Соседка

– Съешьте это, пока не остыло. – Слоун кивнула на поднос.
Он и вправду не ответил на ее стук, но почему же она не ушла, чтобы прийти позже? Может, к тому времени он и рубашку успел бы надеть. А то сейчас на нем были только джинсы. При виде его обнаженной груди она почему-то не почувствовала неловкости. Напротив, влечение к нему стало еще сильнее, чем прошлой ночью.
Картер отвернулся, и Слоун с облегчением вздохнула, радуясь, что не видит больше этих курчавых, жестких волос на его широкой груди.
– Присоединишься ко мне? – предложил Мэдисон.
– Нет, – слишком громко и чересчур поспешно ответила она.
Слава богу, он надевал рубашку. У него была прямая спина с перекатывающимися под загорелой кожей мускулами. Слоун так же сильно хотелось дотронуться до нее, как и до его груди. Заметив его удивленный взгляд, девушка поспешила объяснить свой отказ:
– Нет-нет, благодарю вас. Остальные постояльцы сейчас в столовой. Вдруг им что-нибудь понадобится?
– А я, стало быть, не заслуживаю твоего внимания? – настаивал Мэдисон.
Его изогнутая бровь, которая, похоже, вообще никогда не оставалась спокойной, и сейчас как-то странно дергалась. Картер дразнил ее, провоцировал, и ее нервы не выдержали.
– Несомненно, заслуживаете, – слегка раздраженным тоном ответила Слоун. – Но поймите меня правильно: я не в состоянии быть одновременно в двух местах. Их там шестеро, а вы здесь один. И вы захотели, чтобы я подала вам завтрак в номер. Полагаю, остальные гости не одобрят, если их хозяйка будет слишком много времени проводить в комнате одинокого постояльца-мужчины. За подносом я зайду позже.
Девушка была абсолютно уверена, что ей удалось сдержаться и не хлопнуть дверью, но, судя по тому, как задрожали оконные стекла, ее уверенность была напрасной.
«Это все Алисия виновата», – подумала она, поправляя прическу типичным для расстроенной женщины жестом. Спускаясь по лестнице, Слоун клялась себе, что придушит свою лучшую подругу, как только увидит ее.
Что это случилось с Алисией? Она что, спятила? Отправить такого мужчину, как Картер, к женщине было чистой воды безумием! Разве она не понимала, что этот подцепит на крючок любую? И не важно, что Слоун была ее лучшей подругой – скучной, зависимой и достойной доверия. Слоун не была мертвой, потому что лишь неживая женщина не обратила бы внимания на такого мужчину, как Картер Мэдисон.
Перед арочной дверью, ведущей в столовую, девушка остановилась на мгновение, чтобы перевести дух и радушно улыбнуться.
– Всем принести еще апельсиновых булочек? – спросила она.
– Да! – хором крикнули ее постояльцы.
Вернувшись из кухни с корзинкой апельсиновых булочек, Слоун предложила одной чете, которая собиралась уезжать, завернуть несколько штук с собой:
– Вы сможете пожевать их в машине.
– Как это мило, мисс Фэйрчайлд! Спасибо!
Эта пара была из штата Мэн, и они проехали всю страну, чтобы попасть на Западное побережье. А теперь направлялись назад, к себе домой.
– Нам с Эрнстом так у вас понравилось, – проворковала женщина.
Слоун улыбнулась:
– Тогда у меня есть надежда, что вы порекомендуете «Фэйрчайлд-Хаус» кому-нибудь из ваших друзей, тем, кто тоже задумает отправиться в далекое путешествие к нам на Запад.
– Можете в этом не сомневаться, – с полным ртом заверил ее Эрнст.
Две пожилые дамы, бывшие школьные учительницы, оставались до конца недели. Банкир с женой собирались уехать послезавтра. Слоун уже подсчитала в уме, сколько денег она с них получит, и теперь прикидывала, хватит ли ей этого, чтобы оплатить счета. Налив всем еще кофе, девушка ушла в кухню и там присела со своей чашкой ароматного напитка.
За те девять месяцев, что существовал ее «Фэйрчайлд-Хаус», Слоун удавалось удерживаться на плаву лишь благодаря рекомендациям ее бывших постояльцев. В Сан-Франциско было несколько подобных заведений, но ее – самое новое. К следующей весне она надеялась разместить рекламу в альманахах о путешествиях и в воскресных выпусках газет самых крупных городов. Сейчас же она едва сводила концы с концами, но тем не менее не тонула.
С тех пор как она оставила опостылевшую работу и переехала в Сан-Франциско, главной целью Слоун стало – выжить. Ее помолвка с Джейсоном Хаббардом была расторгнута. Родители Слоун погрустили немного вместе с дочерью, а затем вернулись к своим пыльным книгам и картам, поспешив снова окунуться в мир египетских фараонов. Девушка любила родителей и знала: если их спросить, они скажут, что тоже любят ее. Но рядом с ними она почему-то всегда чувствовала себя не в своей тарелке. Они с готовностью звали ее смотреть на руины, оставленные давно ушедшими поколениями, но начинали раздражаться, когда Слоун признавалась, что ее интересуют совершенно иные материи, и пыталась поговорить с родителями о чем-то другом. Проявления их искренней любви длились лишь короткие мгновения – когда они встречались с дочерью, внезапно вспоминая о ее существовании.
По сути, ни мать, ни отца не интересовало, что она будет делать в будущем. Это, впрочем, не интересовало никого. И Джейсону – красивому, беззаботному Джейсону, похитившему ее сердце и невинность и сказавшему однажды, что она слишком скучна для него, – тоже было на это наплевать. Одна лишь Слоун знала, что если ничего не предпримет, то всю жизнь так и будет прозябать на нудной работе.
Все было непросто, но с деньгами, оставленными ей дедушкой, с дипломом Лос-Анджелесского университета, с любовью к кулинарии, с желанием и молитвами ей удалось сотворить свой «Фэйрчайлд-Хаус». Слоун всерьез занялась антиквариатом, штудируя по ночам специальную литературу. И если она не была занята наклеиванием обоев или окраской стен, то проводила дни напролет на распродажах и аукционах, где за небольшие деньги можно было приобрести что-нибудь стоящее. Таким образом, медленно, но методично девушка обставляла комнаты своего маленького пансионата старинной мебелью.
Втайне она очень гордилась достигнутым, хотя никто и не замечал ее стараний. У других женщин были мужья и дети, занимавшие их жизнь. Эти женщины могли позволить себе быть романтичными, непрактичными, а иногда даже безответственными, потому что знали: мужья о них непременно позаботятся.
Слоун – другое дело. Ей приходилось быть бережливой, постоянно думать о завтрашнем дне, и она зависела от других людей. С самого детства, с того момента, когда она поняла, что ее папа с мамой вовсе не собираются слишком обременять себя родительскими заботами, девочка вынуждена была заботиться о себе сама. И что было проку мечтать о том, что хоть кто-то полюбит ее до того, как она станет высохшей старухой! Как судьбою предначертано, так и будет. И к чему тратить энергию на горькие размышления о том, почему ее никто не любит?
Но в это утро Слоун чувствовала себя хуже, чем обычно. Может, все дело в погоде? Или в желании, охватившем ее? Может, ее терзали мысли о мужчине, который сейчас находился в комнате наверху? Нет, об этом и думать не следует. Он принадлежит ее лучшей подруге, но даже если бы все обстояло иначе, такой красавец в жизни не позарился бы на серую мышку вроде нее.
Тем не менее прошло немало времени, прежде чем Слоун решилась подняться наверх за своим подносом.
Она тихо постучала, надеясь, что Картер или вообще не ответит, или крикнет, чтобы она не мешала ему работать и поскорее уходила. Но вместо этого из-за двери раздалось вежливое «Войдите!».
– Простите, что я вас беспокою и отрываю от работы, – пролепетала Слоун, неловко переминаясь в дверях с ноги на ногу. – Я знаю, что вы не любите этого.
Картер не работал. Он стоял у окна, засунув руки в задние карманы джинсов. Они были до того узкими, что девушка не могла понять, как ему это удается.
Мэдисон уже оделся. И застегнул рубашку. Точнее, почти половина пуговиц была застегнута. На нем были те же кроссовки, что и вчера. Судя по всему, он принял душ: в комнате стоял аромат мужского мыла и хорошего одеколона. Не забыл он и гладко побриться. Влажные волосы были причесаны.