Африканский след

– И что?.. – Нина Алексеевна затаила дыхание.
– И то!.. В ту же ночь на них напали и как раз того, который без тотема был, убили... Остальные семеро каким-то чудом, несмотря на то что застали ребят врасплох, не только живы остались, но и ни единой царапины ни на одном. Ты, Нинок, уж поверь мне, что в тамошних условиях и при тогдашнем раскладе это было просто необъяснимо!
– Ну и ну...
– Согласен... Как понимаешь, после этого оставшиеся в живых поверили в тотем куда крепче, чем в партию Ленина. В этом племени стали бывать частенько, да и вождю ихнему они, похоже, приглянулись. Ходили слухи, что вроде бы он охотно обучал кого-то из них своим колдовским штучкам, хотя кого – неясно. Ходили-то, почитай, все. И, к слову сказать, до самого конца этой бойни ни один из них не погиб и, кажется, ранен не был... Вот тебе и бабушкины сказки!..
Дело дошло до того, что вождь кому-то из них доверил обучение ребятишек из их племени. Парень, говорили, на неделю в джунглях исчез с этими малышами, вот тогда, когда его недосчитались в отряде, эта история и всплыла... Думали – погиб, на змею напоролся – это там раз плюнуть... Или на зверье какое, которого тоже на все вкусы... А потом наши же его и обнаружили, когда джунгли прочесывали – на случай если заблудился... А пацанов этих диких еще с неделю вылавливали...
– Что за парень?
– Кто ж теперь это вспомнит-то, Нинок?..
– Хорошо. Последнее: при чем тут Саша Турецкий? Насколько я знаю, он в восьмидесятых только-только пришел в Генпрокуратуру, я с матерью одной из его подружек знакома. Вот и знаю.
– А ты вообрази себе такую мизансцену... – усмехнулся генерал. – Алеша Кротов входит в его палату, и первое, что видит – упомянутый тотем, черный божок бессмертия у него на тумбочке... Нам тогда в штаб, как раз при Алеше, такого одного божка доставили, его погибший комсорг проигнорировал... Ну Алешка, конечно, в госпитале у Турецкого и ухом не повел. А как бы между прочим выяснил: этот уродец был найден после взрыва на Сашиной куртке, к замку прицепился... Ни ему, ни Денису покойному он не принадлежал. Остается одно: висел он не где-нибудь, а на шее девочки-смертницы... Такие вот дела, Нинок!
– Получается, – произнесла вдумчиво Нина Алексеевна, немного помолчав, – что за этим ужасом... жутью... стоит кто-то из тех ребят, воевавших в Анголе и друживших с племенем?
– Знать бы кто, – вздохнул генерал. – Единственное, что мне удалось сделать, – достать список оставшихся в живых и вручить его вчера вечером Алексею...
Игорь Викторович Колычев оказался невысоким, крепко сбитым мужчиной с крупной физиономией и с двумя глубокими залысинами. На бизнесмена, во всяком случае крупного, он никак не тянул.
Войдя в кабинет Поремского, он затравленно оглядел присутствующих и растерянно замер посреди комнаты. Отец Майи явно не ожидал, что здесь окажется такое количество народа. Кроме Владимира, встретившего его хмурым взглядом, и Яковлева, возившегося за спиной Поремского с записывающей аппаратурой, возле стола, за которым оба они расположились, сидел Колокатов, а в дальнем углу, стараясь вести себя как можно незаметнее, приткнулся Щеткин...
– Доброе утро... – пробормотал Колычев. Поремский, молча кивнув, указал ему на стул для посетителей, в одиночестве стоявший по другую сторону стола, за которым устроились «важняки».
Покончив с формальными вопросами, касавшимися паспортных данных Колычева и его места жительства, Поремский, взявший на себя основное ведение дознания, перешел к сути:
– Игорь Викторович, вы в курсе, по какой причине мы вас пригласили?
– Да... Поверить не могу... Неужели это правда?
– Правда, к сожалению. Майя назвала свое имя девочкам из детдома, а среди девушек, попавших на подозрение в совершении теракта, с таким редким именем была только одна... Мы предъявили свидетельницам снимок, и они ее опознали...
– Жена говорила мне, что к ней заходили... ваши... за фотокарточкой... Только это давно было, и они представились, кажется, от...
– От ФСБ, Игорь Викторович. Мы в курсе... Игорь Викторович, не могли бы вы подробно рассказать о причинах, по которым поместили свою дочь в психоневрологическую больницу?
Колычев слегка дернулся и, достав из кармана огромный клетчатый носовой платок не первой свежести, вытер мокрый от пота лоб.
– Видите ли... Это ужасная история... Дело в том, что Майя... – Он запнулся и в короткой паузе вновь вытер взмокший лоб. – Майя дважды покушалась на жизнь моей жены...
Поремский посмотрел на Колычева с недоверием, и тот снова заговорил, на этот раз без пауз, торопливо:
– Вы, возможно, в курсе, что ее мать... Моя первая жена, узнав, что я... Что у меня возникли новые отношения, наложила на себя руки... Дочка пришла из школы и первой нашла Милу... в петле... Она считала, что в Людмилиной смерти виновна моя нынешняя супруга. А если вы не верите, что она пыталась ее убить...
– Каким образом она это делала? – сухо перебил Колычева Колокатов.
– Первый раз просто бросилась на нее и едва не задушила, расцарапала ей все лицо, мы даже вызывали «неотложку»... Во второй раз умудрилась подсыпать ей в еду битое стекло... Согласитесь, после такого жить им под одной крышей было невозможно! И вообще, это же... Я решил, что у Майи нелады с психикой, доктор тоже так счел, ну не в тюрьму же ее было...
Мужчины немного помолчали, затем вновь задал вопрос Поремский.
– Мы, конечно, проверим ваши показания, – произнес он. – Но вам не кажется, что лечение Майи слишком затянулось? Девочка провела в больнице несколько месяцев, ее там многие считали сиротой, поскольку никто ни разу Майю не навещал.
Игорь Викторович начал стремительно краснеть, потом закашлялся и, наконец, видимо так и не придумав никаких объяснений, сказал правду:
– Моя жена была категорически против того, чтобы забрать ее домой, и ее можно понять... К тому же, несмотря на лечение, никаких улучшений, по словам доктора, так и не наступило... Я звонил раза три, спрашивал...
– Ну а прежде, когда ваша первая жена была жива, у дочери не наблюдалось каких-либо отклонений в психике?
Игорь Викторович, прежде чем ответить, ненадолго задумался.
– Как вам сказать... Мне всегда казалось, что Майя для девочки ее возраста слишком сильно любит Милу... У нее на все случаи жизни была только мама, даже подружек не водилось. Они очень похожи, обе нервные... были... А каких-то отклонений – нет, не наблюдалось, все началось потом...
– Вам имя Петра Муштаева о чем-либо говорит? Вопрос задал вновь Колокатов.
– Что?.. – Колычев слегка вздрогнул от неожиданности. – Какой Муштаев?.. Это что, тот психиатр, который ее забрал из больницы?.. Так я его ни разу не видел... Как зовут, тоже не знаю.
Поремский пододвинул Игорю Викторовичу фотографию, заранее изъятую из дела Муштаева:
– Взгляните сюда, может быть, припомните? Некоторое время Колычев разглядывал снимок с видимым отвращением, наконец, уверенно мотнул головой:
– Никогда в жизни этого типа не встречал. Сразу видно, отморозок! – И, немного помолчав, совсем другим голосом, тихим, с хрипотцой, поинтересовался: – Товарищ следователь, я спросить хотел... Когда мне можно будет забрать Майю... Я насчет похорон...
Дмитрий Сергеевич Колокатов опередил Поремского:
– Если вы имеете в виду нормальные похороны, то хоронить там, по сути дела, нечего! – И, не обратив ни малейшего внимания на то, как побелел Колычев, добавил: – Вы же наверняка служили в свое время в армии, должны представлять, что остается от человека, погибшего в эпицентре взрыва!
– Боже мой... – пролепетал бизнесмен, и Поремскому показалось, что этот здоровый мужик сейчас грохнется в обморок. Но Володя Яковлев уже протягивал ему стакан с водой, среагировав раньше остальных.
Поремский бросил на Колокатова красноречивый взгляд и, дождавшись, когда Игорь Викторович допьет большими глотками воду, гораздо мягче, чем прежде, произнес:
– Мы выдадим вам останки и все необходимые бумаги максимум дня через два, эксперты уже завершают свою работу... Вы в состоянии сами добраться до дома?