Свадебный рэп
– «Не могу больше жить с идиотом!» Лень, тебе письмо! Пляши! – Саша попытался растолкать друга.
Тот зашевелился под простыней, как пробуждающийся осьминог, шевеля сразу всеми конечностями. Совершенно не там, где ожидал Саша, появилась физиономия Лени, который четко произнес:
– Еще пять минут! – и попытался спрятаться в простыне.
– Письмо тебе, говорю! – строго сказал Александр.
– Почему мне?
– Не знаю. Мне почему-то кажется, что это тебе, – повторил Саша, но уже без былой уверенности.
Леня высунул из простыни руку, схватил послание, и рука с листом исчезла под простыней. Послышалось бормотание: «Мне надоело это свинство. Я ухожу, потому что не могу больше жить с идиотом!»
– Действительно, мне! «Твоя последняя выходка...» – затем он умолк, но продолжал экать и мекать, дочитывая письмо до конца.
Потом Леня сел на матрасике, и простыня сползла с него, как с торжественно открываемого бюста «брошенному мужу».
– Что-нибудь случилось? – тревожно и участливо поинтересовался Саша.
Вместо ответа Леня потер лоб и уставился в угол. Саша тоже посмотрел в угол – там ничего не было.
– Слушай, Сань! Ты помнишь, что вчера было?
– Помню, – ответил верный друг не задумываясь, – почти. Пили, что там еще могло быть?
– А потом?
– Потом опять пили.
– Где?
– Везде.
– Так! – Леня продолжал тереть лоб и смотреть в угол. Саша на всякий случай тоже посмотрел туда, но в углу так ничего и не появилось. Вдруг Саша хихикнул, вспомнив еще один эпизод исторической ночи:
– Бабу ты какую-то гонял. Правда, не помню где. Или она тебя гоняла, – задумался Александр, мучительно восстанавливая в памяти последовательность неясных образов. – То ли в Москве, то ли в самолете, то ли здесь уже? Точно! – обрадованно воскликнул Саша, вспомнив. – Она орала на тебя сильно. И выгнала потом.
– Выгнала? – ужаснулся Леня. – Но я же здесь, – удивленно оглядел он комнату.
– Вот то-то и оно, – развел руками Саша. – А кто это была?
– Это была моя жена, – драматическим шепотом произнес Леня и перевел туманный взгляд на Сашу, – а это, – помахал он запиской, – последнее прости!
– Может, вернется еще? – с тихой надеждой молвил Саша.
– Нет, не вернется. Я ей уже во где, – ответил Леня и показал, где именно он своей жене.
Повисла тягостная пауза, которую прервал Саша:
– Мент родился!
– Чего? – не понял Леня.
– Я говорю, тихий ангел пролетел, – пояснил Саша.
– Не знаю, как там ангел, а уж я пролетел – это точно! – Леня тряхнул головой. – Так! Надо жить, мы еще увидим небо в алмазах! Посмотри в холодильнике, может, осталось, чем подлечиться...
– Я не знаю, где это. Я здесь первый раз, – скромно сказал Саша.
– Ах да! – Леня встал, поплелся на кухню и достал из холодильника початую бутылку «Абсолюта».
Саша подал ему два первых попавшихся под руку стакана. Леня налил по полстакана, протянул Саше.
– За что? – деловито осведомился Александр.
– А так, – махнул рукой Леонид.
– Не, так нельзя. Давай за новую жизнь, а?!
– За новую жизнь! – как эхо, невесело отозвался Леня.
– Бог ты мой! «Абсолют»! С утра! Стаканами! Хорошо! – скривился Саша, но замахнул как миленький.
– А куда денешься? – философски спросил Леня и тоже замахнул. Замычал, зажмурился, мотнул головой, ударился об угол холодильника и открыл глаза. Это был уже другой человек.
– Лень, а тебе не кажется, что вон тот петух...
– Какой петух? – отозвался друг, хрустя крекером.
– Вон тот, который яйца жрет. – Саша указал за окно на рекламный щит.
– Ну? – спросил Леня, мучительно раздумывая, стоит ли еще налить.
– Тебе не кажется, что он похож на Энтони Хопкинса в роли каннибала Лектера? – спросил Саша.
Леня внимательно вгляделся в голубоглазого петуха и, когда тот ему подмигнул, сказал:
– Точно. А я все время думал: кого он мне напоминает? – Леня налил еще по чуть-чуть и поднял стакан, приветствуя петуха: – Здравствуй, Хопкинс, Новый год, приходи на елку.
Историческое пари
Саша хотел разлить остатки водки, но Леня решительно отобрал бутылку.
– Погуляли и хватит, – заявил он, – а то мы с тобой совершенно расслабились, а дел еще вагон.
– На то были поводы, – примирительно сказал Саша.
– Это какие же? – поинтересовался Леня, доставая из холодильника йогурты и четыре яйца, но, взглянув на «Хопкинса», два яйца положил обратно.
– Мой облом, твой приезд. Это что, разве не поводы, чтобы выпить? – с вызовом спросил Саша.
– Таких поводов я тебе найду тысячу, посинеешь пить, – саркастически заметил Леня.
– Ты зря иронизируешь, это у тебя проявление какого-то скопчества. Ведь вся история человечества, если посмотреть в корень непредвзято, – это постоянный поиск повода для выпивки. И чем крупнее личность, тем значительнее этот повод. Обычный человек обмывает покупку ботинок, ремонт унитаза, вступление в брак, рождение ребенка. Я не говорю, что это плохо, просто это так есть. У некоторых поводы мельчают или исчезают совсем, вот тут начинается алкоголизм.
Леня заслушался и чуть не сжег яичницу.
– Слушай, – сказал он, – а если и алкоголизм лечить с той стороны, с точки зрения укрупнения повода, повышения его значительности?
– Тут есть опасность впасть в другую крайность. Толстой, скажем, предлагает человеку ставить перед собой цель, выходящую за рамки реальной жизни, – сказал Саша, раздирая в тарелке дымящиеся куски яичницы, – но при этом исчезает сам стимул достижения цели, то есть повод для выпивки. Я, например, не уверен, что за пределами реальной жизни есть алкоголесодержащие сущности.
– Толстой не нальет, – подтвердил Леня.
– И так что ни возьми, везде повод первичен.
– И революции?
– В первую очередь. Любая революция – это только повод для разграбления винных подвалов. Свержение политической власти – это все слова, главное – подвалы. Там надо искать повод для совершения революции.
– Точно, – вдохновился Леня, – значит, развал СССР...
– Был запрограммирован, потому что надо было где-то выпить, и если бы они собрались не в Беловежской Пуще, а где-нибудь в Ческе Будеевице, хрен бы им удалось так просто завалить Союз нерушимых республик свободных. Повод не тот. Там это была бы просто пьянка, а здесь – событие мирового масштаба.
– Тогда и свержение Горбачева объяснимо, – продолжил Леня развивать стройную систему Саши о первичности повода для выпивки в причинно-следственной цепи исторических событий. – Понадобился кабинет, где Ельцин мог бы выпить со своими друзьями одну-другую бутылку виски, и пришлось выкинуть Михаила Сергеевича из отечественной истории. Говорят, во время этой исторической пьянки там кто-то даже мочился.
– К моей теории данный факт не имеет никакого отношения. Это скорее зоопсихология: животные очень часто метят свою территорию мочой и фекалиями, – заметил Саша, намазывая на тост мягкий сыр.
– Да, у людей считается западаю оправляться в комнате, если на столе стоят продукты, – озадаченно проговорил Леня. – Теперь я представляю, какой пресной была бы история, если бы все исторические свершения не были поводом для банкета. Мрак. Даже выпить захотелось. – Леня, потянулся к «Абсолюту», но Саша отодвинул бутылку:
– Давай будем последовательны до конца: определимся с поводом, добьемся его осуществления и с чувством выполненного долга оторвемся по полной программе.
– Давай, – согласился верный друг, – только если ничего у нас не выйдет и мы везде пролетим, все просрём и потеряем – тогда тоже по полной программе.
– Акуда мы на хрен денемся, – поддержал его предложение Саша. – Исключения только подтверждают правило. Аможет, это и не правило вовсе, атак, неверная гипотеза, и миром правят какие-то другие закономерности.
– Какие? – презрительно прищурился Леня. – Экономические, что ли? Они управляют миром до тех пор, пока кому-нибудь из гениев человеческих выпить не захочется. Атам есть эти законы, нет их – уже насрать, все начинают работать на будущий банкет. Убивают, терпят лишения, но повод определен, и уж тут хрен куда выскочишь. Потом миллионные жертвы оправдают исторической необходимостью, а ведь это просто кому-то по конкретному поводу выпить захотелось. Но наверное, бывают случаи, когда и дело вроде большое делается, и во главе личность крупная, но непьющая?