Дорогая мамуля

– Нет. – Ева откинула голову и прижалась затылком к стене кабинки. – Нет. Все, что я сейчас проглочу, все равно назад вернется. Я в порядке.
– Черта с два. У Морриса в морге клиенты выглядят лучше.
– Мне нужно уйти.
– Скажите мне, что случилось.
– Мне просто нужно уйти. Я беру весь остаток дня, буду работать на компьютере. С делом ты и без меня справишься. – «А я нет, – подумала Ева. – Я просто не могу». – Будут проблемы, просто… просто потяни до завтра.
– К черту дело! Слушайте, я отвезу вас домой. Вы не в состоянии…
– Пибоди, если ты мне друг, отстань. Оставь меня в покое. Просто займись своим делом, – сказала Ева, с трудом выпрямляясь. – А меня не трогай.
Пибоди отпустила ее, но, возвращаясь в отдел убийств, вытащила из кармана сотовый телефон. Может, ей и пришлось отстать, но она знала одного человека, который ни за что не отстанет.
Ни за что.
Первой мыслью Евы, когда она села в машину, было включить автопилот, но она решила, что лучше сохранять контроль над ситуацией и сосредоточиться на поездке в верхнюю часть города. Лучше, подумала она, бороться с дорожным движением, с заторами, проволочками, со скверным нравом Нью-Йорка, чем упиваться собственным горем.
Добраться до дому – вот цель. Как только она доберется до дому, с ней все будет в порядке.
Пусть желудок у нее неспокоен, а в голове стучит отбойный молоток, но ей и раньше бывало плохо. И раньше она чувствовала себя несчастной. Первые восемь лет ее жизни были неспешной прогулкой по преисподней. Да и те, что за ними последовали, не были пикником на пляже.
Она через это прошла, она справилась.
Она опять через все пройдет, она справится.
Она не позволит еще раз затянуть себя в этот кошмар. Она больше не будет жертвой только потому, что какой-то голос из прошлого заставил ее запаниковать.
И все-таки руки у нее дрожали на руле, ей пришлось опустить все стекла в машине, впустить ледяной воздух и запахи города, чтобы не задохнуться.
Соевые сосиски, жарящиеся на уличном лотке, душный выхлоп автобуса, утилизатор мусора, не опустошавшийся с незапамятных времен. Ей не мешали эти запахи, этот воздух, пропитанный присутствием миллионов людей, проходящих по городским улицам. Она могла с этим жить.
Ей не мешали шумы, пронзительные крики уличных зазывал и гудки нетерпеливых водителей, плюющих на закон о запрете звуковых сигналов в черте города. Шумовая волна катилась к ней, через нее, мимо нее. На улицах были тысячи людей, и нетрудно было отличить аборигенов от туристов. Аборигены торопились по своим делам, а туристы слонялись, глазели, путались под ногами. Люди тащили коробки и пластиковые мешки с покупками.
Скоро Рождество – смотри не опоздай!
Она купила у нахального и дерзкого уличного мальчишки-торговца шарф, который ей понравился. Шарф в зеленую и черную клеточку для мужа доктора Миры. Что сказала бы Мира насчет ее сегодняшней реакции на этот визит из прошлого?
Да уж, Мира нашла бы, что сказать. Она была полицейским психиатром и составляла психологические портреты преступников. Она бы много чего сказала в своей интеллигентной и участливой манере.
Еве было глубоко плевать. Ей хотелось домой.
Глаза у нее увлажнились, когда перед ней раздвинулись ворота. Увлажнились от усталости и облегчения. Перед ней раскинулись газоны, целые акры красоты и покоя посреди хаоса большого города, который стал ей родным.
У Рорка хватило фантазии и могущества, чтобы создать этот дом для себя и для нее. Она и не знала, как ей нужно такое убежище.
Дом скорее напоминал крепость, но это был ее дом. Просто дом, несмотря на его грандиозные размеры и грозную красоту. За этими стенами из камня и стекла была жизнь, которую они построили вместе. Их жизни, их воспоминания наполняли эти огромные комнаты.
Он подарил ей дом, она не должна об этом забывать. И она не должна забывать, что никто не может отнять у нее этот дом, никто не может вырвать ее отсюда и бросить туда, где она была когда-то. Где она была ничем.
Никто не мог этого сделать. Разве что сама Ева.
Но ей было холодно, страшно холодно, и головная боль терзала ее, как когти дракона.
Ева с трудом выбралась из машины и покачнулась: бедро разболелось адски. Она с трудом преодолела ступени и открыла дверь.
Она едва заметила, как Соммерсет, дворецкий Рорка, появился в вестибюле. У нее не было сил с ним пикироваться, она могла лишь надеяться, что сумеет самостоятельно подняться по лестнице.
– Не говори со мной.
Влажной от пота рукой Ева схватилась за столбик перил, и он сразу стал скользким. Подтягиваясь на руках, она шаг за шагом начала взбираться по ступенькам.
Она тяжело дышала от напряжения. Грудь сдавило, словно стальным обручем, она никак не могла вдохнуть.
В спальне Ева сбросила пальто, стащила с себя одежду, направилась в ванную и включила воду.
Обнаженная, она вступила под бьющие с разных сторон струи в надежде, что напор горячей воды поборет охвативший ее холод.
Вот там он ее и нашел, свернувшуюся клубочком на мокрых плитках душевой кабины под бьющими струями горячей воды. Пар висел в воздухе, как занавес.
У него упало сердце, когда он ее увидел.
Рорк схватил банную простыню и присел на корточки, чтобы замотать ее в простыню.
– Нет, не надо. – Ева отмахнулась от него – машинально, без агрессии, без всякой силы. – Просто оставь меня в покое.
– Не в этой жизни. Прекрати! – Его голос прозвучал резко, и ирландский акцент в нем усилился. – Через минуту ты бы уже расплавилась. – Рорк поднял ее и подхватил на руки, когда она вновь попыталась свернуться клубком. – Тихо, тихо. Ш-ш-ш… Я тебя держу.
Ева закрыла глаза. Рорк прекрасно знал, что таким образом она, как ребенок, пытается спрятаться от него. Но он отнес ее в спальню, поднял на возвышение, на котором стояла их кровать, сел, держа ее у себя на коленях, и начал растирать махровой простыней.
– Сейчас я принесу тебе халат и дам успокоительное.
– Я не хочу…
– А я, заметь, не спрашивал, хочешь ты или нет. – Рорк схватил ее рукой за подбородок и повернул лицом к себе, привычным жестом провел большим пальцем по маленькой ямочке на подбородке. – Ева, посмотри на меня. Посмотри на меня сию же минуту. – В ее измученных глазах появилось недовольное, по-детски обиженное выражение, заставившее его улыбнуться. – Ты слишком слаба, чтобы спорить со мной, и мы оба это понимаем. Что бы ни причинило тебе боль, ты мне об этом расскажешь, а потом мы вместе решим, что с этим делать. – Он коснулся губами ее лба, щек, губ.
– Я уже об этом позаботилась. Ничего не надо делать.
– Что ж, это сэкономит нам время, не так ли? – Рорк переложил ее на кровать и встал, чтобы принести ей теплый халат.
Из-за нее у него костюм намок, заметила Ева. Чертов костюм небось стоил больше, чем портной зарабатывал за два года. А теперь рукава были мокрыми и плечи тоже. Она молча следила, как он снимает пиджак и вешает его на спинку стула.
Грациозен, как кот, подумала вдруг она. И куда опаснее любого кота. Ушел, наверное, с одного из многочисленных еженедельных совещаний, где обсуждалась покупка солнечной системы. И вот он здесь, роется в гардеробной в поисках халата. Высокий и стройный, с закаленными длительной тренировкой мускулами. С лицом молодого ирландского бога. Способный соблазнить одним взглядом своих глаз немыслимой кельтской синевы.
Она хотела, чтобы он ушел. Она не хотела видеть даже его.
– Я хочу побыть одна.
Он изогнул бровь, склонил голову набок, и шелковистая черная волна волос упала на его лоб.
– Чтобы страдать и мучиться в одиночку? По-моему, тебе лучше провести время в драке со мной. Вот надень.
– Я не хочу драться.
Рорк положил халат на кровать и наклонился так, чтобы их глаза были на одном уровне.
– Будь у меня такая возможность, я бы взял того, кто вызвал это выражение у тебя на лице, дорогая Ева, и спустил бы с него шкуру. Семь шкур, дюйм за дюймом. А теперь надевай халат.