаки не успели снять с шестов, были подхвачены и унесены в море.
У подножия невысокой, но обрывистой скалы волны били в берег; начал сечь косой дождь, однако даже он не мог усмирить бушующее море. Под могучими ударами волн иногда раскалывались валуны. На побережье Сирии бури, как и дождь, случались нечасто, особенно такие сильные, и никто, конечно, не догадывался, что непогода привлечена в Палестину магической силой некоего уроженца Корнуолла. Впрочем, даже если бы крестьяне и узнали об этом, они бы не заинтересовались. Какое им дело до магических сил? Тем более — до причин благословенного дождя.
Сидящий на скале человек все кутался в плащ, натягивал мгновенно промокший капюшон на голову поеживался, когда струи или ветер начинали хлестать особенно сильно, но не уходил. Он сидел на самом юру, и казалось настоящим чудом, что его оттуда все еще не снесло. Потом ветер ослаб, но усилился дождь. По скалам вниз катились мутные потоки. Казалось, что на этом обыкновенно выжженном солнцем побережье в одночасье появился миллион рек, а может, даже и больше. Но жизнь этих потоков была так же коротка, как и существование пылинки в пламени свечи.
Перед тем как утихнуть, ливень усилился. Он хлестал прямо в лицо сидящему, но тот и не шевельнулся. Когда потоки воды, стекающей с вершины, стали напоминать полноводные реки, из-за камня, похожего на нелепо приплюснутый гриб, появилась огромная черная змея с опаловыми бликами на длинном теле. Она свернулась клубком и замерла. Вода, омывавшая ее, превратила матовую чешую в нечто мягко искрящееся, и, как обычный окатанный прибоем камешек в воде подобен изысканному полудрагоценному камню, а на воздухе становится скучным серым булыжником, так и огромная змея превратилась в подлинное произведение искусства.
Может, именно потому она и не внушала никакого страха. Хотя бояться змей — в крови человека.
Потом ливень превратился в дождь, а дождь — в мелкую морось, которая тоже скоро иссякла. С моря потянуло холодным ветерком. Промокший до нитки человек вздрогнул — должно быть, от холода — и повел плечами.
В тот же миг змея встала с земли в облике девушки с бледной матовой кожей и черными волосами до плеч. Длинное синее платье, широкий плащ неопределенного цвета — обычная одежда небогатых людей. Единственное, что удивило бы стороннего наблюдателя, если б ему удалось рассмотреть подробности, — поверх простенькой ткани на девичьей груди сиял крупный драгоценный камень, а у пояса висел кинжал в ножнах.
— Ты весь промок, — сказала она сидящему мужчине. — Замерзнешь.
— Как промок, так и высохну, — хрипловато ответил он, поднимаясь. — Боже, я об этом мечтал почти год.
— Меньше, родной. По нашему времени мы провели в Сирии одно-единственное лето. — Она помолчала. — Как ты себя чувствуешь?
— Уже значительно лучше.
Мужчина встал и зашагал в сторону суши. Склон был пологим, лишь в двух местах пришлось прыгать.
В пещерке с низким сводом, в которую вел узкий, неудобный проход, горел костер. Дождь вполне мог добраться даже сюда, потому что проход был хоть и тесным, зато коротким. Но на сухом песчаном полу не оказалось ни одной капли. Костер потрескивал весело и умиротворенно; над двумя горящими поленцами, пристроенный со знанием дела, висел котелок с похлебкой. В стороне, задумчиво пережевывая овес, стояли две лошади — обычный мерин и иссиня-черный, дивно красивый арабский скакун, укрытый от ветра попоной.
Сбросив мокрый плащ на пол, мужчина стал без стеснения раздеваться и отжимать одежду.
— Где ты раздобыла овес? — спросил он девушку-змею.
— Наколдовала, — спокойно ответила она. — Главное, что кони довольны.
— Молодец. А одежду просушить можешь?
Он отжал рубашку и, развернув, встряхнул ее над костром. На угольях зашипели капли воды.
— Могу. Но не стану. Тебе следовало раньше думать.
— Хорошо. Тогда буду красоваться перед тобой голый.
— Ничего. Я не падаю в обморок при виде обнаженного мужчины.
Он разложил свою одежду возле костра — на сумках, заготовленном валежнике, просто на песке — и подсел к огню. Тепло охватило его, и на короткое время он почувствовал себя на верху блаженства. Но ненадолго. Скоро слишком близкое пламя стало обжигать колени, и он отодвинулся. Повернулся к костру спиной.
— Что, решил подрумяниться с разных сторон? — фыркнула девушка.
— Пожалуй… Кстати, ты не пыталась связаться с Трагерном?
— Нет. А ты?
— Я пытался. Мне не удалось. Почему — не знаю, хотя теперь и я склонен с тобой согласиться — он жив. Должно быть, чудом оказался вместе со своими друидами в каком-нибудь тайном, хорошо защищенном убежище. Все-таки я еще не до конца восстановил силы.
— Боюсь, ты их вообще не восстановил, родной. Тебе нужно на Кипр, искупаться в твоем источнике, иначе никак. — Она помолчала, потянулась к котелку и помешала варево ложкой. Пламя почти касалось ее руки, но боли девушка словно бы совсем не чувствовала. — Я, честно говоря, поражена, что ты вообще жив. Не представляю, как ты смог выдержать схватку с Далханом. Да еще заставить его улизнуть первым. Я думала, это невозможно.
— Магический дар, сама понимаешь.
— Твой магический дар — обычная сила медиума, ничего больше. Да, ты в силах набрать и выплеснуть большой объем энергии, но, чтобы на его основе создавать сильные заклинания, надо долго учиться.
— Так уж и медиум. А природное умение перемещаться между мирами?
Девушка задумалась. Она попробовала варево и решительно сняла котелок с огня.
— Об этом я не подумала. Возможно. Но, во-первых, умение перемещаться между мирами у тебя не совсем природное, а во-вторых, учиться все равно надо.
— Так я учился.
— Да сколько ты там учился! Год в диаспоре друидов, потом кое-чего нахватался от меня. Несерьезно. Чтобы стать настоящим магом, надо пару десятилетий потратить на учебу.
— Зачем, если я и так справился с Далханом?
Она вздохнула, но не ответила ничего. Впрочем, ее неодобрение мужчина прекрасно чувствовал и сам. Рассмеявшись, он поднял ладонь.
— Да я не спорю! Не отказываюсь учиться. Я просто шучу.
— Дошутишься… Бери ложку.
— Мясо там есть? — Он запустил ложку в котелок.
— Дик, ну ты что. Какое тебе мясо? Откуда я его возьму? Скажи спасибо за капусту.
— Спасибо. Но мяса все-таки очень хочется.
— Можем съесть твоего мерина. Пойдет?
— Я не хочу конины. Я хочу свинины.
— Ну и хоти. Привередливый мой.
— А еще я хочу тебя.
Она посмотрела на него с ласковым терпением, свойственным добрым матерям. Какое-то время они молча ели из одного котла, стараясь не зацеплять ложку ложкой, а потом он оделся в подсохшую нижнюю одежду, решив, что досушит на себе. Девушка не имела ничего против того, чтобы ее обняли, но прикосновение холодной мокрой рубашки никому не придется по вкусу. Она покосилась на спутника, пробормотала: «Не мытьем, так катаньем…» — и жестом руки высушила ему одежду. Правда, только ту, что была на нем.
— Что будем делать? — через какое-то время спросила она.
— Неторопливо собираемся и отправляемся в Италию.