Приглашение в Ад
– Маловат ты для стрельбы из такого калибра, – Артур поднялся. – Ты и в руках его не удержишь.
– Я?! Не удержу?! – Петько возмущенно подпрыгнул. Но тут же позади него из крапивной чащи донеслось тоненькое хныканье.
– Ну? Чего тебе? – Петько недовольно обернулся. Попутно сообщил Артуру. – Он у бати любимчик. Если что, с меня за него три шкуры спустят. Вот я и пасу его. В крапиве. Там особенно не побегаешь.
Голосок снова запричитал, и Петько раздраженно прикрикнул:
– Сказано, не ори!.. Батя-то не знает, что я его в крапиве держу. А я держу.
В интонациях Петька прозвучало горделивое довольство. Так в стародавние времена, должно быть, возвещал Эдиссон об очередном своем изобретении.
– Ладно. Ты это… иди уж лучше к нему, мало ли что. – Артур не знал что сказать. Обладателя тоненького голоска было почему-то жаль.
Петько не ответил. Возможно, о прохожем он успел попросту забыть. Парнишка и сам сознавал, что идти нужно. Громко шипя, он уже продирался сквозь кусачую зелень к малолетнему брательнику. Не без грусти Артур проводил его взглядом.
* * *Сюрпризов обнаружилась пара – и оба из разряда неприятных. Первая же самокрутка, которую Артур свернул из жухлых листьев, согнула его пополам, перетряхнув легкие раздирающим кашлем. Зрение затянуло недоброй дымкой, в висках дробно замолотило. Это была не просто горечь, это был яд, и чтобы продышаться, Артуру пришлось присесть на травянистый взгорок. Вот и покурил, куряка! Насладился!.. Притоптав окурок, он еще добрую минуту откашливался и отплевывался. Впрочем, особого расстройства не ощутил. Нет, так нет. Может, оно и к лучшему.
Возобновив путь, он вскоре разглядел в стороне от тропки довольно приличную горку снега. Не поверив глазам, свернул к находке. Зрение не обманывало. Над краями ложбины рыхловатой шапкой высился отливающий сахарным блеском снег. Приблизившись к зимнему островку, Артур погрузил руки в рассыпчатую прохладу, зачерпнув в пригорошни, медленно и со вкусом провел по разгоряченным щекам, выжимая из хрусткой мякоти стекающие по лицу капли январского сока. Кожу защипало, и, нахмурившись, он лизнул снег, тут же с отвращением сплюнул. Природа посмеялась над ним вторично. Снег оказался едким и горьким. Отряхнув руки, Артур тщательно протер влажное лицо платком.
Выходит, верно говорил Петько: добраться до города будет совсем не просто. Этого леса Артур не знал, как не знал и этого снега. Вероятно, не знал он еще очень и очень многого. Годы изменили планету, безжалостной кистью преобразили ее к худшему. Тот же Петько упоминал о каких-то Вулканах, о Синем Болоте, о волосатиках. Словом, пытался напугать по полной программе. Наверное, даже хорошо, что в городе мальчугану еще не довелось побывать. Услышать что-нибудь жуткое про Воскресенск было бы невыносимо. Терялся последний смысл, последняя причина для выживания. Чего ради тогда совершал он этот побег, чего ради терпел долгие подземные годы?…
Артур глотнул из фляжки, сухо прокашлялся. Пожалуй, о городе ему действительно не следовало ничего знать. Чтобы добраться до Воскресенска, требовались нервы и требовался трезвый, не обремененный переживаниями рассудок.
Шагая, Артур напряженно высматривал тропку. Среди летней перезревшей поросли она едва угадывалась. Похоже, по ней давно не ходили – так давно, что очень скоро он все-таки сбился с пути и был вынужден углубиться в лес, отталкиваясь армейскими каблуками от хвойного пружинящего ковра, продираясь напролом через облепленный паутиной кустарник. Потеря тропки не слишком его беспокоила. Примерный маршрут он в целом себе представлял и, переходя с шага на бег, а с бега на шаг, много быстрее, чем рассчитывал, достиг указанной Петько просеки. Где-то слева должно было оставаться то самое печально знаменитое Синее Болото, сама же просека выводила к железнодорожной ветке, берущей начало в Воскресенске.
Артур прошел еще немного и вскоре в самом деле разглядел высокую, увенчанную корешками шпал насыпь. Вскарабкавшись к порыжелым от ржавчины рельсам, бегло огляделся. Окрестности отсюда просматривались как на ладони, и более всего его поразила метаморфоза, случившаяся с лесом. Еще недавно Артур касался шершавых стволов ладонями, прятался от жаркого солнца под раскидистыми кронами берез, и вот теперь эти же кроны слились в подобие разлившегося от горизонта до горизонта моря. Море – оно ведь тоже бывает зеленым. И, откликались на ласковый массаж ветра, по кронам деревьев прокатывались те же исполинские волны. Жаль, портили пейзаж мусорные завалы по обеим сторонам насыпи. Полиэтиленовые пакеты, тряпье, банки, какая-то проволока – останки цивилизации, следы, следы и еще раз следы… Мало кто из живущих не мечтает оставить в этом мире свой собственный весомый отпечаток. Вот и оставляют, не замечая, что все давным-давно истоптано.
Хорошо, хоть воздух был чист и свеж. На секунду зажмурившись, Артур глубоко вздохнул. Только свой подземный брат-солдафон понял бы его в эту минуту.
Двинувшись по шпалам, он тут же услышал недовольное карканье. Как в той деревушке, на свалке, по обе стороны железной дороги царствовало воронье воинство. Чувствовали они себя здесь полноправными хозяевами и, вразвалку ступая по рельсам, недоуменно оглядывались на приближающегося человека. Отвыкшие от людей, они уступали ему дорогу лишь в самый последний момент, неспешно, словно ныряльщики приседали, отталкиваясь от рельса умелыми прыжками. Шумно хлопали крылья, и черные птицы взмывали в небо, явно прицеливаясь к одинокому путнику, вероятно, взвешивая своим вороньим умом все «за» и «против». Артур не сомневался, возникни у них такое желание, они заклевали бы его в пять-десять минут. Их было здесь страшно много – этих летающих миникрепостей, и пулемет Артура, конечно же, не сумел бы его выручить.
Где-то вдали, в придорожных кучах, мелькнул чей-то облезлый хвост. Либо волк, либо лисица…
Зазевавшись, Артур чуть было не споткнулся. Ноги увязли в развороченном грунте. Метров двадцать или тридцать железнодорожного полотна были сознательно разрушены. Опустив голову, он удивленно присвистнул. Зрелище того стоило. Словно кто воткнул в насыпь гигантский плуг и пропахал им железную жорогу, вспоров тяжелые шпалы, словно жалкий нитяной шов, выворотив брусья из земли, вздыбив расщепленными поленьями.
Подивившись той дурной силе, что позабавилась здесь, Артур обошел исковерканный участок стороной.
Возможно, таким образом город хотел подстраховаться от «адского бронепоезда», а может, куражился кто-то из пришлых.
Мелькавший впереди «хвост» приблизился, оказавшись удивительно грязным неизвестной породы псом. Впрочем, порода была знакома – дворянско-пролетарская. Да и норов у пса был откровенно простецким. Едва завидев человека, он радостно тявкнул и, поскуливая от нетерпения, забуксовал лапами, выползая вверх по склону, а, выбравшись, во все лопатки припустил навстречу. Восторг пса был неподдельным. Зайцем заскакав вокруг Артура, он бурно ликовал, словно нашел давно потерянного хозяина.
– Ну, ну! Только без горла! – Артур сдержанно усмехнулся, хотя радость пса его тронула. Очень уж забавен был вид четвероногого друга. Пара доверчивых глаз взирала на человека чуть ли не с умиленной слезой, лапы все так же возбужденно перебирали землю. Убедившись, что его не собираются гнать, пес, кажется, решил для себя все раз и навсегда. Он более не был беспризорным, не был диким и неприкаянным. Всю свою полуголодную свободу он добровольно складывал к ногам этого стоящего перед ним мужчины в камуфляжной форме. Новый хозяин был огромным и широкоплечим. Он не собирался нагибаться за камнем или за палкой, не бранился и не кричал, – стало быть, это действительно был ХОЗЯИН, и, поверни сейчас Артур в лес, к Вулканам и Синему Болоту, пес, не колеблясь, двинул бы следом за ним.
Теперь они шагали вдвоем, и Хвост размеренно семенил чуть впереди, с озабоченностью обнюхивая встречную падаль, спугивая грузноватых воронов. При этом он ежеминутно оглядывался – возможно, дабы лишний раз убедить себя, что все случившееся не сон, что новый хозяин – вполне зримая реальность. Худой, покрытый колючками и репеем, с костлявым ободранным задом, он радовался уже одному тому, что не придется больше выть по ночам, а, забегая в мертвые поселки, ужасаться вездесущей смерти. Повеселевший, забывший даже об убежавшем под кривые ребра животе, он перебирал лапами разогретую землю, ловя слухом и всем своим чутким телом шаги ступающего за ним человека.