Дорогая мамуля
Ева принялась внимательно изучать присяжных, когда они вошли в зал и стали занимать свои места.
Через минуту в зал ввели Селину Санчес. Ее сопровождала целая команда адвокатов.
Их взгляды встретились, скрестились и замерли на мгновение. Между ними словно пробежала электрическая искра, как между охотником и дичью. Память добросовестно воскресила все: мертвые тела, кровь, бессмысленную жестокость.
«Ради любви», – сказала Селина, когда все кончилось. Она сделала все это ради любви.
И это, подумала Ева, самая большая брехня из всего, что ей приходилось слышать.
Селина заняла свое место, глядя прямо перед собой. Ее великолепные волосы были гладко зачесаны назад и стянуты пучком на затылке – строго, почти чопорно. Вместо своих любимых ярких вещей она надела скромный серый костюм.
«Это всего лишь упаковка», – отметила про себя Ева. Она знала, что там, внутри. И если члены жюри не полные идиоты, они тоже это должны понять.
Вошла Рио и на минутку наклонилась к Еве.
– С ней все будет в порядке. Хорошо, что ты здесь.
Потом она прошла вперед и заняла свое место в прокурорской группе, представляющей интересы штата.
Когда судебный пристав попросил всех встать, в двери ворвался Макнаб. Его лицо раскраснелось от холода и спешки, но, тем не менее, было несколько светлее малиновой рубашки, на которую он надел куртку, исполосованную ярко-голубыми и ядовито-розовыми молниями, прямо-таки выжигающими глаза. На ногах у Макнаба были малиновые, в тон рубашке, башмаки на толстой подошве. Он опустился на свободное место рядом с Евой и проговорил прерывистым шепотом:
– Не хотела, чтоб я сел с ней. Сказала, что ей нужна минутка. Мы думали, у нас есть время до понедельника. Черт!
– Она с этим справится.
Не стоило говорить ему, что ее собственный желудок стянуло тугим узлом. Не стоило напоминать ему о том, что он и сам знал. Они уселись поудобнее, и прокурор вызвал Пибоди.
Ева прекрасно понимала, что творилось в этот момент в голове у Макнаба. Он видел себя бегущим, чувствовал, как сердце выскакивает из горла, слышал свой голос, выкрикивающий: «Офицеру полиции нужна помощь!» в микрофон рации, пока сам он мчался к ней вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки.
Евы там не было, но она тоже все это видела. Ее там не было, она не видела Пибоди, лежащую на мостовой, как сломанная, окровавленная кукла. Но мысленным взором она видела все.
Она хотела, чтобы члены жюри присяжных тоже это увидели.
По требованию судебного секретаря Пибоди назвала свое имя, звание, номер полицейского жетона. Прокурор задал ей несколько вопросов по существу дела. По мнению Евы, это была правильная стратегия. С ней надо обращаться как с копом. Прокурор обговорил вместе с ней некоторые из уже прозвучавших свидетельских показаний, после чего ему пришлось сплясать обычный юридический контрданс с главным представителем защиты.
Пибоди попросили еще раз рассказать о нападении. Она давала четкие ответы. Указала время, ход событий, рассказала, как позвонила своему другу детективу Йену Макнабу, пока шла домой от метро. И когда ее голос дрогнул, присяжные это услышали и увидели. Они увидели женщину, подвергшуюся жестокому нападению.
– Я сумела воспользоваться оружием.
– Вы получили несколько тяжелейших ранений в борьбе не на жизнь, а на смерть с мужчиной, который был значительно крупнее вас, и, тем не менее, вы сумели применить оружие?
– Да, сэр. Я выпустила один заряд. Он бросил меня на землю. И пока я падала… Я помню, как я падала и стреляла. Потом я ударилась об землю, и больше я ничего не помню. Я очнулась только в больнице.
– Передо мной лежит список причиненных вам увечий, детектив. С разрешения суда я оглашу их для подтверждения.
Пока прокурор читал, Макнаб нащупал руку Евы.
Он держал ее за руку, пока шло зачитывание и подтверждение, пока защита выдвигала возражения, пока прокурор задавал вопросы. Ева молча терпела, когда начался перекрестный допрос, и пальцы Макнаба впились ей в руку.
Теперь Пибоди стала сбиваться и нервничать. Защита тут же сыграла на этом. Промах, решила Ева, опасный промах. Не стоило издеваться над потерпевшей, единственной уцелевшей в целой серии жестоких убийств.
– Согласно вашим собственным показаниям, детектив, а также показаниям и заявлениям других свидетелей нападения, Джон Джозеф Блу был один, когда напал на вас.
– Это правда.
– Мисс Санчес не было на месте преступления в момент нанесения вам телесных повреждений.
– Нет, сэр. Физически она там не присутствовала.
– Согласно предыдущим показаниям, мисс Санчес никогда не встречалась, не разговаривала, не вступала в контакт с человеком, который напал на вас. С Джоном Джозефом Блу.
– Это неточное утверждение. У нее был контакт с Джоном Блу. Телепатический.
– Я хотел бы оспорить слово «контакт». Мисс Санчес наблюдала – благодаря своему дару – жестокие убийства, совершаемые Джоном Джозефом Блу, убийства, в которых он сознался. Мисс Санчес добровольно пришла к вам, чтобы предложить свою помощь в вашем расследовании, не так ли?
– Нет, сэр, это неправда.
– Детектив, у меня имеются отчеты, бесспорно подтверждающие, что мисс Санчес добровольно, не требуя никакого вознаграждения, предложила свою помощь офицерам, ведущим следствие, и ее помощь была принята. Более того, она оказала неоценимое содействие в идентификации Блу, а, следовательно, и в его задержании.
Пока он говорил, Пибоди взяла стакан воды и отпила половину. Ее голос вновь обрел уверенность и твердость.
– Нет, сэр, она не оказывала ни команде следователей, ни департаменту, ни потерпевшим, ни городу никакой помощи. Напротив, она мешала следствию тем, что утаивала известную ей ключевую информацию с целью убийства Аннализы Саммерс, что и было ее основной целью.
– Ваша честь, я требую, чтобы необоснованное заявление свидетельницы не было внесено в протокол.
– Протестую. – Прокурор вскочил на ноги. – Эта свидетельница является опытным полицейским офицером, одним из ключевых членов следственной бригады.
Контрданс продолжался, но Ева уже видела, что Пибоди освоилась с обстановкой. Она поймала ритм.
– У тебя есть ровно две секунды, чтобы отпустить мою руку, пока я не двинула тебе той, что у меня еще осталась, – тихо проговорила Ева.
– Ой! Извините. – Макнаб выпустил ее руку и издал короткий нервный смешок. – Она в порядке, как вы думаете?
– Она в полном шоколаде.
Прокурор задал еще несколько вопросов, адвокат получил право на новый перекрестный допрос. Сойдя со свидетельского места, Пибоди выглядела немного бледной, но Ева с удовольствием заметила, как она повернула голову и посмотрела прямо на Селину.
Это она тоже запомнит, подумала Ева. Запомнит, как встала и как посмотрела.
– Вот это моя девочка, – сказал Макнаб, как только они вышли из зала. Он бросился к Пибоди и обнял ее. – Пибоди, ты сорвала банк!
– Скажи уж лучше, я чуть было не продулась. Но в конце все-таки выправилась. Боже, до чего же я рада, что все уже позади! – Пибоди наконец сумела улыбнуться по-настоящему. – Спасибо, что были здесь со мной, – сказала она Еве.
– Без проблем. – Ева проверила время. – Так и так смене конец через пару часов. Возьми личное время и гуляй себе.
– Да я в порядке. Я…
– Все равно ничего на горизонте нет. – Тут Ева заметила спешащую к ним Надин Ферст, звезду телевизионного «Канала 75». Высоченные каблуки ее сапожек звонко цокали по плиткам пола. По пятам за ней следовал оператор с камерой. – По крайней мере, ничего официального.
– Вот и она. Как все прошло, Пибоди?
– Ну, мне кажется, все прошло хорошо.
– Выдержишь небольшое интервью?
Ева из принципа хотела было протестовать, но остановила себя. Пожалуй, Пибоди будет даже полезно высказаться вне зала судебного заседания. А Надин можно доверять.
– Да вроде бы да. Без проблем. Все нормально.
– На улице паршиво, но на экране будет лучше смотреться, если мы устроим это на ступенях суда. Отдай мне свою девочку, Макнаб.