Богат и славен город Москва

«Последнее изменнику отдаём», – с досадой подумал Захар. Он вышел и тут же вернулся.
– Кони от хана прибыли.
Князь торопливо стал собираться. Надевая поданный Захаром соболий кафтан, он не удержался, тихо спросил:
– Каковы кони-то?
– Не так, чтобы очень, – ответил Захар.
Кони, присланные за Юрием Холмским, выглядели не богато. При виде их князь дёрнул плечом. Не хуже ордынцев он знал, что за теми, кого хан жаловал, присылали коней, крытых парчовыми чепраками с золотыми бляшками. А тут под сёдлами не чепраки – простой войлок, бляшек не было и в помине.
«Всё равно не отступлю», – подумал князь. Он вспрыгнул в седло. Толмач и окольничий с ларцом в руках – хану подарок – последовали его примеру. Втроём двинулись мимо юрт, по проходам, напоминавшим извилистые городские улицы.
Но городом Орда не была.
Городские хоромы и избы срослись с землёй и с места насиженного не сдвигались. Шатры и юрты Орды не раз меняли места, отправляясь в поход вместе с хозяевами.
Города населяли купцы и ремесленники – те, кто трудились и торговали. Жителями Орды были воины. Не ремеслом и торговлей, а набегами и поборами существовала Орда. Каждый ордынец носил поверх шубы или халата опояску с кинжалом и саблей.
Сейчас, когда князь со своей малой свитой проезжал мимо юрт, Орда имела вид мирный. Ордынцы, пригревшись на солнце и сняв колпаки-малахаи, сидели вокруг костров в ожидании пищи. Близился час обеда. В котлах кипела похлёбка. На угольях жарилось мясо. Пахло бараньим салом и чесноком.
Торопясь уйти от резкого запаха, князь понукал коня. Конь оказался горячим. Он рвался вперёд и храпел, обгоняя двугорбых верблюдов и круторогих волов, тянувших повозки на высоких, в рост человека, колёсах.
Чем ближе к центру Орды, тем костров и повозок делалось меньше. Всё чаще стали встречаться белые юрты с узорами из разноцветного войлока. Показался ханский шатёр. Огромный, обтянутый алым китайским шёлком, он возвышался над юртами, как властелин над подданными.
С юга, откуда двигался князь, подступ к шатру оставался свободным. Здесь ставить юрты – не разрешалось даже царевичам. Ослушнику грозила неминуемая смерть. Да разве нашёлся бы смельчак, решивший нарушить запрет?
Запретов в Орде существовало великое множество, приезжему всех не упомнить. Самые главные относились к молоку, огню и порогу. Молоко запрещалось проливать на землю. В костёр запрещалось ронять топор или нож, чтобы не поранить огонь. Порога, состоявшего из протянутой при входе верёвки, запрещалось касаться ногой.
Запрет о верёвке порога считался важнее других. Задевшего верёвку хотя бы кончиком сапога беспощадно наказывали. Ничто не принималось в оправдание. Тронул верёвку – смерть.
Князь Юрий об этом знал. Испытание предстояло немалое.
Пахнуло жаром костров. На расстоянии полёта стрелы от входа в шатёр горели три священных огня. И днём и ночью их охраняли шаманы. Нельзя было проникнуть в шатёр, не пройдя между кострами.
– Гух! – неслось из дыма и пламени. – Гуу-гух! Огонь, выжги яд! Злые мысли, улетайте с дымом! Гуу-гух!
Шаманы прыгали и высоко подбирали ноги. Можно было подумать, что они появляются прямо из пламени. Козьи шкуры, надетые мехом наружу, дымились от жара. На руках и ногах звенели бубенчики.
– Гуу! Огонь очищает! В огонь! В огонь! Гуух!
– Слезяй на семлю, иди ногами, – сказал Хажибей, сползая с коня.
Князь и Захар спешились, двинулись на огонь. Шаманы запрыгали перед ними, стали теснить к кострам. Жар опалял лицо, едкий дым обдавал дурманом. В ушах стоял звон.
– Сьмотри прямо, сьмотри на кусты, заденись колюськи – худо.
– Гух! Гух! – выли шаманы. – Кусты, хватайте, колючки, колите.
Того и гляди, накличут беду своим завыванием. Князь и Захар пробирались с опаской.
– Бысьтро, – сказал Хажибей.
– Успеем, – пробормотал князь.
Но вот и кусты позади. Все трое вошли в ограду, окружавшую алый шатёр. Вопли стихли. Стало слышно, как шелестит ордынское знамя – туг. Девять конских хвостов, прибитых к перекладине, – это и было знамя. Хвосты раскачивались на ветру. В середине летал ярко-рыжий хвост знаменитого Чингисханова жеребца.
– Кланися свесенному тугу. Три раза кланися левой ногой. Князь трижды коснулся левым коленом земли перед шестом с хвостами. Выпрямляясь, подумал: «Обо всём предупреждает изменник-толмач, а о пороге – ни слова».
– Красний шатёр, как сольнце на небе, видишь, княсь?
– Вижу шатёр, вижу верёвку порога, вижу воинов со скрещенными копьями. Воины в латах и шишаках.
– Входи в красний шатёр Повелителя Вселенной. Входи нисько, нисе копий. Сьмотри прямо, на порог не сьмотри.
«Как бы не так», – с яростью подумал князь. Покосившись, он успел уловить едва приметный кивок толмача одному из воинов. «Значит, этот и есть Капьтагай».
– Сьмотри прямо, княсь, на свясенный трон смотри, внись не смотри.
Князь только и ждал этих слов. Он быстро бросил взгляд вниз и увидел, как Капьтагай острым носком сапога вздёрнул верёвку.
«Нет, бесхвостые лисы, не праздновать вам надо мной победу». Князь высоко поднял ногу и переступил порог. Капьтагаю он усмехнулся прямо в лицо, не захотел удержаться. Ответный взгляд скошенных глаз полоснул, словно ножом. Князь вспомнил, что слышал много рассказов о необузданной злобе немого. Немой был любимцем самого Едигея.
«Ладно, – подумал князь. – Потом разберёмся. Главное сейчас – Шадибек».
Владыка Орды, хан Шадибек, сидел в золотом кресле с полукруглой спинкой. Хан был толст и помещался на кресле с трудом. Его жирные плечи туго обхватывал китайский золототканый халат. Золотые узоры шитья сливались с золотом амулетов, висевших на тучной груди. Из-под надвинутой на лоб золотой островерхой шапки скучно смотрели заплывшие глазки. Лицо владыки было отёчно, безусо и безбородо.
По левую руку от трона на скамьях, крытых коврами, сидели «девять звёзд Вселенной» – девять Шадибековых жён. Жёны были усыпаны золотом, как весенняя степь цветами. За жёнами на толстых верблюжьих шкурах расположились прочие знатные женщины, разодетые в красные и синие платья. От пестроты рябило в глазах. Женщины ели. Перед каждой стоял поднос с лепёшками, виноградом, изюмом и палочками печёного жирного теста.
Мужчины в длинных синих халатах, стянутых ремёнными поясами, сидели по правую руку от трона. Тёмные неподвижные лица, узкие щели глаз.
«Истуканы изваянные, безгласные, бессловесные, выдолбленные», – обругал Захар про себя ордынскую знать. Он первый шёл к ханскому трону, держа на вытянутых руках ларец.
Рабы и слуги наполняли чаши кумысом, пивом, медовухой и обносили гостей… В шатре помещалось семьсот человек.
Захар поставил ларец на ковёр, откинул крышку и отошёл в сторону. Своё дело он сделал. Дальше – действовать князю. Князь размашисто поклонился, коснувшись рукой пола. Выпрямившись, указал на ларец. Там на подстилках из синего бархата, отделённые друг от друга перегородками, лежали серебряные кубки столь тонкой работы, что им мог бы обрадоваться любой властелин. Но на жирном лице Шадибека не дрогнул ни один мускул. Князь смутился.
– Бысьтро говори, – прошипел Хажибей. – Повелитель Вселенной сьдёт.
– Великий хан, – заторопился князь. – Как солнце посылает свои лучи, так ты распространяешь своё владычество. Русские князья в твоей воле. Ты им даёшь ярлыки на княжение, ты и отнимаешь.
«Эх, – подумал Захар, – не так говорит Юрий Всеволодович, да и поклонился не так. Перед этими ползать надобно, землю целовать, слова употреблять лестные».
– Прошу твоего суда, великий хан, и ищу твоей милости, – продолжал Юрий Всеволодович, едва Хажибей перевёл сказанное. – Три года назад князь Тверской отобрал у меня вотчину. Меньшую сестру держит заложницей. Меня по злобе своей тщится схватить, как схватил было своего родного брата Василия Кашинского, да тот извернулся.
– Где сейчас князь Кашинский? Вопрос был задан не ханом.