Соседка

Глаза девушки слегка оживились, на побелевших губах появилась слабая улыбка.
– Слоун, – вновь заговорил Мэдисон, – ты должна была постараться ударить меня – как утром. Ты не даешь себе воли ни в чем. Ради бога, не сдерживай эмоций!
– Я постараюсь, – прошептала она. – Может, будешь давать мне уроки… скажем, гнева и раздражения? Пока ты здесь?
– Как только пожелаешь, – ухмыльнулся он, но оба они тут же вспомнили, что это был уже второй из тех тридцати дней, которые он собирался провести под ее крышей. И оба подумали о том, как сумеют прожить этот отрезок времени и что скажут Алисии, если Картеру придется уехать раньше – чтобы сохранить ей верность.
– Ты не доел свое мороженое, – спокойно сказала Слоун, чтобы нарушить затянувшееся молчание.
– Кажется, несколько дней назад я его, наоборот, переел. Алисия пошла в магазин, а мы с мальчишками направились в кафе. Мы съели по хот-догу, и, конечно же, Адам заляпал рубашку горчицей. А потом порция мороженого не смогла, разумеется, вместиться целиком в рот Дэвида и, прокатившись по его рукаву, плюхнулась ему на колени. Вот уж нам досталось от Алисии!
– Не понимаю почему, – натянуто улыбнувшись, проговорила Слоун. – Может, ты намекнешь ей, что она должна следить за детьми и их одеждой – когда вы поженитесь, разумеется?
– Угу. Может быть, – пробормотал Картер, глядя на тающее в вазочке мороженое.
Отвернувшись в сторону, Слоун поглядела в окно. Начинался дождь.
– А ваши книги автобиографичны, мистер Мэдисон, или их содержание – плод художественного вымысла?
Поставив бокал с вином на стол, Картер тайком подмигнул Слоун:
– Мисс Леман, если бы все, о чем я писал, произошло со мной, то мне было бы лет двести, не меньше.
Сидящие за столом рассмеялись. Запеченное мясо краба превзошло все ожидания. Затем Слоун подала запеканку с салатом из сельдерея, спаржу, украшенную дольками лимона, и апельсиновый шербет на десерт. Она взялась за приготовление обеда сразу, как только они вернулись в «Фэйрчайлд-Хаус». Мэдисон поднялся к себе, но, сколько Слоун ни прислушивалась, ей не удалось услышать стука печатной машинки.
Перед тем как подавать обед, хозяйка пансионата приняла душ и переоделась в черную юбку из мягкой шерсти и белую шелковую блузку со складочками на груди и перламутровыми пуговицами на левом плече. Она несколько раз повторила себе, что этот костюм ничуть не более женственен, чем те, что она носила обычно. Но едва она вышла к гостям, двое из них тут же воскликнули, что их хозяйка в этот вечер необычайно привлекательна. Она покраснела, избегая смотреть на Картера, и позвала всех постояльцев, сидевших в гостиной за бокалом вина, в столовую, залитую мягким светом свечей.
Мэдисон спустился к обеду в спортивной куртке, надетой поверх шелковой рубашки цвета слоновой кости с расстегнутым стоячим воротником, и серых широких брюках. Чувствовалось, что он пытался привести в порядок свои густые волосы, но все усилия пропали даром.
Подавая первое блюдо, хозяйка тайком изучала молодого писателя. Его волосы не были кудрявыми, но взъерошенные пряди беспорядочно торчали в разные стороны. Казалось, они сами приняли решение о том, как расти на этой красивой голове, и с тех пор ни парикмахеры, ни фены, ни разнообразные расчески не могли совладать с ними.
Слоун безумно хотелось дотронуться до его волос, когда она накладывала в тарелку Картера порцию салата. Божественный аромат его тела щекотал ее ноздри. От него исходил настоящий мужской запах, но это был запах чистоты и дорогого дезодоранта, и Слоун тут же представила себе, как, должно быть, он прекрасен, когда стоит под душем. Ее руки дрожали, и, когда глаза их встретились и Мэдисон поблагодарил ее за вкусное блюдо, ей показалось, что он говорит:
«Я тоже сейчас думал о том, как ты хороша под душем».
Узнав его, одна из бывших школьных учительниц взмахнула морщинистой ручкой над плоской грудью и воскликнула:
– Картер Мэдисон! Надо же! Я однажды видела вас в передаче «Сегодня». Господи, глазам своим не верю! Я прочла все ваши книги!
Разумеется, одна из книг была у нее с собой, и пожилая дама тут же принесла ее, чтобы Мэдисон оставил свой автограф.
Остальные гости тоже были приятно удивлены, узнав, что в «Фэйрчайлд-Хаусе» остановилась знаменитость. Учительница расспрашивала Картера об автобиографических аспектах его романов, причем говорила она таким голоском, который скорее пристал бы маленькой девочке, а не пожилой матроне.
Мэдисон удовлетворил их любопытство, рассказывая о своих исследованиях, о том, как он готовится писать книгу, причем он ничуть не зазнавался, и это привело гостей в восторг.
Слоун продолжала разносить блюда, ничем не выдавая своего волнения, – все было как обычно. Но хотя голос Картера не дрогнул ни единого раза, девушка знала, что он не сводит с нее глаз, когда она появляется в комнате с подносом или тарелками.
– Наверное, вы захотите выпить кофе с рюмочкой бренди в гостиной у камина? – предложила Слоун, когда все уже доедали обед. Гости с энтузиазмом восприняли ее предложение. – Я сейчас принесу. Усаживайтесь поудобнее.
Она вернулась в кухню, чтобы взять поднос, и еще раз оглядела его, чтобы убедиться, что ничего не забыла. Вдруг дверь распахнулась – на пороге стоял Картер с грязными тарелками в руках.
– Картер! – вскричала она. – Что ты делаешь?
Он поставил тарелки на стол:
– Помогаю тебе… немного.
– Так дело не пойдет, – возразила хозяйка.
– Почему?
– «Почему»? Да потому что ты – мой гость. Постоялец. Что подумают другие?
Мэдисон подбоченился и сжал губы:
– Плевал я на то, что они подумают.
– А я – нет. Мне важно их мнение.
– С каких это пор стало преступлением помогать даме? Ответь мне на этот вопрос.
– Но в ресторане ты бы не стал убирать за собой посуду!
– Да… – И Картер выругался точно так же, как это делали его герои. – Я устал, в самом деле устал смотреть на то, как ты мечешься тут со своими тарелками. Признаюсь тебе – я уязвлен, я стал почти так же пуглив, как и ты! Может, другим и все равно, – он махнул головой в сторону столовой, – но у меня иное мнение. Они – всего лишь постояльцы.
– Как и ты, – отрезала Слоун. Ее груди покрылись мурашками под тонким шелком ее самого красивого бюстгальтера. Она едва уговорила себя надеть его и теперь горячо об этом сожалела: Мэдисон буквально прожигал взглядом ее блузку.
– У тебя такая красивая грудь, – хрипло произнес он. – Но ты дрожишь. Отчего, Слоун?
– О! – только и смогла вымолвить девушка, прикрывая грудь руками и пытаясь придумать хоть что-нибудь в ответ. – Не говори мне таких вещей, – наконец сказала она. – Иначе я буду вынуждена попросить тебя уехать из «Фэйрчайлд-Хауса». Я поступила бы так с любым постояльцем, если бы он сказал, что…
– С постояльцем! Меня это не волнует! Как бы ты поступила с мужчиной! С мужчиной, который говорит женщине, что с каждым часом хочет ее все больше, что у нее красивые…
– Прекрати! Я сказала – прекрати, или тебе придется уехать! – Она не видела, какой яростью зажглись его глаза, потому что повернулась к нему спиной. – Ты всего лишь постоялец в моем пансионате. Вот так-то, Картер, – заявила она, уставившись в пол. – Постоялец.
Мэдисон изверг из себя еще более грубое ругательство, бросаясь вон из кухни.
Понадобилось несколько минут, чтобы Слоун смогла успокоиться и унести тяжелый поднос в гостиную. Она знала, что только угрожала Картеру, обещая выгнать его, и надеялась, что он не воспримет ее слова буквально. Они затеяли опасную игру. Все эти разговоры, взгляды, намеки могли привести к катастрофе. Для нее, для Картера, для Алисии с мальчиками. Ей следует сказать Мэдисону, на какую скользкую дорожку он ступил. Он должен понять, что ничего для нее не значит. Ничего, уверяла она себя, проходя с подносом по длинному коридору.
Одно Слоун знала наверняка. Этим же вечером ее лучший бюстгальтер вернется на свое место в шкафу, и пройдет еще немало времени, прежде чем она вновь его наденет. В нем она чувствовала себя слишком женственной, слишком ранимой, нелепой и смешной до слез.