Ноктюрн Пустоты
— Профессионал. Очень узкий, несовременный профессионал… Астрофизик… Или художник-гравер…
— Или… «Эдди возьмется»? — вставила смело Мария.
— Кто, кто? — Я смотрел на нее оторопело. — Какой еще Эдди?
— Я!
Сын встал с кресла, и мы увидели, какой он огромный, широкоплечий, модный в новой футболке. И все же какой беспомощный в своей мрачной решимости завоевать мир в одиночку…
— Сядь, — устало сказала мать, и он сел. — Побудь пока с нами…
— Пап! — Эдди переменил тему разговора. — А как ты узнал о землетрясении в Токио? Почему прилетел вовремя?
Я шутливо махнул рукой.
— Маленький профессиональный секрет, Эдди. Все остальное я тебе расскажу.
— Понятно. — Эдди подмигнул мне. — Секрет есть секрет.
Но и сейчас я не мог рассказать ему об Аллене, своем лучшем друге, который живет на космической орбите. Как не мог рассказать честнейшему Юрику, почему я узнал про вулкан. Это в интересах самых близких мне людей — Марии, Эдди… И самого Аллена.
Был очень тихий день, спокойный вечер. Мы больше не возвращались к замыслам Эдди сделать самостоятельно миллион. Вопрос для нас с женой бессмысленный: для кого миллион, когда он уже есть в семье? Но Эдди упрямо решил зарабатывать на жизнь самостоятельно. И конечно, прославиться. Мы глядели на жизнь с разных сторон: Эдди чувствовал себя взрослым, а я и Мария по-прежнему считали его ребенком. И хотя в тот вечер мы много болтали и смеялись, было ясно, что Эдди уходит, удаляется от нас…
Утром раздался звонок агента. Он сообщил, что в одном из провинциальных городков Италии произошел взрыв. Связь работала плохо.
— Что там случилось? — кричал я в трубку, оглядываясь на Марию.
— Обычная история… Убитых мало, раненых полно… На ваше усмотрение, шеф… Жаль только детей…
— Детей? — Я увидел в зеркале бледное лицо сына, стоявшего за моей спиной. — Еду! — крикнул в трубку.
Эдди одобрительно кивнул.
…Когда я вернулся, Марии и Эдди дома не было. На столе лежали две записки.
Глава шестая
Зачем я туда поехал? Не знаю. Может быть, под впечатлением разговора с сыном, его испуганного лица, когда мы услышали о раненых детях.
История оказалась заурядной. Какая-то иностранная фирма открыла заводик под фальшивой вывеской. Какая — никто не знает. После взрыва цистерны с ядовитым газом сюда нагрянули полиция и санитарные машины. Документов в конторе никаких не оказалось. Хозяин завода как в воду канул. Перепуганные служащие не могли даже назвать его фамилию, только имя: синьор Луиджи. Сейчас синьора Луиджи искала полиция.
Я увидел несколько каменных сараев с допотопной аппаратурой. За деревянным забором — пустой поселок, дома с выбитыми стеклами и свежими на фасадах табличками: «Осторожно! Опасная зона». Пострадавших от взрыва жителей увезли в больницы, остальных эвакуировали.
Между домами мелькнули две фигуры и при нашем появлении исчезли.
— Эй! Не видите надписей? — крикнул один из сопровождавших меня полицейских и сердито добавил: — Из-за какой-то забытой в доме тряпки рискуют здоровьем.
— Найти бы этого фирмача и набить ему морду! — сказал другой. — Как вы смотрите на такую меру, мистер Бари?
— Положительно.
Я моментально завоевал их симпатию. Мы шли в особых костюмах по выжженной земле, а люди были беззащитны перед ядовитым взрывом. Многие получили ожоги, повредили легкие, зрение.
Полицейские провели меня в ближайшую больницу; больше на месте происшествия снимать было нечего.
Увидев журналиста, лежащие на койках люди начали проклинать проходимца Луиджи, просили отыскать его поскорее и привести к ним — уж они-то знают, что ему сказать. Рассказывали они охотно, перебивая друг друга, но смолкали, когда кто-то из товарищей заходился кашлем или вскрикивал от внезапной боли.
Вдруг я заметил странное существо. Белая гипсовая маска уставилась на меня. В маске было две прорези: щель для рта и отверстие для глаза. Темный зрачок с любопытством прицелился в меня.
— Ты кто? — спросил я в полной тишине.
— Джино, — раздался хриплый шепот из-под гипса.
— Сколько тебе лет?
— Семь.
— Как твои дела, дружище?
— Я играю.
И Джино показал мне прозрачную коробку с рыжим муравьем, который карабкался по гладкой стенке.
Тишина прервалась хором голосов:
— Это наш Джино… Мужественный Джино… Вы видите, как он пострадал?.. Но ведь жив, а отец с матерью сгорели сразу. Остался сиротой, бедняга!..
— Тихо! — сказал я. — Он сам расскажет. — И поднял камеру.
— Я сирота, — прошипела гипсовая маска. — Мне семь лет. Я мальчик. Зовут Джино…
Этот обжигающий шепот услышал мир.
Джино играл во дворе дома со своим муравьем, запрятанным в коробку, когда рядом что-то сверкнуло, и он упал на песок. Муравей, зажатый в руке, остался цел и невредим. Джино очнулся в гипсе и бинтах. Он повторял чужие слова, но не понимал до конца их смысла.
— Вы, случайно, не синьор Луиджи? — спросил меня Джино.
— Нет, — я покачал головой. — Если бы я был Луиджи, я бежал бы от тебя со всех ног.
— Я знаю: вы добрый. — Джино отвернулся от меня и стал разглядывать своего золотого муравья в солнечных лучах.
Несколько дней пытался я найти какие-нибудь следы Луиджи.
— Никаких документов он не оставил, — пояснил полицейский комиссар. — Какие машины привозили на завод ядовитое сырье, куда, через какие порты, в какие страны шла дальше продукция — ничего пока не известно. Мы установили только, что ядовитые отходы они спускали прямо в реку…
Я знал, что в этой стране даже при наличии документов установить истину было чрезвычайно трудно.
— В палате депутатов все в недоумении. — Комиссар доверительно нагнулся ко мне. — Между нами, господин Бари, сегодня в палату поступил запрос: неужели это взрыв химического вещества, а не естественная катастрофа, раз сюда прибыл сам господин Бари? — Комиссар дружелюбно рассмеялся.
— У вас, комиссар, все любят поговорить… Но между нами, если вы не найдете подлеца по имени Луиджи, кто возьмет на себя заботу поставить на ноги Джино: вы, я или этот шутник-депутат?
Комиссар помрачнел.
— У меня шестеро…
— Значит, вы отпадаете?
— Предварительные сведения, господин Бари, таковы, — сухо сказал комиссар. — Человек, похожий на Луиджи, в тот же день уехал в Швейцарию.
— Благодарю вас за информацию.
Я решил натравить на полицию, палату депутатов, вообще на всю государственную бюрократию газетчиков. Передал в вечерние выпуски римских газет снимки Джино и информацию о лжехозяине завода, послал такие же материалы в швейцарские редакции и ряд других европейских газет.
— Скажите, Бари, почему вы занялись этой житейской прозой? — спросил меня старый знакомый, один из римских редакторов.
— Не люблю подлецов, Титто!.. У тебя есть дети?.. Ты видел это? — Я подвинул ему снимок Джино.
— Понимаю, Бари, — пробормотал Титто. — Мы отыщем эту скотину. — И крикнул в громкосвязь: — На первую полосу снимок Бари. Заголовок — крупно: «Джино ищет Луиджи!» Подзаголовок: «Разыскивается подставной директор фирмы, превращающей Италию в помойную яму Европы…» Пойдет так, Бари?
— У тебя — пойдет…
Несколько дней ждал я, пока отыщут «скотину Луиджи». Полиция ряда стран, разозленная прессой, работала четко, но безрезультатно. Я колебался, давать ли репортаж в эфир без точного адреса виновных в катастрофе. Позвонил врачу и узнал, что состояние Джино ухудшилось. Решил — дать.
В те минуты, когда в эфир многих стран пошла «Телекатастрофа». Экстренный выпуск из Италии», я навестил Джино.
Он лежал безучастный к разговорам на своей койке. Муравей неподвижно застыл в коробке.
— Привет!
Он не отозвался.
И тогда я сел рядом с Джино и приложил к гипсовой маске травяную коробочку, выписанную мной из Токио.