Соседка

– Но тогда… – нерешительно произнесла Слоун.
– Включая телефон, – перебил ее Мэдисон. – И все знают его номер. Вот звонит, например, мне мать Алисии и спрашивает, не знаю ли я, какого цвета платье будет у моей матери на нашем венчании. Но когда я предлагаю ей самой позвонить моей матери и спросить ее об этом, она восклицает: «Ох! Не могу же я беспокоить ее по пустякам!» Потом звонит отец Алисии и приглашает меня позавтракать в компании его приятелей. А когда я отказываюсь, ссылаясь на работу, он совершенно искренне говорит: «Но тебе же надо хоть иногда есть!» Вслед за ним звонит Алисия, затем – Дэвид, а после него – Адам и…
– Крошка Адам? – со смехом спросила Слоун, живо представив себе всю эту кутерьму. – Но ему же только три годика!
– Ну и что? Он уже умеет набирать мой номер. – Картер покачал головой. – Не могу же я кричать на них. Они не понимают, как это неприятно, когда кто-то прерывает ход твоих мыслей!
– Ну хорошо, а что вы станете делать после женитьбы? Вам ведь все равно надо будет работать, а они едва ли будут вести себя по-другому.
– Да, но тогда я смогу и прикрикнуть на них!
Они вновь тихо засмеялись и неожиданно почувствовали удивительную близость, словно были знакомы сто лет.
– Ну что же, – весело промолвила Слоун, – зато здесь вас никто не будет беспокоить. В комнатах телефонов нет.
– Вот это мне и нужно в данный момент. – Картер был явно очень доволен.
– Алисия сказала, что вы будете работать почти все время. – Слоун надеялась, что Мэдисон не заметил ее возмущенного тона. – Ведь вам, кажется, осталось написать всего одну главу.
Они подошли к лестнице, но Картер, похоже, и не думал брать свой чемодан или машинку. Во время еды он поднял очки на лоб, а теперь опять опустил их на глаза, но не для того, чтобы лучше видеть, а чтобы провести рукой по высохшей лохматой шевелюре.
– Это меня и убивает.
– Разве вы не знаете, чем закончится ваш роман? – Одну руку Слоун положила на дубовые перила, за долгие годы до блеска отполированные ладонями и локтями, а другой опять затеребила пояс халата. Было тихо, они разговаривали приглушенными голосами. Девушка старательно отводила взгляд от курчавых волос на груди Картера, видневшихся из-под расстегнутой сверху рубашки. Ей ужасно хотелось дотронуться до них, но она отгоняла от себя эту мысль.
– Знаю, разумеется. Но мне надо дописать сцену, в которой герой одолевает наконец мерзавца. А также описать любовный акт между двумя главными персонажами.
– Думаю, теперь, когда вас никто не станет отвлекать и вы сможете спокойно сосредоточиться, это будет несложно. Вам удается замечательно передавать переживания героев, и я уверена, что уж в романе с названием «Спящая возлюбленная» у вас не возникнет трудностей с описанием любовных сцен.
Мэдисон широко улыбнулся:
– Но спящая возлюбленная – это не женщина.
– А кто же – мужчина?! – оторопело спросила девушка.
Картер громко засмеялся, но, услыхав ее предупредительное «ш-ш-ш!», сдержал смех, а глаза его улыбались.
– Такого просто не может быть с героем Картера Мэдисона, – промолвил он наконец, притворяясь обиженным. – В моем романе слово «возлюбленная», а правильнее было бы сказать даже «возлюбленное», напрямую связано с чувством долга главного действующего лица. Именно это чувство он пестует в себе. Оно ведет его к цели, руководит всеми его поступками. Но вот однажды он встречает женщину своей мечты, и чувство долга отступает на второй план. Впрочем, в романе все это станет понятным лишь на последних страницах.
Слоун не осознавала, что оказалась в ловушке между Картером и стеной, пока не уперлась в эту стену затылком. Подняв глаза, она посмотрела на Мэдисона.
– Так чем же дело кончится? Что выберет ваш герой? – поинтересовалась она. – Бросит женщину?
Картер пожал плечами, внимательно разглядывая ее лицо, полускрытое тенью. Ее кожу обжигало его теплое, ароматное дыхание.
– Думаю, я оставлю героя наедине с его размышлениями на этот счет. Пусть сам примет решение, но есть еще и героиня. Сможет ли женщина любить мужчину, зная, что он себе на уме и что из их любви ничего не выйдет?
Слоун едва сдерживала себя, чтобы не прижать к груди руки – ее соски вновь напряглись.
– А может, она не будет очень сильно его любить, – предположила девушка. – Может, он заставит ее?
Картер отрицательно покачал головой, не сводя с нее глаз:
– Нет, это исключено. Он же герой, не забывайте этого. А герои никогда не берут женщин силой. К тому же он знает, что она тоже страдает от неопределенности – как и он сам.
– Неужели? – спросила Слоун.
– Я почти уверен в этом.
– Так, значит, у романа будет грустный конец?
– Нет, скорее это будет не грусть, а горькая радость.
– Не думаю, что мне захочется его прочитать, – призналась девушка.
– Зато вы можете мне помочь написать последние страницы.
Картер был уже так близко от Слоун, что она чувствовала жар его тела. В стеклах его очков она увидела отражение своего испуганного лица. А затем с удивлением осознала, что ее губы сами собой приоткрылись, а глаза заволокло дымкой – словом, ее лицо приняло выражение лица женщины, ожидающей поцелуя.
Черт, тема их разговора была настолько двусмысленной, что она потеряла над собой контроль! Тряхнув головой, Слоун осторожно выскользнула из ловушки, образованной его руками и стеной, и бросилась к ступенькам.
– Я провожу вас наверх, – выдохнула она.
– Слоун! – Даже если бы он не схватил ее за запястье, одно это обращение по имени, как к старой знакомой, поразило бы ее. Он произнес ее имя так, словно читал стихи. Девушка поглядела на его руку, сжимающую ее запястье, а затем перевела взгляд на лицо Картера. – Думаю, мне по силам отыскать комнату в конце коридора, – промолвил он, не сводя с нее глаз. – Тебе не стоит беспокоиться.
– Тогда увидимся за завтраком, – торопливо проговорила она. Интересно, он чувствует, как бешено бьется ее пульс? – Завтрак я подаю между половиной восьмого и половиной десятого.
– В постель?
У Слоун словно комок застрял в горле; Картер по-прежнему крепко держал ее руку. Она представила себе, как его сильные пальцы, сжимающие ее запястье, ласкают ее грудь и ей наконец становится легче. Слоун чувствовала, что буквально тает от его прикосновения.
– Что вы имеете в виду? – хрипло спросила она.
– Вы подаете завтрак в постель?
– Ну… если гость предпочитает не спускаться в столовую, я могу принести поднос с завтраком в его… ее… в комнату гостей, – договорила хозяйка.
– Я предпочитаю, – произнес он медленно, глядя ей в глаза.
 
2
Стоя у окна в своей комнате, Картер наблюдал за тем, как Сан-Франциско – потрясающей красоты город – встречает утро. Ему был виден угол Юнион-стрит, на которой располагались самые модные магазины, галереи и рестораны. Солнца не было. Лишь сероватый утренний свет наступал на ночную тьму, открывая взору Мэдисона все новые и новые подробности городского пейзажа. Однако пасмурная погода совсем не соответствовала его настроению.
Ему казалось, что в жизни у него еще не было так солнечно на душе, как в этот день.
Однако переполнявшее его счастье заставляло Картера испытывать вину, чувствовать себя еще большим негодяем, чем самые отпетые сказочные злодеи.
Молодой человек все еще не оделся. Обернувшись через голое плечо на свою кровать, он обратил внимание на то, что она хранит отпечаток его тела. Спал он отлично, как убитый – так обычно спят люди с чистой совестью, которых не мучит чувство вины. Правда, не сказать чтобы он быстро заснул. Нет. Но как только ее образ стал меркнуть в его сознании и он понял, что не может ничего с этим поделать, Мэдисон зажмурил глаза и тут же уснул. А пробудившись, почувствовал, что его лицо растягивается в широкой, довольной улыбке, и ему тут же стало стыдно. Дело в том, что героиней его сновидений была вовсе не Алисия.
Работа. Вот что ему необходимо! Тяжелая, изнурительная, захватывающая все его существо, все его мысли! С сожалением бросив в окно последний взгляд, писатель подошел к небольшому квадратному столику посреди комнаты и поставил на него пишущую машинку. И когда он снял с нее чехол, вложил в каретку девственно чистый лист, достал из папки четыреста с лишним страниц своего незавершенного творения, уложил их справа от машинки и нацепил на нос очки – только тогда Картер Мэдисон занял свое место у рабочего стола. И уставился в пространство перед собой.