Секрет на букву «В»

 
Юрий Дьяконов
Секрет на букву «В»
На столе зазвонил телефон. Катя подбежала и сняла трубку.
— Бу-бу-бу! — заворчал кто-то в ухо грубым голосом.
— Кто говорит? — удивилась Катя.
— Слон! — раздался весёлый голос папы.
— Что вам надо? — спросила Катя.
— Ну конечно, шоколада! — донеслось из трубки. — А скажи-ка, доченька, мама дома?
— Нет, ещё не приходила.
— Передай ей, детка, что у нас сегодня собрание. Ужинайте без меня. Приду поздно.
— Ага, папа. А можно, я с тобой ещё поговорю?
— Давай!..
Катя топталась около стола и громко сопела в телефонную трубку.
— Катюша! Что же ты молчишь?
— Я по-за-была-а-а, — тихо сказала Катя, готовая вот-вот расплакаться от досады.
— Вот те на!.. Так ты не расстраивайся! — весело сказал папа. — Вечером всё не торопясь и расскажешь… А у меня секрет есть! — вдруг похвастался он.
— Ой, папка, какой? — закричала Катя, сразу позабыв про свою неудачу. — Ну скажи хоть на какую букву?… На букву «В»?
Катя хотела ещё что-то спросить, но в трубке вдруг затрещало, загудело. Чужой женский голос закричал торопливо:
— Завод!.. Завод?.. Вас вызывает междугородная станция. Включаю междугородную… — И всё смолкло.
Стемнело. А папа всё не приходил. Катя легла на софу и стала вспоминать слова на букву «В»: «Велосипед?.. Вафли?.. Варенье?..» Мысли стали почему-то путаться. Полезли совсем неподходящие слова: «Ворона… водопровод… ворота… верблюд… верёвка… верблюд… Вот привязался этот „верблюд“!..»
— Вставай, лежебока! Все секреты проспишь! — разбудил её папин голос.
Катя открыла глаза. Что такое? В окно уже солнце заглядывает.
— Папка, а какой секрет на букву «В»?
— Вишни, дочка! Вишни! Поедем в совхоз урожай собирать.
— Вишни?! — обрадовалась Катя. — А мне всю ночь верблюд снился. Я его гоню, а он ещё плюётся… Папка! А вишни там есть можно?
— Конечно! Ешь сколько хочешь. Давай-ка скоренько одеваться да завтракать. Ждать нас не будут.
— Ага, папка! Я быстро.
Катя прошлёпала босыми ногами по полу, плеснула в лицо холодной водой из-под крана и проснулась окончательно. Вихор на макушке, с которым она воевала каждый день, послушно лёг под расчёской. Ремешки на сандалиях застегнулись, будто сами собой. Она и не заметила, как съела свою порцию яичницы с колбасой и выпила полную кружку молока.
— Вот умница! Всегда бы так, — похвалила мама.
Папа вложил в большое ведро второе, поменьше, а в него — совсем маленькое, Катино ведёрце и сказал:
— Тут ещё место в серединке осталось. Может, возьмёшь своего Чебурашку?
— Что ты, папка! Я же с вами буду вишни собирать!
— Ну, раз так, пошли…
На улице никого не было. Катя сбегала к магазину посмотреть, не едут ли машины. И когда уже хотела бежать во второй раз, из-за угла один за другим вывернули и остановились около дома три грузовика.
— К нам, Катюша! К нам! — закричали с первой машины.
Катя подбежала. Ну и машинища! Как же на неё забраться? До верха колеса и то не дотянешься. Но папа поднял Катю. Дядя Коля, папин товарищ, подхватил её и посадил на скамейку в самую середину.
Кате очень хотелось, чтобы все — и подружки и взрослые — видели, как она едет на работу в совхоз. Но улица была безлюдной и тихой. Никого не видно на балконах. Закрыты большие стеклянные двери магазина на углу. Даже солнце, которое уже давно светило в их окна на восьмом этаже, сюда ещё не добралось.
— Куда же все люди подевались? — удивилась Катя.
— Спят они, — ответил папа, — сегодня-то суббота, выходной. Куда им торопиться?
Катя подумала немножко и тряхнула головой:
— Ну ладно. Пусть поспят. А мы им зато вишен нарвём! Целую машину! Вот обрадуются! Правда?
Все засмеялись. А папа сказал:
— Конечно, обрадуются. Теперь вишен в магазине полно будет.
Машина вырвалась из городских улиц и понеслась по шоссе. По обе стороны дороги колыхалось жёлтыми волнами море поспевающей пшеницы.
Кате хотелось видеть сразу всё. Придерживаясь за плечи папы и дяди Коли, она стала ногами на скамейку. И тотчас тугая волна свежего, пахнущего степью ветра толкнула её в грудь, растрепала светлые волосы.
От этого простора вокруг, от яркого солнца, ветра, свистящего в ушах, стало так весело, что Катя запела:
О-о-ой ляй лю ля-а-а-ай!
Мы едем вишни собирать!
О-о-о-ой ляйлю ля-а-а-ай!
Как хо-ро-шо-о-о!..
Машина свернула с шоссе и, переваливаясь из стороны в сторону, поднимая за собой облако пыли, поехала по мягкой грунтовой дороге вдоль высоких тополей и раскидистых акаций. Ещё раз свернула, и они оказались в саду.
Ну и сад! Таких Катя ещё никогда не видела. Наверное, больше, чем Парк пионеров. Глянула в одну сторону — конца не видать! Посмотрела в другую… Что такое?! Ряды вишен взбираются по пригорку всё выше и выше. А за дальними рядами уже и нет ничего — одно голубое небо.
Захотелось посмотреть, как это деревья до самого неба добрались. Бежала-бежала… Вот тебе на! Ни на какое небо они не забрались. Сад начал спускаться под гору и кончился. А дорога пошла дальше: через зелёный луг, через вспаханное чёрное поле, через жёлтую пшеницу и выше, и выше… и опять будто в небо уходит.
«Вот бы посмотреть, куда она уходит», — подумала Катя. Оглянулась. Ого, как далеко забралась! Отсюда и люди и машины совсем маленькими кажутся. И Катя припустила назад. Она успела как раз вовремя. Высокий дяденька с чёрной бородой записывал что-то в блокнот и говорил папе:
— Ну, а вот это ваш ряд. Вас двое?
— Не двое, а трое! — вмешалась Катя. — Мы вместе будем работать. Мама, папа и я!
— Ишь ты какая! — улыбнулся дяденька. — Ну тогда вы больше всех соберёте!..
Катя побежала от дерева к дереву: никак не могла решить, с какого начать. Одно красивее другого. Крупные, блестящие, будто покрытые лаком шарики вишен висели гроздьями. Под их тяжестью тёмно-красные ветви изогнулись дугой. Ягод, казалось, было больше, чем листьев. Они задевали волосы, касались рук, лица.
— Ну, девочки, начнём? — сказал папа, сбросив на землю пустые ящики. — Работать по этажам будем.
— Как это? — удивилась Катя.
— А вот так. Ты меньше всех — собирай вишни на самом низу. Мама на средних ветках. А я на верхотуру полезу.
— Папка! Так я тут сразу два ящика нарву! Ещё и не влезет!
— Ну и чудесно, — сказал папа и, прихватив ведро, полез на дерево.
Сначала Катя рвала вишни так: одну — в рот, одну — в ящик, или: две — в рот, одну — в ящик. Повесила себе на уши серёжки из самых красивых вишен и всё время косила на них глазами.
Потом вишни стали почему-то кислей. И Катя уже ела не все подряд, а с разбором, только самые крупные, самые спелые.
Перед её глазами мелькнула большая бабочка и уселась на высокую ромашку. Ох ты-ы какая! Спинка шоколадная, усики длинные, а на крылышках круглые глазки. Точь-в-точь как у павлина на перьях!
Катя протянула руку, а бабочка — порх! — и на соседнее дерево. Катя — за ней. А бабочка — ещё дальше. Так и дразнит, так и ведёт от дерева к дереву. А потом взмыла вверх и исчезла за ветками.
— Что, Катюша? Удрала павлиноглазка? — раздалось над Катиной головой. С лестницы соскочил дядя Коля. Высыпал из солдатского котелка вишни в ящик и сказал: — Пере-кур!.. Э-э-э! Да ты, вижу, расстроилась. Не надо. Жизнь у бабочки короткая. Всего несколько дней. Пусть резвится. А мы лучше с тобой что-нибудь сделаем.
— А что мы с вами сделаем?
— А что хочешь.
Катя подумала: «Чего же я хочу?» Посмотрела на солнце, которое уже сильно припекало макушку, потом на дяди Колину соломенную шляпу с широкими полями и сказала:
— Шляпу хочу. Как у вас.